- воля
- ВО́ЛЯ -и; ж.1. Способность человека сознательно управлять своими действиями, преодолевать трудности для достижения поставленных целей. Сила воли. Усилие воли. Железная, слабая в. Нет воли у кого-л.2. к чему. Сознательное стремление к осуществлению чего-л.; упорство, настойчивость в достижении чего-л. В. к победе. Люди доброй воли.3. кого или чья. Желание, требование. Выйти замуж против родительской воли. Считаться с волей избирателей. В. народа - закон.4. кого или чья. Разг. Возможность и право поступать, распоряжаться кем-, чем-л. по своему усмотрению; власть. По своей воле пришёл или кто прислал? (без принуждения, добровольно). В. ваша (поступайте как знаете, как хотите). Много воли дали кому-л. (неодобр.; распустили кого-л.). * Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать (Пушкин).5. Трад.-нар. Отсутствие зависимости от кого-л., возможность располагать собою по собственному усмотрению; свобода. Жить на воле. Рваться на волю. Выпустить птиц на волю.◊ Вольному во́ля (см. Во́льный). Дать во́лю чему (см. Дать). Последняя во́ля кого. Предсмертное распоряжение. Рукам во́ли не давай. Не занимайся рукоприкладством. Собрать во́лю в кулак. Сосредоточить все волевые усилия (перед лицом опасности и т.п.).◁ Во́лей-нево́лей (см.). Во́лею чего, в зн. предлога. Книжн. В силу чего-л., из-за чего-л. В. судьбы, случая. По во́ле кого-чего, в зн. предлога. 1. = По. Плыть, пустить по воле волн. -2. По вине кого-, чего-л. Оказаться безработным по воле администрации. По воле судьбы, случая (в силу обстоятельств, случайно). Во́люшка, -и; ж. Нар.-поэт. (4 зн.). Волево́й (см.).* * *во́ляспособность к выбору деятельности и внутренним усилиям, необходимым для её осуществления. Специфический акт, несводимый к сознанию и деятельности как таковой. Осуществляя волевое действие, человек противостоит власти непосредственно испытываемых потребностей, импульсивных желаний: для волевого акта характерно не переживание «я хочу», а переживание «надо», «я должен», осознание ценностной характеристики цели действия. Волевое поведение включает принятие решения, часто сопровождающееся борьбой мотивов (акт выбора), и его реализацию.* * *ВОЛЯВО́ЛЯ, способность к выбору деятельности и внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления. Специфический акт, несводимый к сознанию и деятельности как таковой. Осуществляя волевое действие, человек противостоит власти непосредственно испытываемых потребностей, импульсивных желаний: для волевого акта характерно не переживание «я хочу», а переживание «надо», «я должен», осознание ценностной характеристики цели действия. Волевое поведение включает принятие решения, часто сопровождающееся борьбой мотивов (акт выбора), и его реализацию.
* * *
ВО́ЛЯ (лат. voluntas, англ. will, ит. volontа, нем. Wille, франц. volonte), специфическая способность или сила, не вполне тождественная разуму или отличная от него. В истории европейской философии понятие воля имело два основных значения: 1) способность разума к самоопределению (в том числе моральному) и порождению специфической причинности (классическая рационалистическая традиция, исторически более влиятельная и не прерывающаяся от античности до настоящего времени); 2) фундаментальное свойство сущего (предшествующее разуму) и основа всех объяснительных моделей (волюнтаристическая традиция 19—20 вв., представленная преимущественно Ф. В. Шеллингом (см. ШЕЛЛИНГ Фридрих Вильгельм), Шопенгауэром (см. ШОПЕНГАУЭР Артур), Э. Гартманом (см. ГАРТМАН Эдуард), Ф. Ницше (см. НИЦШЕ Фридрих) и отчасти А. Бергсоном (см. БЕРГСОН Анри)). В психологии концепции воли делятся соответственно на гетерогенетические и автогенетические.
