Дело Лузина

Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности.

«Дело Лузина» — политическая травля академика Н. Н. Лузина и разбор его персонального дела Комиссией Президиума АН СССР, продолжавшиеся со 2 июля по 5 августа 1936 года.^[1]

Предпосылки

В сентябре 1930 года неформальный глава московской математической школы Д. Ф. Егоров поплатился за духовную независимость и религиозные убеждения. Он был арестован по делу «катакомбной церкви», по которому оказался среди главных обвиняемых. Перед этим Д. Ф. Егоров подвергся атакам идеологов «пролетарского студенчества», был смещён с поста председателя Предметной комиссии по математике и с поста директора Института математики и механики Московского университета. Арест «профессора-вредителя» Д. Ф. Егорова приветствовала «инициативная группа» Московского математического общества, которая на заседании 21 ноября 1930 года приняла декларацию о борьбе с «егоровщиной».^[2]

После этого Н. Н. Лузин уклонился от руководства Московским математическим обществом и покинул университет, чтобы не сталкиваться с «пролетарским студенчеством». Председателем Московского математического общества после Д. Ф. Егорова стал Эрнест Яромирович Кольман. Н. Н. Лузина приютил академик Сергей Алексеевич Чаплыгин в ЦАГИ, кроме того, Н. Н. Лузин оставался руководителем отдела теории функций в Физико-математическом институте им. В. А. Стеклова в Ленинграде. Был он также председателем Математической группы Академии наук.

В 1931 году Э. Я. Кольман опубликовал программную статью «Вредительство в науке», где он рассматривал вредительство в науке как неизбежное и всеобщее проявление классовой борьбы: «какой бы абстрактной и „безобидной“ на первый взгляд ни казалась та или другая ветвь знания, вредители протянули к ней свои липкие щупальцы».^[3] После возмущения вредителями, а затем низким уровнем научного и технического просвещения, Э. Я. Кольман представляет своё видение правильной организации науки: «Разве не менее возмутительно, что Коммунистическая Академия до сих пор не превратила свою Техническую секцию в активный, руководящий всей технической мыслью страны орган, что её Ассоциация естественно-научных институтов, секций и обществ далеко не является тем бдительным стражем на идеологическом фронте и активным строителем партийной, коммунистической науки, которым она должна быть?» Эта идея — отдать руководство наукой в руки воинствующих идеологически правильных дилетантов (каковым был сам Кольман) — не была реализована до конца.

Внутри «Лузитании» серьёзные конфликты начались ещё в 1919 году. Смерть М. Я. Суслина от тифа произошла в период его ссоры с учителем. Далее постепенно усиливались споры об авторстве результатов, опубликованных в совместных работах, о продвижении в Академию и др. (эти конфликты нашли подробное отражение в документах «дела Лузина»^[1]). После отставки и ареста Егорова в Московской математической школе произошла «культурная революция».^[4] Молодые математики — П. С. Александров, Л. А. Люстерник, Л. Г. Шнирельман, А. О. Гельфонд, Л. С. Понтрягин и др. — с помощью Э. Я. Кольмана захватили власть в Московском математическом обществе: они провозгласили программу реорганизации математики и «сближения с задачами социалистического строительства». Конфликт перерос академические границы, когда Кольман и антилузинская группа математиков стали использовать друг друга в борьбе за свои цели.

После разгрома «егоровщины» Э. Я. Кольман публикует в 1931 году семь статей в сборнике «На борьбу за материалистическую диалектику в математике»^[5], направленых против «откровенного идеалиста и солипсиста» Лузина — соратника Егорова, против его аналитических множеств и «непрерывных функций Московского математического общества» в целом. Одновременно он пишет донос на Лузина, датированный 22 февраля 1931 года и ставший первым документом в папке «Дела Лузина».

5 июня 1931 года в Москве состоялась I Всероссийская конференция по планированию математики. По докладу Э. Я. Кольмана конференция приняла резолюцию «О кризисе буржуазной математики и о реконструкции математики в СССР». В докладе и резолюции Н. Н. Лузин обвинялся в идеализме, приводящем к «кризису основ математики».^[6]

В 1933 году по сфабрикованному делу «Национал-фашистского центра» был арестован и осужден друг Н. Н. Лузина — священник П. А. Флоренский. Принужденный оговорить Н. Н. Лузина, П. А. Флоренский свидетельствует, что тот якобы руководил внешнеполитической деятельностью «Национал-фашистского центра» и получал инструкции непосредственно от Гитлера.^[7][8] Сам Н. Н. Лузин проходит по документам дела, но пока ещё не привлекается.

