"Умирающий гладиатор"

«УМИРАЮЩИЙ ГЛАДИАТОР», стих. Л. (1836). Первая часть его — переложение трех строф (139—41) из 4-й песни «Паломничества Чайльд Гарольда» (1812—1817) Дж. Байрона. Образ гладиатора получил в переводе Л. неск. иную трактовку. Л. усиливает трагич. звучание стихов, дает значительно более резкую характеристику римской толпе («развратный Рим» и т.п.). Рассуждения Байрона о смерти опущены. Очевидна социальная направленность стих. Л., осуждение бесчеловечных законов общества и гос-ва. Образ гладиатора, умирающего на потеху бездушной толпе, созвучен трагич. мироощущению Л. и его лирич. героя. Отмечалась внутр. близость «Умирающего гладиатора» и стих. «Не верь себе»: картина гибели гладиатора — это как бы предсказание судьбы лирич. героя Л. (Д. Максимов). Стиль «Умирающего гладиатора» близок к ораторскому (эмоц. эпитеты, риторич. вопрос); стих (редкий в рус. стихосложении 6-стопный ямб) глубоко соответствует трагич. содержанию и скорбной интонации произв. Л. Стих. (до 1884 была известна лишь 1-я часть) высоко оценил Л. Н. Толстой: «Открыл нынче еще поэтическую вещь в Лермонтове и Пушкине; в первом Умирающий гладиатор. (Эта предсмертная мечта о доме удивительно хороша)» (Полн. собр. соч., т. 47, 1937, с. 8—9). Вторая часть стих., отразившая известное разочарование поэта в европ. цивилизации (ср. «Последнее новоселье»), вполне оригинальна. В сохранившейся авторизов. копии она перечеркнута. Это объясняли тем, что выраженные здесь взгляды, близкие нарождавшемуся славянофильству (см. Славянофилы), не были характерны для Л. (Б. Эйхенбаум). Высказывалось также предположение, что названные строки исключены автором не по идейным соображениям, а для сохранения худож. единства стих. (С. Шувалов, В. Кирпотин) и должны печататься не в осн. корпусе, а в вариантах (Д. Максимов). В лит-ре указывалось на генетич. связь стих. Л. с одой Ш. Ж. де Шендолле «Умирающий гладиатор» (М. Брейтман). О сходстве в описании Рима у Л. и Т. Г. Шевченко (в «Неофитах») писал Ф. Прийма. По утверждению С. Божкова, баллада Х. Смирненского «Гладиатор» создана под влиянием Л. (стихотворение Л. переведено на болгарский яз. в 1884). Вопрос об источниках и семантике «Умирающего гладиатора» недостаточно разработан. Строфы 140—141 4-й песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» воспринимались как славянский эпизод поэмы, т. к. образ родины байроновский гладиатор связывает с Дунаем. В России интерес к этому фрагменту возникает в кон. 1820-х гг. К 1830 относится запись А. С. Пушкина в черновиках «Путешествия Онегина» с отсылкой к этому сюжету: «Так гладиатор у Байрона соглашается умирать, но воображение носится по берегам родного Дуная» (Пушкин, т. 12, с. 179). В нояб. — дек. 1829 А. Мицкевич, близкий в эти годы к пушкинскому окружению, в письме Ф. Малевскому из Рима вспоминает о 4-й песне «Чайльд-Гарольда» и упоминает о статуе гладиатора; отрывки из этого письма в рус. переводе были приведены в «Лит. газете» (1830, № 6, 26 янв.). Почти одновременно поэт пушкинского круга и знакомый Мицкевича В. Н. Щастный публикует сделанный с англ. подлинника первый рус. перевод 140—141 строф 4-й песни «Чайльд-Гарольда» под назв. «Умирающий гладиатор» («Невский альманах на 1830», СПБ, 1829). Стих. Л. — второе по времени обращение к ним рус. поэта.

Илл. Т. Г. Шевченко. Черная акварель. 1865.