Развитие понятия воли в классической традиции
В классической традиции воля выступает как относительно самостоятельная функция или акциденция разума. «Конфликт разума и воли» здесь почти непредставим, а противоположность «волевого» иррациональному, напротив, разумеется сама собою. В метафоре «воля» выделяется прежде всего интеллектуально-императивный аспект, смысл твердого разумного намерения, деятельной мысли, стремящейся к осуществлению цели.«Волевая» проблематика начала оформляться в рамках проблемы свободы воли (см. СВОБОДА ВОЛИ), и первоначально не имела отчетливых онтологических коннотаций, замыкаясь на сферах этики, гносеологии и психологии. Понятие «воля» не сразу получило нормативный терминологический эквивалент (поэтому грекам порой ошибочно отказывали во всяком представлении о воле). У Платона «волевое» впервые становится особым предметом рефлексии и понимается как синтез разумной оценки и «стремления» (причем последнее выделяется в отдельную способность души: Symp. 201 dе; Phaedr. 252 b sq.). Аристотель (см. АРИСТОТЕЛЬ) разработал «анатомию» волевого акта, рассматривая волю как специфическую причинность, отличную от «чистой» интеллектуальной сферы (созерцательный разум) и от «чистых» аффектов. Фундаментальной способностью души является стремление; воля — единственный вид стремления, который зарождается в разумной части души и является «синтезом» разума и стремления. Сфера воли соответствует «практическому» разуму, размышляющему о деятельности и направляющему на нее: чисто интеллектуальный акт отличается от акта целеполагания, в котором момент стремления акцентирован более заметно. Аристотель оформил классическую традицию терминологически, очертив смысловую сферу «волевой» лексики («воля», «выбор», «решение», «произвольное», «цель» и т. д.). Теория Аристотеля и содержательно, и терминологически почти не претерпела изменения в эллинистическую эпоху. Лишь ранние стоики (особенно Хрисипп (см. ХРИСИПП)), говоря о стремлении разума, отождествляли разумно-оформленное стремление, или волю, противоположное страсти, с суждением. Неоплатонизм, не предложив принципиальных новшеств в области волевой проблематики, переместил ее в сферу онтологии. Парадигматический трактат Плотина VI 8 «О произволе и желании Единого» подчеркнуто-метафизичен: речь идет о «чистой» волевой проблематике вне ее психологических и антропологических приложений. Воля — специфическая способность разума, проявляющаяся до всякого действия (VI 8,5; 9): «Воля — это мышление: ведь волей может называться лишь то, что сообразно с разумом» (VI 8,6,36). Поскольку воля есть также «тяготение» ума к себе и к Единому, она имеет два основных измерения — энергийно-онтологическое и «эротическое».
Уже с 3 в. до н. э. классическая традиция обрела внутреннюю цельность и в рамках самой античности не получила реальных волюнтаристических альтернатив (эпикурейская версия атомизма предложила лишь иное основание для конечного самоопределения разума: программный, но поверхностный индетерминизм). Однако в рамках единой традиции ясно заметен процесс «эмансипации воли», в результате которого воля как способность к действию получает известную самостоятельность по отношению к разуму и к аффекту. Так было положено начало пути к будущей «метафизике воли», к акцентированию момента влечения (особенно в патристике (см. ПАТРИСТИКА)). Но в рамках классической традиции «эмансипация» воли имеет ограниченные пределы: в крайнем случае воля ставится рядом с разумом, но никогда явно не противопоставляется ему и тем более не притязает на господство над ним. Смысл процесса — перенесение акцента на динамический момент воления; принципиальное значение интеллектуального момента этим не умаляется (особенно в моральной сфере), хотя он может отходить на задний план. Термин voluntas заметнее акцентирует динамический момент воли и аккумулирует максимальное количество «волевых» смыслов. Наряду с voluntas имел хождение термин liberum arbitrium, акцентирующий момент выбора. Кроме того, с довольно ранних времен в латиноязычной традиции заметно стремление «разводить» и даже довольно четко разграничивать разум и волю.
