Планы. Наброски. Сюжеты

ПЛ́́АНЫ. НАБР́́ОСКИ. СЮЖ́́ЕТЫ, разрозненные творч. заметки из разных тетрадей Л. Записи неоднородны по своему составу и значению: одни из них — творч. замыслы, зафиксированные в одном-двух предложениях как заметки «для себя», «для памяти» — на будущее: «Написать шутливую поэму, приключения богатыря»; другие — замыслы на уровне первичной творч. разработки (напр., «Сюжет трагедии. Молодой человек в России...»); наконец, третьи — подробные планы или, чаще, сюжетные наброски. Такие развернутые записи сюжетных замыслов, как «При дворе князя Владимира», «Я в Тифлисе...», «Алекс <андр>» и два наброска <16>, <17> о Мстиславе Черном, имеют самостоятельную худож. ценность. Нек-рые замыслы были впоследствии реализованы (поэмы «Демон», «Ангел смерти», стих. «Булевар», трагедия «Испанцы»). Другие остались неосуществленными; их значение в том, что они позволяют более полно представить общую картину творч. эволюции Л. (см. Творческий процесс). Долгое время все наброски и записи, включая автобиографич., печатались вместе под заглавием «Заметки, планы, сюжеты». При подготовке в 1957 академич. изд. соч. Л. в 6 тт. (ЛАБ) записи творч. характера были отделены от автобиографических и опубликованы: первые — под заглавием «Планы. Наброски. Сюжеты» (VI, 374—85), вторые — под заглавием Автобиографические заметки (VI, 385—88). Предложенный в издании ЛАБ принцип публикации не стал каноническим: уже в 4-томном изд. соч. Л. («Художественная литература», 1965) заметки Л. вновь собраны вместе под общей рубрикой «Заметки. Планы. Сюжеты» (т. IV, с. 331—46). От издания к изданию менялся также состав заметок, их количество и последовательность публикации. В собр. соч. 1948 под заглавием «Заметки. Планы. Сюжеты» помещены 35 заметок, в ЛАБ — 40 (25 творч. и 15 автобиографич.), причем заметка: «Сюжет. 1) В [Парме] Испании у матери...», опубл. в изд. 1948 под № 7, в ЛАБ исключена (она перенесена в прим. к трагедии «Испанцы»). В изд. 1965 — 45 заметок: восстановлена заметка «Сюжет 1)...» (с разночтением, причем текст разделен на 6 отдельных заметок № 8—13); добавлены, по сравнению с ЛАБ, 3 новых заметки (№ 5, 31, 32), а 4 автобиографич. записи, помещенные в ЛАБ (№ 12—15), — исключены. В ЛАБ записи расположены в хронологич. порядке. Большинство набросков и планов <1> — <22> относится к 1830—32. Записи <1> — <4> связаны с ранними драматургич. замыслами Л.

 

<1> Сюжет трагедии («Отец с дочерью...») — первый по времени план-конспект замысла трагедии о разбойниках (неосуществл.). «Разбойничий» сюжет подсказан, по-видимому, как фольклорными (см. Фольклоризм), так и лит. источниками. О первых позволяет судить автобиографич. фрагмент Л. <«Я хочу рассказать вам...»>: «Зимой горничные девушки...рассказывали ему сказки про волжских разбойников, и его воображение наполнялось чудесами дикой храбрости и картинами мрачными и понятиями противуобщественными» (VI, 192—93). «Разбойничья тема» характерна также для западноевроп. (Ф. Шиллер, «Разбойники») и рус. лит. традиции, особенно для декабристского романтизма, где она неразрывно связана с идеями вольности. Однако в нач. 1830-х гг. эта связь уже ослабела: «разбойничья» тема стала уделом развлекат. мелодрамы, лишенной общественно-политич. содержания. «Разбойничья» мелодрама, наводнившая в те годы рус. сцену, по-видимому, оказала определённое влияние на Л. Если в воспоминаниях о детстве Л. запомнилась связь разбойничьих сюжетов с «противуобщественными», т.е. вольнолюбивыми настроениями, то в первом драматургич. наброске Л. эта связь не ощущается — разбойники низведены до уровня ординарных злодеев: «Отец разбойничает в своей деревне, и дочь самая злая убийца». Возможно, осознание Л. близости своего замысла к тривиальной «разбойничьей» мелодраме остановило его дальнейшую разработку. Автограф — ИРЛИ, тетр. VI. Впервые — изд. П. А. Ефремова «Юношеские драмы М. Ю. Лермонтова», 1880, с. 315.

