символ

СИ́МВОЛ -а; м.

1. То, что служит условным знаком какого-л. понятия, явления, идеи. Голубь с ветвью - с. мира. Пять сплетённых колец - с. Олимпийских игр. // Лит. Художественный образ, условно передающий какую-л. мысль, переживание. Использовать художественные символы романтизма в ткани реалистического произведения.

2. Условное обозначение какой-л. единицы, величины, принятое в науке. Символы химических элементов.

◊ Си́мвол веры. 1. Краткое изложение основных догматов христианства (в православии сформулированы в тексте, начинающемся словами: "Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя..."). -2. Взгляды, убеждения, основы мировоззрения; кредо.

◁ Символи́ческий; Символи́чный; Си́мвольный (см.).

* * *

си́мвол

(от греч. sýmbolon — знак, опознавательная примета), 1) в науке (логике, математике и др.) — то же, что знак. 2) В искусстве — характеристика художественного образа с точки зрения его осмысленности, выражения им некой художественной идеи. В отличие от аллегории, смысл символа неотделим от его образной структуры и отличается неисчерпаемой многозначностью своего содержания (ср. Аллегория).

* * *

СИМВОЛ

СИ́МВОЛ (греч. symbolon — знак, сигнал, признак, примета, залог, пароль, эмблема ), знак, который связан с обозначаемой им предметностью так, что смысл знака и его предмет представлены только самим знаком и раскрываются лишь через его интерпретацию.
Природа символа
В отличие от образа, символ не самодостаточен и «служит» своему денотату (предмету), требуя не только переживания, но также проникновения и толкования. В искусстве, особенно в его высоких достижениях, грань между образом и символом трудно определима, если не учитывать, что художественный образ приобретает символическое звучание, тогда как символ изначально связан со своим предметом. В отличие от понятия, для которого однозначность является преимуществом (по сравнению, например, со словом естественного языка), сила символа в его многозначности и динамике перехода от смысла к смыслу. В отличие от аллегории и эмблемы, символ не является иносказанием, которое снимается подстановкой вместо него прямого смысла: смысл символа не имеет простого наличного существования, к которому можно было бы отослать интерпретирующее сознание. В отличие от притчи и мифа, символ не предполагает развернутого повествования (нарративной формы) и может иметь сколь угодно сжатую форму экспрессии. В отличие от метафоры, символ может переносить свойства предметов и устанавливать те или иные их соответствия не для взаимоописания этих предметов, а для отсылки к «неописуемому». В отличие от знамения, символ не является знаком временного или пространственного явления сверхприродной реальности, поскольку допускает наличие бесконечно большой дистанции между собой и своим интенциональным предметом.
Специфическими отличиями символа от всех упомянутых знаковых тропов являются следующие его функции: 1) способность символа к бесконечному раскрытию своего содержания в процессе соотнесения со своей предметностью при сохранении и «неотменимости» данной символической формы; 2) способность символа, связанная с опытом его толкования, устанавливать коммуникацию, которая, в свою очередь, создает (актуально или потенциально) сообщество «посвященных», т. е. субъектов, находящихся в поле действия и относительной понятности символов (например, церковь, направление в искустве, эзотерический кружок, культурный ритуал); при этом эзотеричность символа уравновешивается его «демократичностью», поскольку каждый может найти свой, доступный ему уровень понимания символа, не впадая в профанацию; 2) устойчивое тяготение символа к восхождению от данных «частей» к действительному и предполагаемому «целому». Символ в этом случае является местом встречи того, что само по себе несоединимо.
Символ в философии и культуре
Уже у истоков философского мышления (досократики, Упанишады (см. УПАНИШАДЫ)) мы находим искусство построения символов, в тех случаях, когда понятие сталкивается с трансцендентным (см. ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЙ). Но как философская проблема символ осознается (если говорить о западной традиции) Платоном (см. ПЛАТОН (философ)), который ставит вопрос о самой возможности адекватной формы абсолютного. Эйдосы (см. ЭЙДОС), которые не суть ни абстракции, ни образы, в этом контексте можно понимать именно как символы. Европейское средневековье делает символ одним из общекультурных принципов, однако предметом рефлексии и культивирования в первую очередь становятся эмблематические возможности символа, собственная же его специфика выявляется лишь в творческой практике культурного взлета 13 — нач.14 вв. Ситуация существенно не меняется вплоть до последней четверти 18 в.: Возрождение (см. ВОЗРОЖДЕНИЕ (Ренессанс)), Маньеризм (см. МАНЬЕРИЗМ), Барокко (см. БАРОККО), Просвещение (см. ПРОСВЕЩЕНИЕ (идейное течение)) богаты своими символическими художественными и религиозными мирами, но не видят при этом в символе ничего, кроме средства иносказания и «геральдической (см. ГЕРАЛЬДИКА)» репрезентации.
