- Причитания
- Причитания. - Обычай изливать свою скорбь в особых поэтическихформах, в приподнятой, ритмической речи, коренится в основахчеловеческой психики; сведения о нем дошли до нас из глубокой древностии из различных стран. Надгробные П. существовали у библейских евреев; вБиблии есть указания на особых исполнительниц их, "плачевниц" (Иерем.IХ, 17) и пример причитаний. Плачи (Jrhnoi) были в обычае и у греков(Илиада, XXIV), и у римлян (lessum, nenia), у которых имелся такжеинститут плакальщиц (praeficae); Юстициан заменил плачи пением псалмовДавида. Знала их Западная Европа и позже; они найдены в большомколичестве в Корсике (изд. Tommasea), где исполнительницы их(voceratrici) очень популярны, в Сербии ("нарекания тужбалицы" изданы В.Караджичем) и в современной Греции. Наемные "lamentatrices" встречалисьво Франции ХIII в. Импровизированные, свободные ритмическиеTrauergesange были широко распространены в средневековой Германии,теперь же сохранились только у семиградских немцев и готшейцев (ср.Elard Hugo Меyer, "Deustche Volkskunde", Страсб., 1898). Нигде П. несохранились в такой жизненности, как в сев. России, где они до сих порпродолжают импровизироваться профессиональными "вопленницами". Обычай"причитать" над мертвыми и по другим поводам - относится на Руси кглубокой древности. Не говоря об элементах мифического мировоззрения,ясно выраженных в наших П., мы имеем целый ряд исторических указаний нанего; "плакашася по нем людие плачем великом", "да поплачуся над гробомего" обычные выражения летописи; в 1096 г. Мономах в письме к своейовдовевшей невестке картинно изображает, как она "сядет акы горлица насусе древе желеючи"; таких образцов много, вплоть до знаменитого плачаЯрославны в "Слове о Полку Игореве". Самые тексты древних П. до нас недошли; сохранились лишь небольшие отрывки из них в житиях святых. В ихприемах не трудно заметить глубокое сходство с современными народными П.Церковь восставала против этого обычая, боролась с ним и поучениями ("оеже не много плакати по умерших"), и прямыми запрещениями, от гл. IVвопр. 23 Стоглава (1751) до приказа Петра I(1715 г.). Это объясняется нетолько языческими элементами П., но и нехристианским характером самогообычая, который так резко противоречил примирительному воззрениюхристианства на смерть. Первые изложения П. (западно-русских) мы находиму Менения (1551) и в поэме Кленовича "Роксолания" (червонно-русск.). Снаучной точки зрения взглянул на П. впервые и напечатал образцы их В. А.Дашков ("Описание Олонецкой губ.", 1842); затем следовали записиРыбникова ("Песни", ч. III), Безсонова("Песни собр. Киревского", вып.VI), Метлинского ("Южнорусские песни", 1854 г.), Тихонравова ("Летоп.Русск. лит.", II), Срезневского("Известия Акад. Н.", 1852), Терещенко("Быт русск. народа", ч. III), Шейна ("Русск. народн. песни"). Настоящиесокровища народной причети извлечены на свет Е. В. Барсовым ("Причитаньясеверного края"; ч. 1, М., 1872 - "Плачи погребальные, надгробные инадмогильные"; ч. II, М. 1882 - "Плачи завоенные, рекрутские исолдатские"; ч. III - "Плачи свадебные, рукобитные, разлучные, баенные ипредвенечные", в "Чтен. Моск. Общ. Ист. и Древн.", 1885, кн. III и IV).В "Сборнике" Е. В. Барсова, погребальная причеть впервые явилась в такойполноте и разнообразии, что дала возможность понять ее внутреннеезначение для народной истории литературы. Громадное большинство П.