УМИРАЮЩИЙ И ВОСКРЕСАЮЩИЙ ЗВЕРЬ

УМИРАЮЩИЙ И ВОСКРЕСАЮЩИЙ ЗВЕРЬ

Мифологический мотив умерщвления и оживления зверя широко распространён среди охотничьих народов, особенно в Северной Америке. Англ. этнограф Дж. Фрэйзер в своём труде «Золотая ветвь» отмечал, что люди верят в священную природу зверя, на которого охотятся (по большей части это медведь или кит), и при помощи особого религиозного ритуала стараются умилостивить его и побудить присылать к людям своих сородичей - зверей. Советский этнограф В. Г. Богораз-Тан видел в мифе и обряде У. и в. з. закономерную «охотничью» параллель к «земледельческому» мифу об умирающем и воскресающем духе растительности. Действительно, если в «земледельческом» культе умирающего и воскресающего бога отразилось стихийное стремление древнего земледельца заручиться достаточным урожаем на своём поле, при помощи магии и умилостивительных актов подействовав на «демонов плодородия» («духов растительности»), то для охотников северных лесов и тундр такую же жизненную необходимость составляли магические и умилостивительные обряды для воспроизводства промыслового зверя.
У арктических охотников: береговых чукчей, коряков, эскимосов - одним из главных предметов почитания и магических обрядов оживления был кит, а местами - полярный медведь. Существенным моментом т. н. китовых праздников были ритуальные формулы самооправдания, обращения к киту (или белому медведю) с просьбой не сердиться на людей и приглашать других китов (медведей) спокойно приходить к берегу. Люди верили, что животное после смерти воскресает и продолжает жить. Поедание мяса зверя сопровождалось строгими обрядами. Все остатки трапезы: кости, объедки, клочки шерсти и пр. - тщательно собирались и бросались в море; этим как бы возвращалась жизнь убитому и съеденному киту. У большинства охотничьих народов таёжной зоны главный предмет магических и умилостивительных ритуалов - бурый медведь, самый страшный зверь. У хантов и манси каждое убиение медведя на промысле непременно сопровождается умилостивительными актами, цель которых - примирение охотников с духом убитого зверя, самооправдание перед ним: «не мы тебя убили, а русские, которые сделали это ружьё» и т. п. Наиболее разработан и сложен ритуал «медвежьих праздников» - у народов нижнего Амура, острова Сахалин (нивхи, нанайцы, орочи, удэ и др.) и у айнов Японии, где был обычай выращивать пойманного в тайге медвежонка, оказывая ему всяческие знаки уважения, а со временем в назначенный день устраивать торжественный «медвежий праздник», на котором со всевозможными знаками суеверного почёта медведя убивали.
Следует обратить внимание на те мифологические (или социально-психологические) мотивы, которые влились в ритуал и миф об У. и в. з. Некоторые из этих мотивов отмечал Богораз-Тан. Таковы: идея оборотничества, смена животного и человеческого облика; невеста в зверином или птичьем образе; брошенный людьми ребенок, которого спасают и воспитывают звери; тотемические представления о звере-предке; рождение «медвежьего героя» от сожительства женщины с медведем; этот «медвежий герой» совершает богатырские подвиги, выступает как культурный герой. Подобные суеверные, мифологические и частью сказочные мотивы как бы сближали человека с животным, служа идейным материалом для создания сюжета У. и в. з.
Сравнение охотничьего мифа об У. и в. з. с земледельческим мифом об умирающем и воскресающем боге показывает, что охотничий миф гораздо древнее, т. к. он вырос на почве первобытного присваивающего хозяйственного уклада.
При сопоставлении охотничьего комплекса У. и в. з. с земледельческим комплексом умирающего и воскресающего бога выявляются три основных элемента в каждом из них: а) почитаемое существо, б) его смерть, в) его воскресение. Если в охотничьем комплексе мифологичен только один элемент - воскресение, а первые два - зверь и его смерть - вполне реальны, то в земледельческом комплексе мифологичны все три элемента.
Лит.: Вогораз-Тан В. Г., Миф об умирающем и воскресающем звере, в сб.: Художественный фольклор, т. 1, М., 1929.
С. А. Токарев.

(Источник: «Мифы народов мира».)