"Завещание" («Наедине с тобою, брат»)

«ЗАВЕЩАНИЕ» («Наедине с тобою, брат»), стих. позднего Л. (1840), один из наиболее совершенных образцов его лирики. Построено как предсмертный монолог героя, обращенный, по-видимому, к его боевому товарищу. Умирающий армейский офицер (не солдат, как иногда считают в лит-ре о Л.) — «простой человек» в социально-бытовом и психол. смысле слова, с типичной военной биографией; в его личности отчетливо различимы признаки нар. характера. Герой «Завещания» верен своему патриотич. долгу; его любовь к родине сказывается и в приверженности к родному краю, к-рому раненый посылает свой предсмертный привет. Однако основной тон стихотворения составляют скепсис, горечь, неудовлетворенность. Эта горькая нота звучит в стихотворении с нарастающей силой; возникающий в конце образ женщины с «пустым сердцем» как бы концентрирует в себе все то жестокое и несправедливое, что испытал в жизни умирающий армеец. Сюжетно построенное как слово, произносимое от лица героя со всеми реалиями конкретной судьбы «рядового человека», воен. быта, стих. вместе с тем включает определяющие свойства худож. сознания позднего Л., его лирическое «Я» — в этом отличит. особенность «Завещания». «Лермонтовский комплекс» незримо присутствует, организует изнутри речь героя, как бы проникает в его душу, создавая то впечатление, о к-ром говорит В. Г. Белинский: «...последние стихи этой пьесы насквозь проникнуты ледянящим душу неверием в жизнь и во всевозможные отношения, связи и чувства человеческие» (XII, 19). Герой «Завещания» так же, как герой стихотворения «Валерик», «Гляжу на будущность с боязнью», «Сон» и др., думает о своей отверженности, трагическом одиночестве, роковом неустройстве своей, а может быть, и общей жизни, приближаясь к той опасной границе, за к-рой все «все равно». В языке стих. эмоционально-оценочное и вместе с тем ассоциативное начало имеет решающее значение. Ритмико-интонац. и стилистич. строй произв. отвечает ситуации, характеру и чувствам героя, вбирая в себя всю его внутр. стойкость и мужество. Простотой и обыденностью своих слов, за к-рыми стоит привычный уклад жизни и к-рые контрастируют с традиционно возвышенной темой смерти, умирающий как бы подавляет свои страдания, заклинает свою боль. Вместе с тем трагическое волнение, глубокая печаль, затаившиеся в речи героя, в его негромком и будто бы спокойном голосе, прорываются на поверхность в перебоях речи, многочисленных паузах в середине и в конце стиха: «Поедешь скоро ты домой: / Смотри ж... Да что? Моей судьбой / Сказать по правде, очень / Никто не озабочен». Образуется своего рода двухголосая структура, в к-рой борются две стихии: лирика скорби и мужеств. сдержанность. Белинский писал о «Завещании»: «...это похоронная песнь жизни и всем ее обольщениям, тем более ужасная, что ее голос не глухой и не громкий, а холодно спокойный; выражение не горит и не сверкает образами, но небрежно и прозаично... Мысль этой пьесы: и худое и хорошее — все равно; сделать лучше не в нашей воле, и потому пусть идет себе как оно хочет...» (IV, 533). Высоко оценивал «Завещание» и Я. П. Полонский: «Для меня нет выше тех стихов Лермонтова, которые всем одинаково понятны — и старикам, и детям, и ученым, и людям безграмотным, как, например, его стихи: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть...». Стих, по простоте похожий на прозу, и в то же время густой и прозрачный как поэзия, — для меня есть признак силы, — и я силу эту находил в самых простых стихах Пушкина» (Письмо к А. А. Фету от 31 авг. 1889, см. в кн.: Рус. писатели о лит-ре, т. 1, 1939, с. 463). Интересен отзыв о «Завещании» англ. литератора М. Беринга: «Слова этого стихотворения те самые, которые употребляются в обыкновенном разговоре, они именно те, которые сказал бы солдат в подобном случае. Не употреблено ни одно поэтическое или литературное выражение. А тем не менее стихотворение дает нам впечатление поэтич. чутья и высокого поэтич. искусства. Я не знаю ни одного другого языка, на котором это было бы возможно» («Вехи рус. лит-ры», М., 1913, с. 26). Стих. положили на музыку: Ф. Ф. Лангер, М. И. Бернард, В. В. Пасхалов, С. В. Аксюк. Автограф неизв. Впервые — «ОЗ», 1841, т. 14, № 2, отд. III, с. 157. Датируется кон. 1840; в это время Л. участвовал в походе в Большую и Малую Чечню.

Лит.: Семенов (2), с. 135—39; Гинзбург (1), с. 189, 192—94, 210; Сигал, с. 331; Эйхенбаум (12), с. 348; Максимов (2), с. 158—68; Пейсахович (1), с. 474—75; Усок (2), с. 234; Коровин (4), с. 76—82; Удодов (2), с. 169, 588.