“Слова и вещи”

“Слова и вещи”
“Слова и вещи”
    “СЛОВА И ВЕЩИ” (Les mots et les choses. Une archéologie des sciences humaines. P., 1966; рус. пер.: “Слова и вещи. Археология гуманитарных наук”. М., 1977; 2-е изд.— 1996) — самая известная работа М. Фуко (1966). Вышла в свет одновременно с “Ecrits” Лакана, “Критикой и истиной” Р. Барта и была воспринята как манифест французского структурализма, как наиболее яркое выражение идеологии “смерти человека” и концепции “теоретического гуманизма” (понятие Л. Альтюссера).
    В творчестве Фуко эта книга стоит в ряду “археологии” (до нее появилось “Рождение клиники”, 1963; после нее — методологический трактат “Археология знания”, 1969) и вместе с тем занимает особое место. Главное понятие этой работы — эпистема — нигде более не употребляется и не развивается. Однако именно введение этого понятия и сдвиг исследовательского внимания с поиска предшественников и последователей на выявление особых синхронных единств (общих полей мыслительных возможностей той или иной эпохи) в контексте кризиса экзистенциалистских идей вызвали огромный интерес к этой книге Фуко во Франции и поставили ее в ряд с такими работами мировой философии науки, как “Структура научных революций” Т. Куна (1962). Впоследствие эти книги нередко сопоставлялись — то в пользу Куна как более “научного”, то в пользу Фуко, изучавшего тот не затронутый Куном доконцептуальный уровень, который важен для формирования гуманитарных наук.
    Подзаголовок книги — “археология гуманитарных наук”. Археологическое не значит здесь древнее: скорее глубокое, не видимое на поверхности, но выявляемое анализом. Археология — это история в особом повороте: она резко противопоставляет себя всем типам кумулятивистских концепций, для которых самое важное это прогресс познания через накопление фактов. История как археология в “Словах и вещах” представляет нам картину нескольких срезов европейской культурной почвы Нового времени; эти синхронные срезы задают не отдельные факты (мнения, теории, понятия, стратегии), а некие совокупные условия возможности в тех областях знания, которые мы сегодня называем биологией, филологией и экономической наукой.
    В соответствии с общей структуралистской посылкой в основе вычленения эпистем лежит определенный тип знаковой связи, определенное соотношение “слов” и “вещей”. Наиболее внятно прорисованы у Фуко три эпистемы в европейской культуре нового времени: ренессансная (16 в.), классический рационализм (17—18 вв.), современная (с конца 18 в.). Ренессансная эпистема основана на тождестве слов и вещей друг другу: те и другие считаются сходными и даже взаимозаменяемыми. Эпистема классического рационализма предполагает отсутствие какой-либо прямой связи между словами и вещами: их опосредует мышление, сфера представлений. Современная эпистема решительно меняет посредника между словами и вещами: эту роль выполняет уже не представление, а факторы, ему противостоящие — “жизнь”, “труд”, “язык”. Вместе с этими сдвигами изменялось и смысловое наполнение слова, языка. В первом случае слово — это символ; во втором — образ; в третьем — знак в системе знаков.
    Внутри эпистем устанавливаются совсем другие связи и другие разрывы, нежели те, к которым мы привыкли. Вот лишь два примера. Первый — из естественной истории: Кювье и Ламарк. Нам удобнее видеть в одном традиционного приверженца классификаций, а в другом — предшественника современной эволюционистской биологии. Но на деле оба они вписаны в такую “эпистему”, внутри которой лишь предварительный учет формы, количества, величины и пространственных соотношений между элементами “хорошо построенного языка” позволяет строить какое бы то ни было описание живых организмов. В этом смысле Ламарк принадлежит тому же самому непрерывному пространству представления, что и Кювье. И уж если нам искать себе предшественников, заостряет свой парадокс Фуко, то Кювье лучше подходит для этой роли, так как он вводит в свое рассуждение элементы радикальной прерывности и тем самым хотя бы намечает выход за пределы однородной и замкнутой области представлений.
    Второй пример — из области экономических знаний: Рикардо и Маркс. Один может казаться нам устаревшим, другой — радикально новым и современным. Но и Рикардо и Маркс принадлежат к общей системе мыслительных предпосылок, общей конъюнктуре концептуальных возможностей. Для обоих ученых главной темой является соотношение антропологии и истории, причем история рассматривается как возможность освобождения из-под власти антропологически ограниченного конечного бытия. Только у Рикардо история приводит к идеальному равновесию между производством и потреблением и затем угасает, а у Маркса, наоборот, история убыстряется, приводит к расширению экономического производства и увеличению числа трудящихся людей, лишенных самого необходимого и потому способных упразднить старую и начать новую историю. А потому и идиллическая стабилизация истории, и ее революционный слом — это лишь два ответа на один и тот же вопрос, обусловленный общностью археологической почвы.
