Paulúm sepúltae dístat inértiae celáta vírtus

Скрытая доблесть мало чем отличается от могильной бездеятельности.

Гораций, "Оды", IV, 9, 25-33:

Vixére fórtes ánt(e) Agamémnona

Multí; sed ómnes íllacrimábiles

Urgéntur ígnotíque lónga

Nócte carént quia váte sácro.

Paulúm sepúltae dístat inértiae

Celáta vírtus. Non ego té meis

Chartís inórnatúm silébo

Tótve tuós patiár labóres

Impúne, Lólli, cárpere lívidas

Oblíviónes.

Немало храбрых до Агамемнона

На свете жило, но не оплаканы,

Они томятся в вечном мраке -

Вещего не дал им рок поэта.

Безвестный подвиг, словно бездействие,

В могилу сходит. Лоллий! Стихи мои

Тебя без славы не оставят;

Не уступлю я твоих деяний

В добычу алчной пасти забвения.

(Перевод Н. Гинцбурга)

Этот человек [ Цицерон ] был до того поглощен страстной жаждой славы, что решился бы, как мне кажется, и притом очень охотно, впасть в ту же крайность, в которую впадали другие, полагая, что сама добродетель желанна лишь ради почета, неизменно следующего за ней: pautum sepultae distat inertiae celata virtus. (Мишель Монтень, О славе.)