Политическая травля

Публичная официальная политическая травля Лузина была начата статьями в газете «Правда»: 2 июля 1936 года «Ответ академику Н. Лузину» и 3 июля 1936 года «О врагах в советской маске»^[9]. Несмотря на анонимность статей, различные эксперты сходятся в том, что их автор — Э. Я. Кольман^[1]. Очевидно также обилие деталей, исходящих из ближайшего окружения Лузина: судя по всему, кто-то из лузитанцев консультировал Кольмана.

В тот же день, 3 июля, главный редактор «Правды» Л. З. Мехлис пишет письмо в ЦК партии о том, что собранные редакцией «Правды» материалы, связанные «с делом академика Н. Лузина, выявили… один серьёзного значения недостаток в работе научных организаций. Сводится этот недостаток к тому, что большинство учёных наиболее интересные свои работы считают нужным публиковать главным образом и раньше всего не в СССР, а в заграничной печати.» Мехлис просит «ЦК ВКП(б) санкционировать развернутое выступление по этому вопросу на страницах „Правды“». Сталин накладывает резолюцию: «Кажется, можно разрешить»^[1].

По научным и партийным организациям страны прокатилась волна собраний с решениями в поддержку критики Лузина. Была создана Комиссия Президиума АН СССР по делу академика Н. Н. Лузина в составе: вице-президента Академии Г. М. Кржижановского (председатель), академиков А. Е. Ферсмана, С. Н. Бернштейна, О. Ю. Шмидта, И. М. Виноградова, А. Н. Баха, Н. П. Горбунова, членов-корреспондентов Л. Г. Шнирельмана, С. Л. Соболева, П. С. Александрова и проф. А. Я. Хинчина. На заседаниях Комиссии присутствовал Э. Я. Кольман, бывший в то время заведующий Отделом науки МК ВКП (б).

Позиции членов комиссии и других учёных, привлечённых к обсуждению «Дела» были чрезвычайно неоднородны. Если старшие участники, далёкие от жизни математического сообщества, — Г. М. Кржижановский и А. Е. Ферсман — «отрабатывали» заказ власти на ограничение зарубежных публикаций и контроль зарубежных связей, но не стремились строго «покарать» Н. Н. Лузина, то часть учеников Лузина (П. С. Александров, А. Н. Колмогоров, А. Я. Хинчин) использовала ситуацию для сведения счётов по застарелым «семейным» лузитанским обидам и для борьбы за власть и влияние в математическом сообществе. В своих нападках на учителя они настолько увлекались внутрицеховыми претензиями и отходили от генеральной линии обвинения в «раболепии перед Западом», что и им досталось во втором залпе «Правды» — в статье «Традиции раболепия» от 9 июля 1936 года. Эти нападки были крайне негативно оценены А. Лебегом, В. Серпинским, А. Данжуа и другими зарубежными учёными, однако получили поддержку части учеников Лузина и многих других его соотчественников^[10].

Однако нападали на учителя не все его ученики. Например, М. А. Лаврентьев и П. С. Новиков уклонились от участия в работе комиссии, хотя их имена назывались П. С. Александровым среди тех, кого «ограбил Лузин». Активно защищали Лузина член Комиссии академик С. Н. Бернштейн и академик А. Н. Крылов, выступили в защиту также влиятельные члены Академии В. И. Вернадский, Н. С. Курнаков и Н. В. Насонов. Академик П. Л. Капица уже 6 июля 1936 года направил В. М. Молотову гневное письмо: «Статья в „Правде“ меня озадачила, поразила и возмутила».

Для многих было очевидно, что Комиссия должна осудить поведение Лузина, но вопрос был в том, признает ли она его «вредителем», или просто постановит, что его поведение было недостойным. Все остальные детали: кто у кого заимствовал идеи, какие отзывы писал Лузин, а какие не писал, где он печатал свои работы, а где не печатал, — не были существенны для дальнейшей жизни или смерти учёного.