записано Барсовым под диктовку замечательной хранительницы приемов иобразцов народного творчества, "вопленницы" Ирины Федосовой, заонежскойкрестьянки, одаренной не только редкой памятью, но и поэтическим складоммысли, дающим ей возможность создавать новые произведения в традиционномстиле народной причети. Научное значение П. весьма обширно, нодетального исследования их мы до сих пор не имеем; лучшим сочинением оних до сих пор остается статья А-ра Н. Веселовского: "Die neuerenForschungen auf dem Gebiete der russischen Volkspoesie. Die russischenTodtenklagen" ("Russische Revue", 1873, т. III). Изучение песенныхбогатств собрания Барсова привело к несомненному заключению, чтоэпическое творчество русского народа не ограничивается его - быть может,заимствованными - былинами. Содержание П., проникнутое чертамисеверо-русского народного быта, запечатлено, в то же время, духомэпических богатырских сказаний: тот же язык, те же поэтические приемы,те же идеи и представления, проникнутые языческими элементами. смерть непредставляется началом вечного покоя; это - "злодийская смертушка","злодийка лиходеица - душегубица"; процесс умирания представляется вмифических образах солнечного заката, замерзания дерева и т. п. Душаулетает в виде "малой птиченьки"; загробное существование, изображаемоето в виде дальнейшего пребывания в гробу, то в виде неопределенногопарения в облаках, совершенно отрезано от христианских представлений обаде и рае. Эти элементы древнего мировоззрения тем интереснее, что онивполне мирятся с новым государственным строем, изображаемым тут же с его"податями казенными", "дохтурами - славными лекарями", которые "патрушати терзают мертвые телеса". с его "становыми начальничками" и "мироедамимировыми этими посредниками". Язык П. дает богатый материал не толькодля изучения областного заонежского говора, но и для исследованияразвития народной речи и стиля в известных, неизменных формах. Эпическиеформулы, сравнения, отрицательные параллелизмы в П. не уступают своимразнообразием поэтическим приемам былин. Размер П. сходен с размеромбылин: интересны искусственные способы достигнуть известного размера -перенесение ударений (хорошо, дёнечком), заполняющие частицы (ка, от,то, не, по), иногда как бы придающие слову прямо противоположный смысл(победная головушка вместо бедная и др.), удвоения (с ду-другом,бедным), чрезвычайное богатство уменьшительных (говореньицо, здыханьицо,поскорешенько, устороньица), объясняемое дактилическим размером.Типичное отличие П. от былин заключается в том, что содержание их, впротивоположность неизменному содержанию былин, варьируется взависимости от индивидуальных особенностей случая. Не следует, однакопреувеличивать размеры этого творческого размаха импровизации в П. :здесь все-таки есть всегда не только определенные рамки основной идеи(скорбь по умершему) и действующих лиц (люди близкие - жена, сироты), нои множество раз и навсегда пригодных формул, общих мест, образов,приемов и т. п. Плачи рекрутские и свадебные, не смотря на различиеосновных мотивов, в литературном отношении мало отличаются отпогребальных. В обряде онежской свадьбы плачи до такой степенипреобладают над песнями, что они носят название "слезливых свадебок";невеста должна постоянно плакать и голосить под слова вопленницы. Плачизавоенные естественно вылились в форму надмогильной причети в устахнарода, провожающего на солдатскую службу, как на смерть; обрядснаряжения на службу - тот же "печальный пир", с П. жены, матери ивопленницы. Записи П. - исключительно областных и почти всегда свадебных- указаны в географических указателях Межова. О П. писали: Буслаев("Исторические очерки", т. 1), Котляревский ("О погребальных обычаяхдревних славян"), Погодин ("Древняя русская история"), Барсов (во всех3-х частях сборника объяснительные статьи по разнообразным вопросам,связанным с П.), Л. Н. Майков ("Журнал Мин. Нар. Просв.", 1872, XII,1882, X, и в "Отч. о 28 присужд. Уваров. нагр."), Покровский("Граждан.", 1872, №18 и 19, и "Граматей", 1872, № 6), Баталин("Филолог. Зап.", 1873, №2), Ralston ("Academy", 1872, № 61), Н. К.Михайловский ("Соч.", т. 1), Владимиров ("Введение в историю русскойсловесности", Киев, 1896, IV, 8). Ар. Г.
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890—1907.