Лит.: Азадовский (1), с. 228—29; Эйхенбаум (12), с. 144—40.

 

<2> Сюжет трагедии («В Америке...») — краткая запись Л., свидетельствующая о намерении написать социально-политич. трагедию на тему об угнетении испанцами «диких» племен Америки. Здесь же указание на источник: «Из романа французского Аттала». Однако в повести Ф.Р. Шатобриана «Атала, или любовь двух дикарей» (1801), к-рая здесь, без сомнения, имеется в виду, действие происходит в той части Сев. Америки, где испанцев никогда не было; нет их и в самой повести. По-видимому, сюжет об «угнетении диких» в Америке привлек Л. возможностью имплицитных оценок сходных социально-политич. явлений в России (ср. «Жалобы турка»). Трагедия на амер. тему не была написана, самый же замысел трагедии о деспотизме и нац. угнетении был реализован Л. в трагедии «Испанцы». Автограф — ИРЛИ, тетр. VI. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 249.

 

strong>3«Прежде от матерей и отцов...» — краткая заметка, в к-рой уточняется замысел предыдущей. Примечательно, что Л. говорит здесь о работорговле в Америке как об эквиваленте крепостнич. отношений в России: «Прежде от матерей и отцов продавали дочерей казакам на ярмарках как негров...». Подобное же сопоставление имеется у А. Н. Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву», гл. «Хотилов»). Автограф — ИРЛИ, тетр. VI. Впервые — Соч. под ред. Ефремова, т. 2, с. 499.

 

strong>4Сюжет трагедии («Молодой человек в России») — запись, свидетельствующая, что Л. размышлял о возможности создать трагедию, действие к-рой происходило бы не в Испании или Америке (географич. или хронологич. удаленность места действия — важнейшее, ставшее традиционным требование к трагедии и в классицистской, и в романтич. поэтике), а развивалось на материале рус. действительности, причем намеченный поэтом трагич. конфликт должен был иметь социальную основу. Однако по этому пути Л. не пошел: трагедия о рус. разночинце, к-рый «отвергаем обществом, любовью, унижаем начальниками...» и в конце концов «застреливается», осталась ненаписанной. Отзвуком этого замысла явился, по-видимому, образ Красинского в неоконч. романе «Княгиня Лиговская». Автограф — ИРЛИ, тетр. VI. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 249. Записи <5> — <9> относятся к замыслам небольших стих. и поэм.

 

strong>5Эпитафия плодовитого писаки — завершенный в смысловом отношении прозаич. набросок, к-рый в окончат. варианте должен был, вероятно, превратиться в стихотв. эпиграмму. Автограф — ИРЛИ, тетр. VII. Впервые — «РМ», 1882, № 2, с. 172.

 

strong>6«В следующей сатире...» — набросок замысла, осуществленного в стих. «Булевар». В черновой тетради Л. этот набросок непосредственно предшествует стихотворению. Автограф — ИРЛИ, тетр. VII. Впервые — Соч. под ред. Ефремова, т. 2, с. 497. Записи (1) — (6) датируются 1830 по положению в указ. тетрадях.

 

strong>7«(Написать записки молодого монаха)» — набросок замысла, осуществленного в поэмах «Исповедь» и «Мцыри». И. Андроников, однако, считает, что «Исповедь» написана до этой записи, и потому видит в ней набросок к «Боярину Орше» и «Мцыри». Автограф — ИРЛИ, тетр. X. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 258.

Лит.: Андроников (12), т. 4, с. 469.

 

strong>8«Написать шутливую поэму...» — замысел отражает интерес Л. к фольклорным источникам, в частности к былинам, и вместе с тем свидетельствует, что поэт задумывался о произв. в духе иронич. интерпретации героико-эпич. мотивов — по образцу «Неистового Роланда» Л. Ариосто или темы Фарлафа в «Руслане и Людмиле» А. С. Пушкина (ср. также пародию Л. «Он был в краю святом...»). Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 258.