Одна из первых версий решения, прозвучавшая 11 июля, характеризовала Лузина, как врага, «своей деятельностью за последние годы принёсшего вред советской науке и Советскому Союзу». С высокой вероятностью это означало длительное заключение или даже смертный приговор. Неожиданно после заседания в его итоговой формулировке решение-приговор «приносил вред советской науке и Советскому Союзу» было сокращено руководителем Комиссии (без публичного обсуждения) до «принёс вред советской науке». На следующем заседании Комиссии 13 июля Г. М. Кржижановский предложил ещё более мягкую формулировку: «… поступок Лузина является недостойным советского учёного…» с неясным обоснованием (чтобы избежать плагиата из «Правды») и с намёками на высочайшее одобрение. Недавно выяснилось ^[11], что что письмо П. Л. Капицы на имя В. М. Молотова было размножено в 16 экземплярах для членов Политбюро ВКП(б) и обсуждено вместе с другими письмами в защиту Н. Н. Лузина. После этого решение комиссии было смягчено (по некоторым сведениям, Сталин разрешил это Кржижановскому при личной встрече^[1]): Н. Н. Лузин остался членом Академии, ему «давали возможность исправиться», дело не переросло в судебное, он остался на свободе.

На следующий день, 14 июля, «Правда» публикует статью «Враг, с которого сорвана маска», где Лузин назван «классовым врагом», который «рассчитывает на мягкотелость научной среды». Л. З. Мехлис жаловался наверх на мягкость Г. М. Кржижановского и Комиссии, но своего не добился. Итоговое («мягкое») заключение Комиссии АН СССР было опубликовано 6 августа 1936 года в «Правде». Кончалось это заключение словами: «Всё изложенное выше, резюмирующее многочисленный фактический материал, имеющийся в Академии Наук, тщательно разобранный, полностью подтверждает характеристику, данную Н. Н. Лузину в газете „Правда“». Там же было опубликовано и «Постановление Президиума Академии наук об академике Н. Н. Лузине», где говорилось: «Президиум считает возможным ограничиться предупреждением Н. Н. Лузина…». Публикацию этих документов предваряла передовая статья «Достоинство Советской науки», громящая Лузина и «лузинщину», полная грозных намёков: «…предостережение получил не только академик Лузин. Ему принадлежит, быть может, первое место среди врагов советской науки и советской страны, — первое, но не единственное. Лузинщина ещё гнездится кое-где в советской научной общественности.»

Президиум Российской академии наук поставил точку в «деле Лузина» своим Постановлением № 8 от 17 января 2012 года,^[12] отменив Постановление Академии наук CССР от 5 августа 1936 года.

Последствия

Клеймо врага в советской маске сильно осложнило последние четырнадцать лет жизни Лузина. Он оказался без работы и без средств к существованию. Однако в 1939 г. Виктор Сергеевич Кулебакин^[13] принял Н. Н. Лузина на работу в Институт автоматики и телемеханики АН СССР (ныне Институт проблем управления им. В. А. Трапезникова РАН). И здесь, когда травили другого исследователя, Георгия Владимировича Щипанова, Лузин (вместе с Кулебакиным) поднял голос в его защиту. Председательствовал на Комиссии по оценке работы Г. В. Щипанова академик О. Ю. Шмидт (он же был одним из обвинителей Лузина). Комиссия признала работы Щипанова абсурдными, несмотря на зафиксированное особое мнение В. С. Кулебакина и Н. Н. Лузина, считавших, что необходимы дальнейшие исследования^[14]. Позднее «условия компенсации Щипанова» были признаны выдающимся открытием^[15].

После «Дела Лузина» советские учёные сократили публикации за границей. Зарубежные контакты были взяты под контроль. Тенденция к изоляции началась раньше, и дело Лузина только окончательно оформило эту тенденцию в официальную политику^[4].

Травля Лузина не была ни первым, ни изолированным случаем. В Ленинграде на месяц раньше (4 июня) началась аналогичная кампания по обвинению Пулковской обсерватории в преклонении перед Западом. А 18 июля 1936 года в «Ленинградской правде» вышла статья «Рыцари раболепия», где учёные Пулковской обсерватории обвинялись в публикации результатов в первую очередь в иностранных изданиях. Набирало обороты Пулковское дело.

По стране прошла волна региональных кампаний и дел. Например, в Томске был разгромлен набиравший международную известность журнал «Известия НИИ математики и механики», издаваемый на немецком языке эмигрантами-антифашистами Стефаном Бергманом и Фрицем Нётером (братом Эмми Нётер)^[16]. В Харькове было принято решение издавать известный советский журнал «Physikalische Zeitschrift der Sowjet Union» на украинском языке. Правда, это решение было сразу отменено центральной властью^[4].

