"Поэт" («Отделкой золотой блистает мой кинжал»)

«ПОЭТ» («Отделкой золотой блистает мой кинжал»), программное стих. Л. (1838), итог его размышлений о смысле и назначении поэзии, о месте поэта в обществе. Стих. построено на сравнении. Первая и б́́ольшая его часть (24 строки из 44) — описание кинжала, его в прошлом славной воинской судьбы и бесполезного настоящего, когда «игрушкой золотой он блещет на стене», — представляет собой параллель и своего рода ступень ко второй, главной части, где говорится об утрате поэзией ее обществ. роли. Такое построение стих. на основе развернутого сравнения вообще характерно для лирики Л. При этом описание кинжала имеет и самостоят. худож. значение. Сочетая романтич. возвышенность («Булат его хранит таинственный закал») с правдой бытовых реалистич. подробностей («И долго он лежал заброшенный потом / В походной лавке армянина»), Л. создает образ высокой поэтич. убедительности, к-рый благодаря этому и по отношению к осн. содержанию стих. выступает не как плоская аллегория, но как весьма емкий и содержат. символ (см. Стилистика). Л. синтезировал в стих. целый комплекс идей, обсуждавшихся в рус. и европ. лит-ре, публицистике и философии его времени. Он сурово осуждает совр. поэзию, к-рая, утратив былую «власть», превратилась в «золотую игрушку», салонное развлечение. Резкое обличение такой поэзии, изменившей своему назначению, сочетается в стих. с требованием поэзии актуальной и гражданственной. Обычная для романтизма и для самого Л. (в т.ч. зрелого, ср. «Пророк») антитеза «поэт и толпа» уступает здесь место совершенно иному повороту темы: его герой — не вдохновленный свыше поэт, чуждый толпе и не понимаемый ею, а выразитель нар. дум, «могучие слова» к-рого жадно ловит толпа. В этом контексте понятие «толпа» тождественно понятию «народ», поэзия же выступает как форма ответственного и насущно-необходимого участия во всех событиях его многосторонней духовной жизни. Образный строй заключит. строф («ветхий мир» и т.п.) и интонация, с к-рой автор обращает к поэту свой требовательный вопрос («Проснешься ли опять, осмеянный пророк?...»), позволяют видеть в стих. не только выражение надежды на возрождение истинного иск-ва, но и прямой гражданств. призыв. В творчестве Л. «Поэт» занимает одно из центр. мест, обнаруживая непосредств. связи с другими его стихами. К образу кинжала как предмету поэтич. уподобления Л. уже обращался несколько ранее: «Да, я не изменюсь и буду тверд душой, / Как ты, как ты, мой друг железный» («Кинжал»); значит. сходство есть и в стиховой форме обоих произв.: 6—5—4-стопному ямбу «Кинжала» соответствует 6—4-стопный ямб «Поэта» при одинаковой перекрестной мужско-женской рифмовке. Стих. во многом близко к написанной в том же году «Думе», где также звучит горький упрек своему поколению, утратившему высокие нравств. ценности. Мысль, вложенная Л. в афористич. определение трагедии совр. поэта — «осмеянный пророк», впоследствии получила развитие в стих. «Пророк». «Колокол на башне вечевой», напоминающий о вольности древнего Новгорода, — авт. цитата из раннего отрывка «Приветствую тебя, воинственных славян...», отчасти предвосхищающего тот характерный для Л. (ср. «Бородино») контраст прошлого и настоящего, на к-ром строится композиция «Поэта». В. Г. Белинский высоко оценил «Поэта», увидев в нем «то бурное одушевление, ту трепещущую, изнемогающую от полноты своей страсть, которую Гегель называет в Шиллере пафосом!...А мысль?...» (IV, 523). Продолжая традиции декабрист. гражданственности, стих. Л., в свою очередь, открыло в рус. лирике традицию высокого раздумья о нравств. долге и достоинстве художника (ср. «Элегию» Н. А. Некрасова, «Разговор с фининспектором о поэзии» В. В. Маяковского, «Слово о словах» А. Т. Твардовского и др.). Иллюстрировали стих. Л. О. Пастернак и В. И. Комаров. Черновой автограф с карандашными поправками — ГИМ, ф. 445, № 227а (тетр. Чертковской б-ки). Впервые — «ОЗ», 1839, № 3, отд. III, с. 163—64. Датируется по содержанию: в черновике упоминается имя тифлисского оружейного мастера Геурга Елизарашвили, о к-ром Л. мог услышать в Тифлисе в 1837. Стих. написано, видимо, вскоре после возвращения из ссылки.

Лит.: Белинский, т. 4, с. 522, 523, 545; Шестакова А. О., О нек-рых стилистич. особенностях стих. А. С. Пушкина и М. Ю. Л., о поэзии и поэте, в кн.: Материалы науч. конф. по итогам исследовательской работы за 1967, Киш., 1968, с. 24—26; Никитина Л. М., Тема поэзии в лирике М. Ю. Л., «Труды объединения кафедр лит-ры вузов Сибири и Д. Востока», 1960, т. 1, в. 2, с. 82—84; Кирпотин (3), с. 270—71; Гинзбург (1), с. 83—84; Эйхенбаум (12), с. 340—41; Иконников (2), с. 62—64, 72; [Рубанович] (2), с. 67—68; Пейсахович (1), с. 436; Чичерин (1), с. 436; Коровин (4), 136—37; Маймин Е. А., О рус. романтизме, М., 1975, с. 134—35; Шанский В. Н., Язык и стиль стих. Л. «Поэт», «Рус. язык в нац. школе», 1977, № 2, с. 42—47.