 

strong>9«Memor: перевесть в прозе...» — запись «для памяти», свидетельствующая о намерении Л. сделать нестихотворный пер. произв. Дж. Байрона «Сон» («The Dream», 1816). Поэтич. образность, эмоц. строй и ритмико-интонац. структура «Сна» лежат в основе стих. Л. «Вид́́ение», включенного в драму «Странный человек», причем это сходство специально акцентировано в тексте. Обширный фрагмент из «Сна» (на англ. яз.) взят Л. в качестве эпиграфа к драме. Прозаич. пер. Л. «Сна» либо не сохранился, либо не был осуществлен. В тексте драмы говорится, что одно из стих. Арбенина — «подражание The Dream Байронову» (V, 227). Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 258. Записи <10> — <15> относятся к замыслам разных по жанру произв., среди к-рых существ. место вновь занимают мысли о трагедии.

 

strong>10«Memor: написать трагедию: Марий, из Плутарха...» — развернутый план трагедии из эпохи рим. республиканизма, лит. источником к-рой должна была стать биография рим. консула Гая Мария из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Написание имени рим. диктатора «Силла» (вместо Сулла) обнаруживает, что Л. пользовался изданием «Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей» в пер. С. Дестуниса (СПБ, 1814—21). Судя по содержанию плана — расстановке действ. лиц, фразеологии («изгнание», «тиранство», «убийство», «Антония, оратора убили»), Л. имел в виду создать политич. трагедию в духе декабристского романтизма. Вместе с тем заметно тяготение Л. к драматургич. технике У. Шекспира (это относится к замыслу 5-го действия, где к сыну Мария является тень его отца, подобно тени отца Гамлета). В письме к М. А. Шан-Гирей (между 1830 и 1832) Л. восторженно отзывался о «Гамлете», в частности о сцене появления тени короля (VI, 407). Возможно, Л. знал и о том, что «Жизнеописания» Плутарха послужили источником ряда историч. трагедий Шекспира. Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 258.

 

strong>11«Memor: прибавить к «Странному человеку»» — запись «для памяти», свидетельствующая, что Л. намеревался дополнить драму еще одной сценой. Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — Соч. под ред. Дудышкина, т. 1, с. 664.

 

<12> «При дворе князя Владимира...» — подробный и вполне завершенный набросок; в основе его — сказочный волшебно-рыцарский сюжет, впоследствии отвергнутый поэтом: текст зачеркнут. Запись относится к периоду обостренного интереса Л. к фольклору (см. Фольклоризм), к-рый он в те годы (1830—31) противопоставлял рус. и франц. лит-ре (ср. автобиографич. заметку <7> "Наша литература так бедна..."). Вероятный источник записи — мотивы рус. волшебных сказок о Еруслане Лазаревиче, о Бове-Королевиче, отчасти западноевроп. рыцарские сюжеты. Сюжет наброска несомненно связан с замыслом определенного произв., жанр к-рого, однако, не вполне ясен: запись ближе всего к волшебно-рыцарской сказке, но более вероятно, что Л. намеревался создать сказочную оперу или поэму в духе традиц. лит. интерпретаций фольклора, возможно, по образцу "Руслана и Людмилы" Пушкина. Такого рода замысел был архаичен для нач. 30-х гг. и, видимо, по этой причине остался нереализованным. Однако само развитие в этом наброске мотивов любви, тайны и смерти как взаимообусловленных и как бы "порождающих" друг друга отозвалось в поздних балладах Л. (см. стих. «Тамара», «Морская царевна», «Сон»). Автограф — ИРЛИ, тетр. XI; текст зачеркнут. Впервые — Соч. под ред. Введенского, т. 4, с. 292—94.

 

strong>13Написать поэму «Ангел смерти» — план-конспект замысла, полностью осуществленного в одноим. поэме в том же году (1831), когда была сделана запись. Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — «ОЗ», 1859, № 11, отд. 1, с. 258. Датируется 1831 до 4 сентября — времени создания поэмы «Ангел смерти».

 

strong>14«Memor: написать длинную сатирическую поэму...» — краткая запись «для памяти», сделанная Л. после попытки создать 4-ю ред. поэмы «Демон». Бросив работу над 4-м вариантом, Л. сделал в конце пометку: «Я хотел писать эту поэму в стихах, но нет — в прозе лучше» (VI, 392). По-видимому, мысль о сатирич. поэме, содержащей приключения демона, отражает напряженные поиски направления, в к-ром должна была развернуться дальнейшая работа над произв. о демоне. От решения этой темы в сатирич. ключе Л. в то время отказался. Однако замысел сатирич. поэмы с участием сатаны продолжал жить в сознании Л. уже отдельно от замысла «Демона» и, по-видимому, нашел частичное разрешение в «Сказке для детей». Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — Соч. под ред. Ефремова, т. 2, с. 508.