Были созданы предметные подкомиссии по борьбе с лузинщиной. Председателем такой подкомиссии по лузинщине в физике был назначен академик А. Ф. Иоффе (не проявивший в этой борьбе заметной активности), а её членом был директор Пулковской обсерватории профессор Б. П. Герасимович (уже обвинённый в раболепии перед Западом). Вскоре после этого Б. П. Герасимович был осуждён и расстрелян по «Пулковскому делу».

За Делом Лузина последовали гонения на генетику, арест Н. И. Вавилова и т. д.

Примечания

1. ↑ ^{1 2 3 4 5} Демидов С. С., Левшин Б. В. (отв. редакторы), Дело академика Николая Николаевича Лузина Институт истории естествознания и техники им С. И. Вавилова РАН, Архив Российской Академии Наук.
2. ↑ Инициативная группа считает, что борьба с «егоровщиной» должна быть бескомпромиссной, ибо «формальное отмежевание» мало что дает, особенно если оно связано с пацифистским «отрицанием необходимости революционного террора, с проповедью „общечеловеческой“ морали и с примиренчеством на основе этой морали… с готовностью идти к социализму, но без жертв, без борьбы». (Подписали проф. Люстерник Л. А., проф. Шнирельман Л. Г., профессор Гельфонд А., доцент Понтрягин Л., проф. Некрасов) Цит. по: Боголюбов А. Н., Роженко Н. М., Опыт «внедрения» диалектики в математику в конце 20-х — начале 30-х гг. Вопросы философии. 1991. № 9. С. 32-43.
3. ↑ Кольман Э. Я. Вредительство в науке // «Большевик». — 1931. — № 2. — С. 71-81.
4. ↑ ^{1 2 3} Александров Д. А. Почему советские учёные перестали печататься за рубежом: становление самодостаточности и изолированности отечественной науки. 1914—1940 // Вопросы истории естествознания и техники. — 1996. — № 3. — С. 4.
5. ↑ На борьбу за материалистическую диалектику в математике. Сб. статей. Под ред. С. А. Яновской. М.-Л., 1931
6. ↑ Материалы конференции по планированию математики // Математический сборник. — 1931. — № 3-4. — С. 5-8.
7. ↑ Токарева Т. А., Хроника социальной истории отечественной математики
8. ↑ Существует труднопроверяемая легенда об этих показаниях П. А. Флоренского. В ней говорится, что доведённый до крайности он начал давать показания, но так, чтобы построенные на них обвинения рассыпались при малейшей проверке. Например, он мог утверждать, что Лузин встречался с Гитлером тогда, когда он заведомо не выезжал из СССР, и т. п.
9. ↑ «О врагах в советской маске» Опубликовано в газете «Правда» 3 июля 1936 года.
10. ↑ Беседы с одним московским математиком. Воспоминания В. А. Ефремовича.
11. ↑ В четверг поутру с Сергеем Петровичем Капицей
12. ↑ Постановление Президиума РАН № 8 от 17.01.2012 «Об отмене постановления Президиума Академии наук СССР от 5 августа 1936 г. (протокол № 16)»
13. ↑ Виктор Сергеевич Кулебакин на сайте ИПУ РАН
14. ↑ Щипанов Георгий Владимирович на сайте ИПУ РАН.
15. ↑ Васильев С. Н. Труды Научного семинара «70 лет теории инвариантности»: Москва, 2 июня 2008 г.. — М.: URSS, 2008. — 256 с.
16. ↑ Кликушин М. В., Красильников С. А., Анатомия одной идеологической кампании 1936 г.: «лузинщина» в Сибири // Советская история: проблемы и уроки. Новосибирск, 1992.

Ссылки

• Изжить лузинщину в научной среде! // УМН. — 1937. — № 3. — С. 3—4.  (Проверено 11 августа 2011)
• С. С. Демидов, В. Д. Есаков. «Дело академика Н. Н. Лузина» в коллективной памяти научного сообщества. — СПб., 1999.
• Дело академика Лузина / Под ред. Демидова С. С., Левшина Б. В.. — РХГИ, 1999. — 368 с. (стенограммы выступлений)
• С. С. Кутателадзе. Трагедия отечественной математики // Вестник Владикавказского научного центра. — 2007. — Т. 7. — № 1. — С. 65–68. (расширенная версия)
• C. С. Кутателадзе. Корни дела Лузина // Сиб. журн. индустр. матем. — 2007. — Т. 10. — № 2. — С. 85–92.
• C. С. Кутателадзе. Срок давности и честь науки.