ЯЗЫК

ЯЗЫК

(language) Суть политики состоит в борьбе принципов и теорий общества. Поэтому язык для политики – то же, что кислород для атмосферы: язык является особым, исключительно важным компонентом политики. Восприятие политических реалий формируется строем и эмоциональностью языка. Слова не просто описывают политику – они сами являются частью описываемой политики. Можно утверждать, что выбор слова в большей части наших рассуждений является актом политическим. Академическая наука, изучающая политику, оказалась неспособной разработать общепринятую, "нейтральную" лексику наподобие той, которая существует в естественных науках и – до некоторой степени – в экономике. Поэтому изучение политики, как и она сама, оказывается по большей части состязанием в словесном искусстве, языковой игрой. Даже Мао Цзэдун (Mao Zedong), заявивший, что "политическая власть растет из ствола винтовки", считал, что для достижения коммунистической цели "красные книжечки" с его изречениями служат лучше, чем пули. Однако тот факт, сила воздействия пера неизмеримо превосходит силу меча, вызывает затруднения в понимании проблемы. Например, немалая часть феминистской теории настаивает на том, что существующий язык служит формой атрибутов патриархата, или власти мужчин: определяясь как вид, мы называем себя человеком, человеческим родом, и Бог в нашем представлении – тоже мужского рода. Можно предположить, что эти языковые формы способствуют внедрению в сознание и укоренению представлений господствующей роли мужчин в общественных институтах. Вместе с тем чрезвычайно сложно наглядно продемонстрировать результаты подобного словоупотребления или опровергнуть голословные заявления о том, что это всего лишь банальности. Еще труднее показать, что языковые формы служат формами или инструментами "власти" (в любом приемлемом смысле), которую мы можем считать имеющей влияние на общество. В романе "1984" Оруэлл изобразил общество, где государство управляет народом посредством преднамеренного манипулирования языком, введя напыщенную жаргонную форму (английского) языка – "новоречь", почти полностью лишеную нравственного и философского своеобразия, имеющего столь важное значение. В основном это отражало представления Оруэлла о тоталитарной диктатуре; вместе с тем роман можно рассматривать как сатиру практически на любую политическую пропаганду и любое ораторствование, поскольку политики, стремясь манипулировать людьми при помощи языка, неизбежно впадают в демагогию. Впрочем, на самом деле власть имущим редко удавалось (если вообще удавалось) управлять языком, который обычно отражает динамику изменений, выходящую далеко за пределы влияния международной политики. Можно издавать законы о языке, как это делает Французская академия, которая всегда пыталась законодательно поддерживать чистоту французского языка. Но применить такое законодательство невозможно. Язык – исключительно важный аспект политики, однако в нем почти невозможно отделить причины и следствия или установить, в чем заключается власть в любом ясном смысле этого слова. Немецкие интеллектуалы-националисты XVIII и XIX вв., такие как И. Г. Фихте, Якоб и Вильгельм Гримм, И. Г. Гердер, утверждали, что немцем человека делает триада: язык, сознание и территория. Владеть языком – значит быть приобщенным к сознанию; прибавьте к этому осознание общей территории, – и общее с другими сознание становится национальностью. Многие их рассуждения представляются сейчас слишком упрощенными, так как были высказаны до появления большого числа наций, говорящих по-испански либо по-английски. Тем не менее уже в ХХ в. тот же подход характерен для валлийских авторов, таких как Сондерс Льюис, Берресфорд Эллис и Нед Томас, националистическая программа которых почти полностью сводится к борьбе за сохранение валлийского языка. Идея общего с другими сознания, присущего только тем, кто говорит на данном языке, предполагает существование проблемы перевода. Общеизвестно, что в языках народов, живущих у Северного полярного круга, насчитываются десятки слов для обозначения снега, отличающихся друг от друга едва уловимыми нюансами. В пьесе Харолда Пинтера немецкий переводчик перевел ремарку ("the man who watered the wicket at Melbourne"), относящуюся к "человеку, который смачивал площадку перед крикетными воротцами в Мельбурне", как "человек, который помочился на городские ворота Мельбурна" ("the man who peed on the city gate of Melbourne"). Правильный, на первый взгляд, перевод может существенно отличающееся от оригинала. Само слово "правильный" (сorrect) служит тому хорошим примером: во французском и немецком языках оно обычно используется для описания поведения, тогда как в английском оно звучит несколько зловеще либо иронически (как в выражении "politically correct" – "политически выдержанно", которого нет в большинстве других языков). В дискуссии о европейском единстве в 1990-х гг. выявилось, что слово "федерализм" в разных языках имеет совершенно разные значения, – в частности, в зависимости от опыта национального развития. На территории большинства государств всегда проживало более одной языковой группы. И положение это продолжает существовать, поскольку, хотя "великие" языки (в т.ч. английский, занимающий первое место в мире по числу говорящих на нем людей) и склонны вытеснять те, что поменьше, эта тенденция нейтрализуется благодаря миграции и направленной политике. В многоязычном обществе в той или иной мере всегда имеет место "языковая политика", поскольку неизбежно возникают вопросы языка, связанные с образованием, дело- и судопроизводством, а также контролем над средствами массовой информации. Однако лишь в отдельных странах политика в отношении языка входит в число первостепенных задач государства, принимая при этом весьма различные формы. На Мальте длительная борьба английского и итальянского как потенциальных "официальных" языков завершилась преобразованием мальтийского диалекта в полноценный язык. В Израиле с успехом был возрожден иврит – ныне он является важным элементом национального единства, а в Ирландии попытка возрождения гаэльского языка (иногда его называют ирландским или ирландским гаэльским языком) вызвала бурные разногласия и не увенчалась успехом. Чернокожая молодежь Южной Африки восстала в 1970-е гг. против обучения на африкаанс – языке, являющимся африканским диалектом голландского, развившемся до письменной формы в результате становления "бурского" национализма. Канадское федеральное правительство боролось за утверждение двуязычной системы (английского и французского языков) по всей Канаде. В Бельгии борьба между жителями, говорящими по-французски и по-фламандски, привела к утверждению крайней формы федерализма и установлению внутри одного государства строго обозначенных границ, в пределах которых используется соответствующий официальный язык. Аналогичная система действует в Швейцарии, где немецкоговорящее большинство сосуществует с франко-, итало- и ретороманскоговорящими меньшинствами, хотя там проблема никогда не вставала так остро, как в Бельгии. Политический аспект языка поднимает сложные и в конечном счете загадочные вопросы. Вопросы культуры, самобытности и возможности манипулирования со стороны власти неотделимы от языковых структур. Иногда язык кажется фактором, определяющим самобытность, а иногда – не имеющим к ней никакого отношения. Следует остерегаться упрощения либо обобщения в том, что связано с языком и политикой, и в то же время постоянно осознавать, что язык не отделен от политической действительности, но является ее частью.

Политика. Толковый словарь. — М.: "ИНФРА-М", Издательство "Весь Мир". Д. Андерхилл, С. Барретт, П. Бернелл, П. Бернем, и др. Общая редакция: д.э.н. Осадчая И.М.. 2001.