Лит.: Андроников (12), т. 4, с. 470.

 

strong>15«(écrire une Tragédie: Néron)» — лаконичная запись на франц. яз. («написать трагедию: Нерон») свидетельствует о намерении Л. создать трагедию из рим. истории. Замысел осуществлен не был. Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — Соч. под ред. Ефремова, т. 2, с. 500. Записи <16> — <17> относятся к замыслу монументальных произв. из рус. истории.

 

strong>16«Имя героя Мстислав...» — первонач. план соч. о Мстиславе. Запись дает ясное представление о теме: борьба с татарскими завоевателями, идейной направленности (утверждение героики освободит. борьбы) и эмоц. тональности (патетич. трагизм, включающий лирич. тему) задуманного произв., позволяет проследить лит. традиции, к-рым оно следует (декабристская, гражд. поэзия), и источники; к последним обычно относят «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина, «Сказание о Мстиславе Удалом» А. Ф. Вельтмана («Моск. телеграф», 1831, № 21) и поэму П. А. Катенина «Мстислав Мстиславич». Однако вопрос о жанре задуманного соч. и историч. прототипе его гл. героя не вполне ясен. По-видимому, проблема жанровой формы не была решена до конца самим Л. На это указывает ряд обстоятельств. Так, пункт плана «Мстислав три ночи молится на кургане, чтоб не погибло любезное имя Россия» реализован Л. в форме монолога стихотв. трагедии: «Три ночи я провел без сна — в тоске» (этот монолог обычно помещают в соч. Л. под заглавием «Отрывок»). Другое же стих., явно связанное с замыслом произв. о Мстиславе, — «Баллада» («В избушке позднею порою...») — написано так, как если бы Л. намеревался реализовать свой замысел в форме героич. поэмы. Сохранилась также запись Л. песни про татарский полон «Что в поле за пыль пылит», но эта песня могла быть в равной мере использована в поэме, трагедии или драматич. поэме. Лишь позже, в развернутом плане (см. запись <17>) Л. придает задуманному произв. жанровые признаки драмы (трагедии). Поиски историч. прототипа гл. героя связаны с попытками установить, какие именно историч. события должны были лечь в основу произв. В этой связи называют эпизод взятия татарами г. Владимира в 1238: рус. войска, оборонявшие город, возглавляли сыновья вел. кн. Георгия — Всеволод и Мстислав. Это предположение основывается на том, что в тексте первоначально было: «Имя героя Всеволод...», замененное потом на «Мстислав». П. Владимиров и М. Азадовский считают, что речь идет о князе Мстиславе Мстиславиче (Мстислав Удалой), стоявшем во главе рус. дружин в битве на р. Калке (1223). Между тем ни в первонач., ни в развернутом плане нет реалий или дат, к-рые могли бы быть соотнесены с битвою под стенами Владимира или битвою на Калке. Сам Мстислав нигде не назван князем «Георгиевичем». «Мстиславичем», «Удалым». Даже напротив: Л. назвал своего героя Мстислав Черный, специально уточнив: «прозвание от его задумчивости». По-видимому, в планы Л. не входило соотносить свой замысел с конкретными событиями и историч. лицами; для него, как и в др. случаях, была важна нац., историч. и социально-психологич. характерность. Имя же героя — Мстислав, чрезвычайно распространенное в древнерус. сказаниях и летописях, могло привлечь Л. своей этимологией. Автограф — ИРЛИ, тетр. XI. Впервые — «РМ», 1881, кн. 12, с. 19—20. Записи <7> — <16> датируются 1831 по положению в указ. тетрадях.