При переработке исходного текста в сознании Л. был целый ряд лит. ассоциаций. Строка «Надменный временщик и льстец его сенатор», по-видимому, навеяна началом сатиры Рылеева «К временщику» («Надменный временщик...Монарха хитрый льстец...»). Нек-рые детали в сцене смерти гладиатора, противоречащие тем, к-рые дает Байрон, восходят к рус. переводу главы из романа Э. Булвер-Литтона «Последние дни Помпеи», где изображен бой гладиаторов. Ср. у Л.: «И молит жалости напрасно мутный взор»; у Байрона: «his manly brow Consents the death, but conquers agony»; у Булвер-Литтона: «Побежденный гладиатор медленно провел по всему амфитеатру мутные, исполненные тоски и отчаяния глаза. Увы...ни в одном из взоров, на него устремленных, не видал он и следов жалости и милосердия» («Моск. наблюдатель», 1835, июнь, кн. 2, с. 582). Чтение «Моск. наблюдателя», органа формирующегося славянофильства, могло поддерживать у Л. идею старения европ. мира, намеченную во 2-й строфе (ср. опубл. там же стихи А. С. Хомякова «Мечта», 1835, и др.). В дальнейшем к «славянскому эпизоду» у Байрона обращаются неск. польских поэтов (Б. Залеский, Т. Ленартович, Ц. Норвид, см.: Weintraub W., Norwid\'s «Spartacus» and the «Onegin» Stanza, Studies, vol. II, Cambridge, Massachusetts, 1954. p. 271—285). В 1843 А. Мицкевич в своих лекциях по славянской лит-ре в Collége de France истолковал его как символич. изображение столкновения римского языческого мира со славянским, уже готовым к принятию христианства (Mickiewicz A., L\'église officielle et le messianisme, L., Paris, 1845, p. 134—37). Этот разбор, в свою очередь, вызвал дальнейшее обсуждение в рус. славянофильских кругах; так, С. П. Шевырев в своих лекциях в Моск. ун-те 1844—45 рассматривал «умирающего гладиатора» как «славянский» и даже «рус. образ» (Шевырев С. П., История рус. словесности, преим. древней, т. 1, ч. 1, М., 1846, с. 105). Стихи Л. находились в русле общего интереса к сюжету и в какой-то мере учитывали складывающуюся традицию его истолкования, в то же время существенно отличаясь от нее по общей концепции. Стих. иллюстрировали: Ф. Б. Бронников, М. П. Клодт, В. И. Комаров, Л. О. Пастернак, М. И. Пиков, З. Пичугин, М. Ушаков-Поскочин, Т. Г. Шевченко. Положили на музыку: П. И. Бларамберг, С. М. Блуменфельд, К. Д. Агренев-Славянский и др. Автограф неизв. Авторизов. копия — ИРЛИ, тетр. XV; две последние строфы зачеркнуты, в конце — дата «2 февраля 1836 г.». Эпиграф из Байрона и год написаны рукой Л. Впервые — «ОЗ», 1842, № 4, отд. 1, с. 378, без последних строф; полностью — в газ. «Русь», 1884, № 5, с. 35—36.

Лит.: Брейтман М. Я., Л., Байрон и Шендолле, «Вестник лит-ры», 1922, № 2—3 (38—39), с. 9—10; Эйхенбаум (5), с. 162—64; Эйхенбаум (12), с. 323—24; Кирпотин (3), с. 279—81; Гинзбург (1), с. 199—202; Азадовский (1), с. 238—39; Шувалов (4), с. 260—61, 263, 266; Прийма Ф. Я., Шевченко и рус. лит-ра XIX в., М. — Л., 1961, с. 119; Максимов (2), с. 141—42; Пейсахович (1), с. 481; Федоров (2), с. 259—60; Андреев-Кривич (5), с. 150—52; Вацуро В. Э., Первый рус. переводчик «Фариса» А. Мицкевича, в кн.: Славянские страны и рус. лит-ра, Л., 1973, с. 57—59; Коровин (4), с. 49—50; Рождественский В. А., Жизнь слова, М., 1977, с. 16—17; Shaw J. T., Byron, Shêndollé and Lermontov\'s «Dying Gladiator», в кн.: Studies in honor of J. C. Hodges and A. Thaler, Knoxville, 1961, p. 1—10; Божков Ст., Образът на гладиатора у Байрон, Л. и Смирненски, «Литературна мисьл», 1958, № 5, с. 70—79.