РАЗУМ И РЕВОЛЮЦИЯ. ГЕГЕЛЬ И СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ТЕОРИИ

’РАЗУМ И РЕВОЛЮЦИЯ. Гегель и становление социальной теории’
(‘Reason and Revolution. Hegel and the rise of social theory’, 1941) — работа Маркузе. По мысли автора, ‘возникновение фашизма заставляет по-новому осмыслить философию Гегеля’. Целью автора выступает стремление показать ‘несовместимость основных идей Гегеля с теми тенденциями, которые приводят к теории и практике фашизма’. (Речь шла о распространившихся в 1930-е оценках Гегеля как ‘философа тоталитаризма’: комментировались его тезисы о государстве как о ‘самостоятельной силе, в которой индивиды не более чем моменты’; о том, что ‘государство суть шествие Бога в мире’; о том, что государству, осуществляющему ‘право, безразличное к особенности’, в принципе не важно, есть ли индивид либо его нет.) Как отмечает Маркузе, немецкий идеализм обычно называют ‘теорией Французской революции’. Философия Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля сформировалась как ответ на брошенный из Франции призыв перестроить государство и общество на рациональной основе, дабы социальные и политические институты не противоречили свободе и интересам личности. Идея разума, согласно Маркузе, ‘средоточие философии Гегеля’. Идея Гегеля о том, что мысль должна управлять действительностью, согласно Маркузе, — сердце его философии. ‘Р.иР.’ состоит из двух главных частей: ‘Основы философии Гегеля’ и ‘Становление социальной теории’ /преимущественно социологии —А.Г./. По мысли Маркузе, философская система Гегеля проходит в собственном развитии пять этапов: 1) 1790—1800, попытка заложить религиозные основы философии; 2) 1800—1801, формулировка своей оригинальной точки зрения, анализ современной философии (особенно идей Канта, Фихте, Шеллинга); 3) 1801—1806, написание ‘Иенской системы’ — ранней формы завершенной системы Гегеля; 4) 1807 — создание ‘Феноменологии духа’; 5) 1808—1817, окончательное формирование философской системы, обозначенное ‘Философской пропедевтикой’, завершенное ‘Наукой логики’, ‘Энциклопедией философских наук’, ‘Философией права’ и др. Параллельно, по мысли Маркузе, осуществлялось осмысление Гегелем современных ему социально-политических контекстов (вплоть до 1831, исследование, посвященное английскому ‘Биллю о реформе’). Во второй части ‘Р.иР.’ анализируются: ‘основы диалектической теории общества’ (полемики Кьеркегора, Фейербаха, анализ трудового процесса и диалектика Маркса); ‘основы позитивизма и становление социологии’ (де Сен-Симон, Конт, Ф.Ю.Шталь, Л.Штейн). В ‘Заключении’ Маркузе осмысливает разновидности неогегельянства и ревизию Гегеля, осуществленную национал-социалистическими идеологами. Как утверждает Маркузе, ‘в основе философии Гегеля лежит структура, идеи которой — свобода, субъект, дух, понятие — являются производными от идеи разума’: гегелевское понятие разума отличается критической и полемической направленностью, противоборствует любой готовности принять существующее положение дел, отрицает гегемонию любой существующей формы существования, выявляя антагонизмы, преобразующие ее в другие формы. Философская система Гегеля, согласно Маркузе, суть ‘последняя великая попытка сделать мысль прибежищем разума и свободы’. Гносеология немецкого идеализма утверждала способность структуры индивидуального мышления (субъективности) к порождению всеобщих законов и идей, способных конституировать всеобщие нормы рациональности. По Гегелю, является осуществимым построение всеобщего рационального порядка на автономии индивида. Пафос такой философии, согласно Маркузе, отыскание единящего начала для индивидуалистического по природе своей общества. (В отличие от традиции британского эмпиризма, трактующего единство разума как единство обычая или единство привычки, сообразующихся с фактами, но ‘никогда не управляющих ими’.) Как отмечается в ‘Р.иР.’, философия Гегеля на самом деле являет собой философию отрицания: ‘она изначально движима убеждением в том, что данность, которая кажется здравому смыслу достоверным знаком истины, в действительности является ее отрицанием, так что истина может утвердиться только благодаря уничтожению этой данности. В этой критической убежденности и кроется движущая сила диалектического метода’. Маркузе констатирует, что ‘историческое наследие гегелевской философии не перешло к гегельянцам... ее критические тенденции скорее были восприняты в марксистской теории общества’. Но при этом ‘переход от Гегеля к Марксу’ есть ‘переход к принципиально иному порядку истины, который нельзя истолковать в терминах философии’: все философские понятия марксистской теории являются общественно-экономическими категориями, тогда как общественно-экономические категории Гегеля представляют собой философские понятия. Уже даже ранние работы Маркса являют собой ‘отрицание философии, хотя и выраженное философским языком’. У Маркса, по мысли Маркузе, ‘на смену идее разума приходит идея счастья’. Гегель решительно отвергал мысль о том, что прогресс разума может иметь что-то общее с удовлетворением индивидуального стремления к счастью; у Гегеля ‘разум может господствовать даже тогда, когда реальность вопиет от страданий индивида: идеалистическая культура и технологический прогресс гражданского общества свидетельствуют об этом’. И далее в ‘Р.иР.’ ‘требование, согласно которому свободные индивиды должны обрести удовлетворение, противоречит всему укладу традиционной культуры’. Маркузе, отвергая обвинения Гегелю в философском тоталитаризме, подчеркивает: в национал-социализме не единение свободных индивидов и не рациональное целое гегелевского государства конституируют социальную общность, а ‘природный’ организм расы. Анализ Маркузе приводит его к следующему выводу: духовная свобода Европы в ее протестантской версии, осмысленная системами философского идеализма, располагалась (акцентированно онтологически) вне рамок наличной данности консервативных и косных социально-политических структур. Еще Лютер утвердил религиозную свободу как внутреннюю реальность жизни духа, существующую безотносительно к социально-политической конкретике истории. Как итог, ‘люди, обретшие свободу свыше 400 лет назад, продолжают прекрасно маршировать в единых колоннах авторитарного государства’. Немецкая культура оказалась обращена не столько к вещам, сколько к их идее, полагая свободу мысли прежде свободы действия, нравственность — прежде практической справедливости, внутреннюю жизнь — прежде общественной жизни человека. Критическая направленность системы Гегеля была утеряна в последующих философских метаморфозах: ‘история гегельянства превратилась в историю борьбы против Гегеля’. Как полагает Маркузе, ‘в самой своей сущности разум есть противоречие, противостояние, отрицание до тех пор, пока свобода не будет реализована. Если противоречивая, противоборствующая, отрицательная сила разума терпит поражение, реальность совершает свое движение, повинуясь собственному позитивному закону, и, не встречая противодействие со стороны духа, раскрывает свою репрессивную силу’. В дальнейшем становление позитивистского, социологического стиля мышления трансформировали самосознающее Я в начало, обусловленное чем-то внешним; Я из активного субъекта мысли превращается в пассивного субъекта восприятия. Такой интеллектуальный поворот, по Маркузе, и привел к трагедиям 20 ст. Именно позитивизм, инициированный Контом, а не система Гегеля, содержал в себе, согласно Маркузе, ‘семена философского оправдания авторитаризма’. Маркузе цитирует известного идеолога национал-социализма К.Шмитта: ‘В тот день, когда Гитлер пришел к власти, Гегель, так сказать, умер’.