    Опрокидывание привычных соотношений между тенденциями, школами, принципами сопровождается построением новых “топосов”, парадоксальным способом задания “мест”, “времен”, “связей”. Так, при сопоставлении современной и классической эпистем говорится, напр., что нынешняя философия возникает на месте прежних наук, а науки — на месте прежней философии. Ведь современные науки (биология, филология, экономия) внедряются в ту область, которая в классической эпистеме была непроблематично занята философией, поскольку они — каждая на свой лад — ставят под вопрос былую связку между мышлением и бытием, ранее не подвергавшуюся сомнению. Что касается современной философии, то она, напротив, оттачивает свои методы там, где раньше преобладал научный интерес, а именно в области соотношений между формализацией и интерпретацией (связи логики и бытия, времени и смысла и др.).
    Главным вопросом “Слов и вещей” подспудно была проблема человека и возможности его познания. Внешне она формулируется нигилистически: речь идет об укреплении безличных позиций языка и вытеснении им образа человека из современной культуры или иначе — о “стирании лица, начертанного на прибрежном песке”. За внешним парадоксом речь о специфике самого вопроса о человеке. В прежние эпохи могли рассуждать о природе человека, о его теле и душе, однако все то, что нам сейчас в человеке важно, скрывалось видимой непрерывностью переходов от мышления к бытию. Современная эпоха нарушает эту связку радикальной проблемой: человек не сводим к представлениям, его бытие весомо определяется “жизнью”, “трудом” и “языком”. Понять человека можно, лишь изучая его биологический организм, содержание и формы его труда и тот язык, на котором он говорит, не осознавая его механизмов и возможностей.
    Человек и эти “новые метафизики” или “новые трансценденталии” —жизнь, труд и язык — смыкаются в одном в их отнесенности к конечному. Все, что вообще может быть нам дано, дается лишь через человека во всей ограниченности его способностей, его жизни и его бытия. И это определяет фундаментальные сдвиги в философском познании человека и мира в современную эпоху. Изменение археологической почвы свидетельствует о том, что значима для нас не столько возможность познания, сколько возможность заблуждения (для прежней философии — почти непостижимая) и соответственно — способность человека жить, постоянно сталкиваясь с различными формами немыслимого (бессознательное, отчужденное и др.).
    Эта книга вызвала шквал противоречивых откликов. Для экзистенциалистов (Сартр) Фуко предстал как позитивист, для позитивистов (Р. Будон) — как экзистенциалист, в нем находили и феноменологические темы вообще, и хайдеггеровские мотивы, в частности. Кто он: философ языка, философ науки? В любом случае он ближе к философии, чем к науке (ближе к Канту, чем к Леви-Стросу). Ж. Кангилем горячо приветствовал выход книги “Слова и вещи” и считал ее роль соизмеримой с ролью “Критики чистого разума”. В этой работе он, казалось, был вполне правоверным структуралистом, но дальше развертывание его концепции пошло в ином направлении. Какова его политическая позиция: “левая” критика наличной ситуации или “правая” защита status quo? Биологи, лингвисты, экономисты спорили о фактах и их интерпретации, об отнесении тех или иных фигур к той или иной эпистеме, указывали на пропуски значимых фактов и изобилие натяжек. Много спорили и о самом замысле: о преувеличении единства за счет многообразия, о фактическом уравнивании разновеликих фигур, неравномерно развитых областей знания. Но главный упрек, как впрочем и в спорах о “парадигмах” Куна, вызывала непонятность самого принципа общей смены эпистем.
    В “Археологии знания” (1969) схема “Слов и вещей” ретроспективно подверглась значительному переосмыслению. На месте резких разрывов между эпистемами были введены дискурсивные практики, соотношения между дискурсивными и недискурсивными (экономическими, политическими) практиками выступили как стимул и мотор познавательных изменений, а эпистемы предстали в качестве исторических “архивов”. Понятия “дискурс”, “дискурсивный” уже не описывают специфику классического механизма расчленения мыслительных представлений, как это было в “Словах и вещах”, но указывают (и в “Археологии знания”, и позже — в “Порядке речи” (1971)) на зарождение новой во Франции научной дисциплины (analyse du discours) на стыке социологии и лингвистики.
    Н. С. Автономова