 

strong>17Сюжет («Молодежь, разговаривают») — развернутый план предыдущего сюжета, превращенный в конспект драматич. произведения. На это указывает нумерация абзацев, означающая разбивку на 5 актов и 10 сцен, а также фразы: «Это длинная сцена», «Сцена, где видна его любовь к сестре» и т.п. Здесь же впервые намечен мотив, разработанный в том же году в романе «Вадим»: сестра героя (тоже Ольга), страстно им любимая, любит его врага и скрывается с ним. Автограф — ИРЛИ, тетр. IV. Впервые — «ОЗ», 1859, № 7, отд. 1, с. 51—53. Датируется 1831—32 по нахождению в тетради. Лит. к <16> и <17>: Зотов В., Л. как драматург, «Северное сияние», 1864, т. 3, с. 371—72; Владимиров, с. 9—11; Докусов А., «Вадим», «Звезда», 1938, № 9, с. 199; Азадовский (1), с. 229; Соколов (4), с. 96; Удодов (2), с. 90—92. Записи <18> — <22> завершают замыслы юношеской поры, относящиеся к разным по жанру произведениям.

 

strong>18«Программа» — развернутый план произв. из рус. жизни, действие к-рого происходит в миру и в монастыре. Судя по нек-рым признакам (преобладание действия, драматизм, характеристика героя через др. действ. лиц), Л. имел в виду написать драм. сочинение. Автограф — ИРЛИ, тетр. IV. Впервые — «РМ», 1881, кн. 12, с. 24.

 

strong>19«Племя на Кавказе» — краткая запись («Герой — пророк»), связанная, очевидно, с замыслом поэмы «Измаил-Бей». Автограф — ИРЛИ, тетр. IV. Впервые — «ОЗ», 1859, № 7, отд. 1, с. 53, под заглавием «Программа поэмы на Кавказе».

 

strong>20«Монах впоследствии сидит у окна» — конспективный набросок двух сцен и развязки произведения. По составу действ. лиц (монах, отец героя) и действиям осн. персонажа эти сцены, вероятно, связаны с замыслом, записанным в «Программе» (см. запись <18>). Однако представляют ли эти сцены детализацию истории гл. героя этого наброска (один из его вариантов) или в них реализован пункт, обозначенный в «Программе» как «История одного монаха», — неясно. Автограф — ИРЛИ, тетр. IV. Текст зачеркнут.

 

strong>21«Он угрожает ей гибелью отца» — набросок сюжета (или части сюжета), в центре к-рого — «роковая» неразрывность любви и смерти. Связь наброска с к.-л. произв. или замыслом Л. не прослеживается. Автограф — ИРЛИ, тетр. IV. Впервые — изд. Ефремова «Юношеские драмы Лермонтова», СПБ, 1880, с. 316. Записи <18> — <21> датируются 1832 по положению в указ. тетради.

 

strong>22«Демон. Сюжет» — краткая запись Л., свидетельствующая о непрестанных поисках направления, в к-ром должна была развиваться работа над поэмой «Демон». Слова: «Она поет...про близость ангела...как прежде» — означают, что Л. намеревался внести в новый вариант «Демона» «Песню монахини» из 3-й ред. поэмы («Как парус над бездной морской...Явился мне ангел»). Замысел связать тему демона с библ. сюжетом — «Во время пленения евреев в Вавилоне (из Библии)» — осуществлен не был. Автограф — ИРЛИ, Казанская тетрадь. Впервые — Соч. под ред. Введенского, т. 4, с. 292. Датируется авг. — нояб. 1832 по положению в Казанской тетради.

 