Новый поворот темы возникает в связи с кантовским (см. КАНТ Иммануил) учением о воображении. Здесь символ впервые приобретает статус особого способа духовного освоения реальности. В это же время Гете (см. ГЕТЕ Иоганн Вольфганг) приходит к интуиции «пра-феномена», т. е. своего рода объективного символа, рожденного органической природой. В философии немецкого романтизма (Новалис (см. НОВАЛИС), Ф. Шлегель (см. ШЛЕГЕЛЬ Фридрих), Шеллинг (см. ШЕЛЛИНГ Фридрих Вильгельм), Крейцер и др.) разворачивается целая философия символа, раскрывающая его специфику в связи с основными темами романтической эстетики (творчество, гений, ирония, взаимосоответствия и переклички миров в универсуме). Близкую романтизму версию дает Шопенгауэр (см. ШОПЕНГАУЭР Артур), изображающий мир как символизацию бессодержательной воли в идеях и представлениях. Как вариант романтической темы символа можно рассматривать концепцию «косвенных сообщений» Кьеркегора (см. КЬЕРКЕГОР Серен).
Во второй половине 19 в. осмысление проблемы символа берет на себя философствующее искусство: в музыку и литературу приходит миф, истолкованный не как формальная оболочка смысла, а как смыслопорождающая стихия (наиболее показателен Р. Вагнер (см. ВАГНЕР Рихард) — практик и теоретик ). С 1880-х гг. символизм (см. СИМВОЛИЗМ) как художественное течение и теоретическое самообоснование, вбирая в себя и романтическое наследие и идеи философии жизни, создает в полемике с позитивизмом новую философию символа, претендующую на тотальную мифологизацию не только творчества, но и жизни творящего субъекта. Русское ответвление символизма конца 19 — нач. 20 вв. дает обильные философские плоды: в построениях В. С. Соловьева (см. СОЛОВЬЕВ Владимир Сергеевич), Андрея Белого (см. БЕЛЫЙ Андрей), Вяч. И. Иванова (см. ИВАНОВ Вячеслав Иванович), П. А. Флоренского (см. ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович), А. Ф. Лосева (см. ЛОСЕВ Алексей Федорович) символизм получает систематическое многовариантное философское обоснование.
Течения западной мысли 20 в. представляют несколько моделей понимания символа. Выросшая из неокантианства (см. НЕОКАНТИАНСТВО) «Философия символических форм» Кассирера (см. КАССИРЕР Эрнст) делает символ универсальным способом объяснения духовной реальности. «Глубинная психология» Юнга (см. ЮНГ Карл Густав) и его школы, наследуя открытый психоанализом (см. ПСИХОАНАЛИЗ) феномен символа, укорененного в коллективном бессознательном, переходит от установки Фрейда (см. ФРЕЙД Зигмунд) на разоблачение символа к его легитимизации и сознательного включения символов и архетипов в процессы самовыражения и самопостроения души. Философия языка вскрывает символический потенциал, позволяющий естественному языку играть роль миросозидающей силы. Если аналитическая традиция склонна при этом «обезвреживать» мифологию языка и его символы в пользу рациональности и смысловой прозрачности, то «фундаментальная онтология» Хайдеггера (см. ХАЙДЕГГЕР Мартин) и герменевтика Гадамера (см. ГАДАМЕР Ханс Георг) пытаются освободить язык от сциентистской цензуры и позволить символу быть самодостаточным средством понимания мира. Показательно, что Хайдеггер и Витгенштейн (см. ВИТГЕНШТЕЙН Людвиг) сходятся в признании необходимости символически означить «то, о чем нельзя сказать» при помощи «молчания» (Витгенштейн) или «вслушивания в бытие» (Хайдеггер). Структурализм Леви-Стросса (см. ЛЕВИ-СТРОС Клод) исследует механизмы функционирования символа в первобытном бессознательном (бриколаж), не избегая проекций на современную культуру. Новейшая философия Запада сохраняет проблематику символа в превращенных формах в той мере, в какой остается актуальной задача размежевания и аксиологической оценки различных типов знаковой активности человека и культуры.
Символ как элемент и инструмент культуры становится специальным предметом внимания и научного исследования в связи с формированием новой гуманитарной дисциплины — культурологии (см. КУЛЬТУРОЛОГИЯ). В одних случаях культура в целом трактуется как символическая реальность (как в «философии символических форм» Кассирера (см. КАССИРЕР Эрнст)), в других — вырабатывается методология «расшифровки» того смысла, который бессознательно был придан объекту культуры, в третьих — символ изучается как сознательно творимое сообщение культуры, и в этом случае интерес представляет как поэтика его создания, так и механизмы его восприятия. Наиболее проблематичным остается понимание символов культуры, лишенных прямой эмблематичности: такими могут быть художественный образ, миф, религиозное или политическое деяние, ритуал, обычай и т. п.