Христианство утвердило примат над-рациональной веры и любви, ограничив сферу компетенции разума еще и в пользу возвышенного аффекта. Это ускорило эмансипирование воли в отдельную способность, повышение статуса динамически-«эротического» момента, и в соединении с онто-теологической перспективой неоплатонизма привело к возникновению своеобразной «метафизики воли», особенно ярко проявившей себя на латинском Западе начиная с 4 в. В тринитарном учении Мария Викторина (см. МАРИЙ ВИКТОРИН) воля понимается не только психологически или функционально, а прежде всего субстанциально: в Боге воля совпадает с бытием и является чистой потенцией (см. ПОТЕНЦИЯ), способностью к самореализации Абсолюта; Сын есть воля Отца. За Викторином шел в своем тринитарном учении Августин (см. АВГУСТИН Блаженный), выделяя динамически-психологический момент воления на общем «онто-теологическом» фоне. Любой аффект свидетельствует о некоем волевом стремлении: «Ведь воля, конечно, присуща всем [движениям души]; мало того, все они суть не что иное, как воля» (Civ. D. XIV 6), то есть «стремление ничем не принуждаемой души чего-то не лишиться или что-то приобрести» (De duab. an. 10,14). «Тринитарная» структура разума подразумевает субстанциальное единство ума, памяти и воли: ум сам на себя обращает направленность воли (intentionem voluntatis — De Trin. X 9,12): воля есть такая же непосредственная очевидность, как бытие и знание о нем (De lib. arb. I 12,25; Conf. VII 3,5). Благодаря этой «интенции» ум постоянно обращен на себя, то есть всегда себя знает, всегда желает, всегда любит и помнит (De Trin. X 12,19): «память, рассудок и воля... суть, следовательно, не три субстанции, но одна субстанция» (ib. X 11,18).
Восточные авторы от гностиков (см. ГНОСТИЦИЗМ) (Iren. Adv. haer. I 6,1) до Дамаскина (см. ДАМАСКИН) (Exp. fid. 36) придерживались традиционной (в основе своей — аристотелевской) схематики.
Средневековая проблематика воли не выходила за рамки августинизма, аристотелизма и их возможных комбинаций. Примером умеренного августинизма может служить позиция Ансельма Кентерберийского (см. АНСЕЛЬМ Кентерберийский). Аристотевские мотивы превалируют у Альберта Великого (см. АЛЬБЕРТ ВЕЛИКИЙ) и Фомы Аквинского (см. ФОМА АКВИНСКИЙ). Для Альберта воля — «причина самой себя», способность самоопределения разума (I 7,2); воля и разум — разные, но тесно связанные способности души. Фома сочетает тезис Аристотеля с августиновскими реминисценциями: воление есть по преимуществу акт интеллектуального самоопределения (S.th. I q.83,4); ум прежде и выше воли (I q.82,3): «разум мыслит волю, а воля желает, чтобы разум мыслил» (I q.16, 4 ad 1). У Оккама (см. ОККАМ Уильям) воля и разум — два взаимосвязанных способа активности души (In sent. II q. 24 cf. I d.1 q.2). Самый «радикальный» вариант августинизма предполагает не онтологический, а обычный динамический примат воли над разумом. Для Дунса Скота структура ментального акта задается волей как первичной интенцией: «Воля, повелевающая умом, является более высокой причиной с точки зрения ее действия» (In I sent. IV 49,4).
Доминирующее положение классической традиции сохраняется в Новое и Новейшее время. У Декарта (см. ДЕКАРТ Рене) понятие воли несколько шире понятия разума, но по сути своей воление — модус мышления (Первоначала философии, I 34—35; 65). Для Спинозы (см. СПИНОЗА Бенедикт) воля и разум — одно и то же, ибо разум познает причинную связь вещей и идей (Этика, ч. II): человек определяется к действию познанием. С точки зрения Лейбница, (см. ЛЕЙБНИЦ Готфрид Вильгельм) основание всякой воли коренится в разуме (Рассуждение о метафизике, 2), то есть, воление определяется разумом, хотя (в моральной плоскости) и не детерминируется им полностью (Новые опыты..., кн. II, гл. XXI 5 сл.; Теодицея, 310 сл.). У Канта (см. КАНТ Иммануил) воля есть способность желания, определяющее основание которой находится в разуме [Метафизика нравов. Введение. I. – Соч. в 6 тт. Т.4 (2). М., 1965, с.119], или способность определять самое себя к действию сообразно представлению о законах (Основы метафизики нравственности. Разд. II. – Там же, 4 (I). с.268.), или «вид причинности живых существ, поскольку они разумны» (там же, Разд. III, с. 289). Цель действия есть объективное основание для самоопределения воли; цель — предмет произвола разумного существа, посредством представления о котором произвол определяется к соответствующему действию [Метафизика нравов. Часть II. Введ. I. – Там же, 4 (2), с.314.]. По Гегелю (см. ГЕГЕЛЬ Георг Вильгельм Фридрих), «различие между мышлением и волей — лишь различие между теоретическим и практическим отношением, но они не представляют собой двух способностей — воля есть особый способ мышления: мышление, как перемещающее себя в наличное бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие» (Философия права. Введ. 4. Прибавл. – Философия права. М., 1990, с.68—69 ср. 21; Энциклоп. филос. наук 468; 476). У Фихте (см. ФИХТЕ Иоганн Готлиб) воля выступает как равноправная способность наряду с разумом «внутри» субъекта, причем акт воли (как у Дунса Скота (см. ДУНС СКОТ Иоанн)) обладает логическим первенством в процессе самоопределения разумного «Я» (Наукоучение, 1794 г. 1). Новейшим образцом классической схематики может служить «эдейтико-феноменологическая» концепция Рикера, (см. РИКЕР Поль) понимающего волю как «фундаментальную способность» —интеллектуальную интенцию, содержащую «проект» действия, то есть стремление к цели (см. ЦЕЛЬ), не совпадающее с «чистым» мышлением, хотя «сила (force)» воли — «это аспект cogito»: «желать значит мыслить» (Philosophie de la volonte. T.1. Le volontaire et l"involontaire. Paris, 1950).