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. . 2001.


.

Игры ⚽ Поможем написать курсовую

Полезное


Смотреть что такое "“Слова и вещи”" в других словарях:

  • «СЛОВА И ВЕЩИ» — (Les mots et les choses. Une archéologie des sciences humaines. P., 1966; рус. пер.: «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук». М., 1977; 2 е изд. – 1996) – самая известная работа М.Фуко (1966). Вышла в свет одновременно с «Ecrits» Лакана,… …   Философская энциклопедия

  • Слова и вещи —         «СЛОВА И ВЕЩИ» («Les mots et les choses. Une archeologie des sciences humaines») работа Мишеля Фуко, вышедшая в свет в 1966 г.; рус. пер. 1977, 2 е издание 1994. Главный вопрос этой работы: можно ли считать воспринимаемый нами мир… …   Энциклопедия эпистемологии и философии науки

  • СЛОВА И ВЕЩИ: АРХЕОЛОГИЯ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК — ’СЛОВА И ВЕЩИ: археология гуманитарных наук’ (‘Les mots et les choses: une archéologie des sciences humaines’, 1966) книга Фуко. В своем исследовании Фуко стремился вычленить в истории человеческого общества структуры (по Фуко ‘эпистемы’),… …   История Философии: Энциклопедия

  • СЛОВА И ВЕЩИ: археология гуманитарных наук — ( Les mots et les choses: une archeologie des sciences humaines , 1966) книга Фуко . В своем исследовании автор стремился вычленить в истории человеческого общества структуры (по Фуко эпистемы ), существенно обусловливающие возможность… …   Социология: Энциклопедия

  • СЛОВА И ВЕЩИ: археология гуманитарных наук — ( Les mots et les choses: une archeologie des sciences humaines , 1966) книга Фуко. В своем исследовании Фуко стремился вычленить в истории человеческого общества структуры (по Фуко эпистемы ), существенно обусловливающие возможность определенных …   История Философии: Энциклопедия

  • Простые волшебные вещи — Тёмная сторона Автор: Макс Фрай Язык оригинала: русский Серия: Лабиринты Ехо Издательство: Амфора Выпуск: 2004 Страниц: 368 …   Википедия

  • Семь смертных грехов и Четыре последние вещи (картина Босха) — …   Википедия

  • Простые вещи — «Простые вещи»: Простые вещи цикл короткометражных документальных фильмов для телеканала Культура , производитель Телекомпания Игра , 2000 2001 гг. Простые вещи российский кинофильм 2007 года Простые вещи дебютный альбом группы Звуки Му (1988) …   Википедия

  • Дельные вещи — (от нидерл. deel  часть) морской термин, общее название для некоторых вспомогательных деталей оборудования корпуса судна, которые служат главным образом для крепления и проводки такелажа, а также частей судовых устройств, оборудования… …   Википедия

  • Нужные вещи (значения) — «Нужные вещи», или «Самое необходимое», или «Необходимые вещи» роман Стивена Кинга. Нужные вещи фильм по одноимённому роману Стивена Кинга …   Википедия


Поделиться ссылкой на выделенное

Прямая ссылка:
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»