"Когда волнуется желтеющая нива"

«КОГДА ВОЛНУЕТСЯ ЖЕЛТЕЮЩАЯ НИВА», позднее стих. Л. (1837), в к-ром запечатлены редкие мгновения гармонич. слияния поэта с природой, с миром и связанное с ним состояние внутр. просветленности. Однако такое состояние лишь подчеркивает обычную душевную тревогу поэта, порождаемую неустроенностью мира, неустранимостью трагич. разлада с ним, постоянством мучительных сомнений в возможности «счастья на земле», в существовании бога (см. Религиозные мотивы). От этого стих. тянутся нити к шедеврам зрелой лирики («Выхожу один я на дорогу...» и др.). Своеобразная, отмеченная печатью «лермонтовского элемента» ритмико-интонац. и композиц. структура стих. представляет собой сложный синтаксич. период, к форме к-рого (когда... тогда...) Л. неоднократно прибегал: ср. «Арфа», «Вечер», «Сосед» («Кто б ни был ты»), «Когда надежде недоступный» и особенно стих. «К кн. Л. Г-ой»; последнее композиционно наиболее сходно со стих. «Когда волнуется...». Образы стих. не составляют целостной и какой-то определенной картины природы, что нередко воспринималось как смешение разных сюжетов и «сезонов»: «желтеющая нива» и «малиновая слива» — начало осени; ландыш — весна (Гл. Успенский). Однако «принцип этих эмпирически противоречивых совмещений» имеет глубокий худож. смысл. Разрозненные и как бы вырванные из естеств. реальности существования, природные образы стих. «объединены не на основании их естественной смежности, которой здесь нет, а... глубоко пережитой мыслью о просветляющем действии «природы-утешительницы»» [Максимов (2)]. В этом сказывается тяготение Л. к образному и вместе с тем ассоциативно-логич. обобщению, характерному для его лирики. С одной стороны, любое проявление гармонии в природе намекает поэту на возможность гармонии в собств. душе и мироздании («когда волнуется желтеющая нива», «когда... мне ландыш серебристый приветливо кивает головой», «когда студеный ключ... лепечет мне таинственную сагу»), с другой — эти разные и обычные в природе явления, объединенные рамкой синтаксич. конструкции (анафорич. союзами, к-рые Л. использует по принципу усиления, нарастания к.-л. эмоции), образуют новую, эстетич. целостность и в контексте стих. приобретают символич. значение, свидетельствующее об абсолютной внутр. гармонии и полноте бытия. Само построение стих. подчеркивает особую для поэта ценность, благодатность слияния с природой и целым миром и вместе с тем — его редкость и временность: «Тогда смиряется души моей тревога, / Тогда расходятся морщины на челе, — / И счастье я могу постигнуть на земле, / И в небесах я вижу бога...». В дореволюц. лермонтоведении это стих. нередко истолковывалось как свидетельство религ. смирения или примирения поэта с действительностью. Нек-рые исследователи называют его пантеистическим. Стих. «Когда волнуется...» — яркий пример, раскрывающий творческую лабораторию Л.-поэта [Удодов (2)]. Стих. положили на музыку мн. композиторы, в т.ч. С. М. Ляпунов, М. А. Балакирев, Н. А. Римский-Корсаков, Ц. А. Кюи. Лучшие иллюстрации к стих. принадлежат А. М. Васнецову и Н. Г. Никифорову. Автограф — ГБЛ, ф. 500, карт. 1, ед. хр. 3. Копия — ИРЛИ, тетр. XV. Впервые — «Стихотворения» (1840). Из воспоминаний А. П. Шан-Гирея известно, что стих. написано во время пребывания под арестом за стихи на смерть А. С. Пушкина: Л. «велел завертывать хлеб в серую бумагу, и на этих клочках с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько пьес». Датируется февр. 1837 на основе воспоминаний Шан-Гирея и даты, указанной в сб. 1840.

Лит.: Белинский, т. 4, с. 532; Шевырев, с. 536—37; Котляревский, с. 212; Успенский Г. И., Собр. соч., т. 5, М., 1956, с. 36; Эйхенбаум (12), с. 75—76; его же, О поэзии, Л., 1969, с. 408—10, 420—31; Максимов (2), с. 34—35; Архипов, с. 35—39; Воспоминания (2), с. 42—43; Удодов (2), с. 179—89.