Развитие понятия воли в волюнтаристической традиции
Основой «волюнтаристической» традиции являются онтологическое понимание воли и тезис: не воля есть акциденция (см. АКЦИДЕНЦИЯ (в философии)) разума, а разум — акциденция воли. «Волюнтаристический» потенциал классической традиции был в полной мере реализован Августином (см. АВГУСТИН Блаженный), Дунсом Скотом (см. ДУНС СКОТ Иоанн) и Фихте (см. ФИХТЕ Иоганн Готлиб), которые вплотную подходили к границе, отделяющей эту традицию от ее противоположности. Элементы собственно волюнтаристической традиции можно найти у Беме (см. БЕМЕ Якоб) (благая или злая воля — онтологическая характеристика сущего: «Аврора», II 2 сл.) и Мен де Бирана (см. МЕН ДЕ БИРАН Мари Франсуа Пьер), но как цельная позиция она не встречается раньше Шеллинга (см. ШЕЛЛИНГ Фридрих Вильгельм) и особенно Шопенгауэра. (см. ШОПЕНГАУЭР Артур) Переход к ней был достаточно постепенным: у Шеллинга рудиментарная классическая схематика присутствует внутри волюнтаристической. С одной стороны, воля впервые выступает в рамках креационистской модели как иррациональная подоснова сущего, из которой выделяется «сознательная» воля («Философские исследования о сущности человеческой свободы...»), но разум остается «волей в воле» (там же), то есть интеллектуальное измерение воли как самоопределения разума еще не утратило своего прежнего парадигматического значения («Система трансцендентального идеализма»). Лишь Шопенгауэр впервые окончательно порывает с классикой. Воля имеет онто-космический статус и выступает как лишенная субъективного начала иррациональная сила, не требующая достаточного основания, но сама являющаяся всеобщим основанием как «воля к жизни», то есть как универсальное метафизическое начало и вместе с тем объяснительная модель («Мир как воля... кн. II 17 сл.; «Дополнения» гл. 28). Комбинация идей Шеллинга и Шопенгауэра присутствует в «Философии бессознательного» Э. Гартмана (см. ГАРТМАН Эдуард), а у Ницше (см. НИЦШЕ Фридрих) шопенгауэровская «воля к жизни» преобразуется в столь же онтологичную «волю к власти». На этом взлет волюнтаристической традиции резко обрывается: она имеет лишь косвенное продолжение в иррационалистической концепции «жизненного порыва» А. Бергсона (см. БЕРГСОН Анри).
Для целого ряда важнейших философских течений 20 в. «чистая» волевая проблематика не представляет самостоятельного интереса, — например, для аналитической философии (см. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ) (где воля понимается как специфический предмет психологии — Витгенштейн, (см. ВИТГЕНШТЕЙН Людвиг) Логико-философский трактат, 6.432), экзистенциализма (см. ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ), структурализма (см. СТРУКТУРАЛИЗМ), постмодернизма (см. ПОСТМОДЕРНИЗМ).
Энциклопедический словарь. 2009.