strong>23«Я в Тифлисе...» — набросок произв., задуманного, вероятно, как повесть от первого лица. Нек-рые элементы замысла в сильно трансформированном виде получили развитие в «Тамани». Здесь совпадает сюжетная канва: герой, увлеченный женщиной, случайно оказывается свидетелем чужой тайны; вторгшись в чуждый ему уклад жизни, не понимая сути происходящего, он едва спасается от гибели, сбрасывая в воду одного из участников этой таинств. истории. Трансформация первонач. замысла шла по пути освобождения его от мелодраматизма и романтизированной экзотики в духе кавк. повестей А. А Бестужева (Марлинского), чему способствовало перемещение места действия с таинств. Востока в «скверный городишко» Тамань: в обстановке городка, расположенного в зоне воен. действий, весь сюжет получал вполне реалистич. мотивировку. Кульминац. эпизод — романтич. схватка на мосту — сменился в «Тамани» иронич. описанием борьбы офицера и девушки в лодке. Начало наброска «Я в Тифлисе...» создает впечатление, что задуманный сюжет имел автобиографич. основу, однако такое предположение не подтверждается документально. Вместе с тем существование реальных лиц, обозначенных как «Петр Г. — ученый татар <ин> Али и Ахмет», представляется вероятным, тем более что упомянутый позднее оружейный мастер Геург, как установлено, действительно жил тогда в Тифлисе, недалеко от Эриванской площади (Л. повторил его имя в черновике стих. «Поэт»: «В серебряных ножнах блистает мой кинжал, / Геурга старого изделье»; II, 279). Изучение наброска в основном и шло по пути установления реальных лиц, обозначенных именами. В. Мануйлов полагает, что «Петр» — дальний родственник Л., ген.-майор П. И. Петров, а «Г.» и Геург одно и то же лицо. По мнению И. Андроникова, «Петр» — штаб-офицер штаба Отд. Кавк. корпуса, постоянный житель Тифлиса П. Е. Петров; «Г.» — штаб-лекарь Тифлисского госпиталя Ф. П. Герарди; а «ученый татар<ин> Али» — азерб. поэт-просветитель Мирза Фатали Ахундов (1812—78), живший в то время в Тифлисе и, возможно, помогавший Л. записать сказку про Ашик-Кериба. По версии И. Ениколопова, Али — тифлис. ахунд Мамед-Али, а Ахмет — его племянник. Автограф — ГИМ, ф. 445, № 227а (тетр. Чертковской б-ки), л. 46. Впервые упоминается в Соч. под ред. Ефремова, т. 1, с. 381; опубл. — Соч. под ред. Введенского, т. 4, с. 289—90. Датируется 1837 по времени пребывания Л. в Тифлисе.

Лит.: Ениколопов, с. 30—31; Мануйлов В. А., М. Ю. Л. и его запись сказки об Ашик-Керибе, в кн.: Ашик-Кериб. Сб. к постановке балета в Ленингр. гос. акад. Малом оперном театре, Л., 1941, с. 24; Андроников (13), с. 335—67.

 

strong>24«Алек<сандр>: у него любовница» — подробная запись сюжета из светской жизни, в к-ром мелодраматич. эффекты даны на реалистич. бытовом и психологич. фоне. Нек-рые сцены перекликаются с «Княгиней Лиговской» и драмой «Два брата». Содержание абзацев соответствует структуре пятиактной пьесы, что указывает на намерение Л. воплотить этот замысел в драматич. форме. Замысел осуществлен не был. Автограф — ГИМ, ф. 445, № 227а (тетр. Чертковской б-ки), л. 59 об. На полях два рис.: мужское лицо и молодой мужчина в штатском с усами и длинными волосами. Впервые упоминается в Соч. под ред. Ефремова, т. 1, с. 381; опубл. — Соч. под ред. Введенского, т. 4, с. 294—95. Дата точно не установлена; предположительно датируется 1835—36.

Лит.: Удодов (2), с. 92—99.

 

strong>25«У России нет прошедшего: она вся в настоящем и будущем» — заметка Л., по сути представляющая собой попытку определить свою позицию по отношению к спорам о судьбах России, разгоревшимся в 30-е гг. Л. определенно отмежевывается от официально-патриотич. т.з., сформулированной А. Ф. Бенкендорфом: «Прошлое России удивительно, настоящее более чем великолепно, будущее — выше всего, что может представить самое пылкое воображение». Однако поэт не согласен и с противоположным, пессимистич. взглядом, характерным для известной части рус. общества и нашедшим выражение в «Философических письмах» П. Я. Чаадаева: «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя» (Соч., т. 2, М., 1914, с. 111). Вера Л. в творческую, преобразующую роль рус. об-ва (см. Общественно-историческая проблематика в творчестве Лермонтова) сближает его позицию, с одной стороны, с взглядами Ю. Ф. Самарина и близкими ему по ориентации славянофилами, с другой — демократич. концепцией В. Г. Белинского (незадолго до того, как была написана заметка, Л. встречался и с тем и с другим). Автограф — ГПБ, Собр. рукоп. Л., № 12 (записная книжка, подаренная В. Ф. Одоевским, л. 7 об. от конца). Впервые — «ОЗ», 1844, № 2, отд. 1, с. 201. (В ЛАБ в качестве первой названа вторая публикация.) Датируется апр. — июлем 1841 по нахождению в записной книжке.

Лит.: Удодов (2), с. 99—100.