Элегия

ЭЛ́́ЕГИЯ занимает значит. место в лирике Л. В антич. поэзии Э. называлось стих., написанное особым размером — элегич. дистихом; в новой лит-ре Э. признают всякое стих., заключающее в себе размышления поэта и выражение его чувств, преим. печальных. В. Г. Белинский определял Э. как «песню грустного содержания» (V, 50). Л. вошел в поэзию, когда уже были созданы лучшие образцы романтич. Э. и появились нек-рые кризисные признаки в развитии этого жанра. В. А. Жуковский и К. Н. Батюшков разработали систему тончайших приемов, позволяющих выразить в Э. разл. оттенки чувства. А. С. Пушкин и Е. А. Баратынский обогатили, уточнили, детализировали средства раскрытия эмоций; в их Э. место традиц. «задумчивости» или «печали» заняла единичная, определенная, психологически конкретная ситуация. Они, а также поэты-декабристы чрезвычайно расширили круг элегич. тем, расшатывая, т.о., рамки жанра, для дальнейшей судьбы к-рого лермонт. Э. имели решающее значение. В творчестве Л. — поэта преим. мрачного мировосприятия, склонного к пессимистич. медитации, Э., и — шире — элегич. мотивы, играли, естественно, немалую роль. Его ранние Э. испытали существ. влияние школы Карамзина — Жуковского, для них характерны настроения меланхолии, разочарованности, неясные желания, мечтательно-грустные воспоминания и предчувствия. Двум стих. «О! Если б дни мои текли» (1829) и «Дробись, дробись, волна ночная» (1830) поэт дал заголовки «Элегия». Для других подбирал названия, типичные для Э. раннего романтизма: «Опасение», «Разлука», «Одиночество», «Раскаяние», «Прощанье» (все 1830—1831). В стиле Э. выдержаны и стих. «Письмо», «К......) («Не привлекай меня красой!»), «К***» («Мы снова встретились с тобой»), «Дереву», «Арфа» и др. Однако уже в эти годы вместо абстрактного элегич. «я» в лермонт. Э. появляется наделенный индивидуальными чертами герой; поэта интересует не изображение чувства или настроения вообще, а психол. облик этого человека. Любовная коллизия предстает как эпизод в истории человеческой души, ее исканий и заблуждений. Типичный пример Э. у раннего Л. — стих. 1830 «Сон» («Я видел сон: прохладный гаснул день»), где в форме сновидения живописуется конкретная лирич. ситуация, а герою стих. приданы вполне определенные психофизич. черты: «ребенок, может быть», рано начавший любить, «страдалец молодой» «с привязчивой душой», человек, не сумевший прочесть в глазах возлюбленной пророческий «судьбы завет» — предстоящие ему «мучение, заботы многих лет, / Болезнь души, потоки горьких слез», свою погибель, таящуюся во «взгляде тех очей...». Позднее принципиально меняется характер лермонт. Э. Романтические по мироощущению, все они проникнуты глубоким, безысходным разочарованием, страстной и тревожной тоской, холодной, гордой и мрачной отрешенностью («Еврейская мелодия», «Гляжу на будущность с боязнью», «Как часто, пестрою толпою окружен...», «И скучно и грустно» и др.). В лермонт. Э. проявляются и лучшие черты этого жанра, присущие гражд. течениям в рус. романтизме. Утратив «пленительную сладость» стихов Жуковского, Э. в более поздние годы предстала у Л. в форме думы; генетически она связана с распространенной в нач. 19 в. Э. на историч. темы («На развалинах замка в Швеции» Батюшкова и др. ). Ранние думы Л. («Наполеон» («В неверный час, меж днем и темнотой»)] сохраняли сходство с Э. на историч. темы, позднее же лермонт. дума значит. видоизменилась, вобрав в себя элементы филос. лирики, сатиры, баллады, инвективы. Наиболее выразит. итогом этого процесса явились «Умирающий гладиатор» (1836) и «Дума» (1838), в к-рой исследователи видят образец сочетания у Л. элегич. и сатирич. начал. В Э. зрелых лет Л. вышел за рамки обязат. тем и устойчивого словаря, к-рые воспринимались в предыдущую эпоху как определяющие признаки жанра. Не избегая даже в любовных Э. «низких», разговорных интонаций и прозаич. оборотов, Л. в то же время использовал опыт интимной лирики (в частности, своих Э.) в стихах, посв. обществ. проблемам. Тем самым он, не порывая с прежней эпохой, явился предшественником поэтов, обращавшихся к Э. в более позднее время (Н. А. Некрасов, С. Я. Надсон, А. А. Блок и др.).

Лит.: Рылеев К. Ф., Предисл. к «Думам», Полн. собр. соч., Л., 1934, с. 115; Эйхенбаум (4); Эйхенбаум (12), с. 109; Шувалов (3), с. 67—69; Гинзбург (1), с. 61—64, 99; Розанов И. (3), с. 196—201; Коровин (1), с. 395—411; Фохт У. Р., Творчество Л., в кн.: История рус. лит-ры, т. 2, М. — Л., 1963, с. 535—37; Вацуро (1), с. 46—56; Григорьян (1), с. 211—300; Максимов (2), с. 32—33; Наровчатов, с. 26 (2 изд., 1970); Григорьян К. Н., Жанр думи у творчості М. Ю. Лермонтова, «Рад. літературознавство», 1964, № 5.