НАДЕЖДА

НАДЕЖДА

— ожидание блага, осуществления желаемого. В античности не было единого представления о ценностном значении Н. Негативное ценностное значение Н. обосновывалось тем, что она воспринимается как иллюзия, добровольный самообман. Однако из представления об иллюзорности Н. не всегда делался вывод о том, что она является злом. Н.-иллюзия выступала в роли утешения (Эсхил «Прикованный Прометей»), которое хотя и не способно отвести удары судьбы, зато в силах избавить человека от страдания в ожидании неизбежного. Ценность иллюзорной Н.-утешения была развенчана, в частности, в стоицизме, согласно которому обманчивая Н. ведет к отчаянию, в то время как главное для человека — сохранить мужество перед лицом любых ударов судьбы. В нейтральном значении понятие Н. раскрывается как ожидание события, которое с ценностной т.зр. может быть и хорошим, и плохим. По Платону, у хороших и правильно мыслящих людей надежды истинные и достижимые, у дурных и неразумных — ложные и несбыточные. С такой трактовкой связано понимание Н. как положительной ценности — справедливой награды за добродетельную жизнь. Положительное значение Н. в античности закрепилось и в том, что Н. символически изображали на монетах, а в Др. Риме существовало культовое почитание Н.
В христианстве Н. трактуется исключительно как положительная ценность. И хотя допускается, что объектами Н. могут быть различные (включая материальные) блага, в ней усматривается знак принадлежности человека не земной жизни, а вечности; ее основное содержание — упование на справедливый суд Христа и спасение (мессианская Н.). В таком качестве Н. рассматривается как одна из основополагающих добродетелей наряду с верой и милосердием. Наиболее распространена т.зр., что Н. в сравнении с др. теологическими добродетелями обладает меньшей значимостью. Для апостола Павла «любовь из них больше»: она пребывает вечно, в вере же и в Н. потребность утрачивается, когда Царство Божье становится фактом.
Понятие Н. занимает существенное место в моральной философии И. Канта. Согласно Канту, высшее благо предполагает соединение добродетели и счастья, между которыми объективно существует напряжение: в моральном законе не содержится необходимого основания для связи между нравственностью и счастьем. Совершенное осуществление добродетели и достижение соразмерного с добродетелью счастья не постижимы разумом и могут быть предметом лишь Н. В качестве условий возможности высшего блага и оснований Н. на его достижение Кант называет свободу, бессмертие души и бытие Бога. Н., как и страх, не может быть, по Канту, нравственным мотивом: в качестве принципа деяния она разрушительна для его моральной ценности.
В современных рассуждениях о Н. в разных филос. контекстах переосмысливаются антич. христианские представления. Одни философы отождествляют Н. с иллюзией, рассматривают ее как предлог уйти от решения смысложизненных дилемм в мир грез (А. Камю, Ж. Батай, Д.Д. Руне) и противопоставляют ей безнадежность как отсутствие всякого обмана. Другие считают Н. сущностно связанной со свободой и творчеством и признают ее необходимой и весьма эффективной движущей силой развития как в личностном, так и социальном, историческом и даже космическом аспектах (П. Рикёр, Э. Блох, Э. Фромм).

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.

НАДЕЖДА

    НАДЕЖДА — ожидание блага, осуществления желаемого. В античности не было единого представления о ценностном значении надежды (έλπίς). Негативное ценностное значение надежды обусловливалось тем, что она воспринималась как иллюзия, добровольный самообман. Однако из представления об иллюзорности не всегда делался вывод о том, что надежда является злом; часто она выступала в роли утешения (“Прикованный Прометей” Эсхила) — как средство, хотя и не способное отвести удары судьбы, зато избавляющее человека от страдания, вызванного ожиданием неизбежного. Ценность иллюзорной надежды-утешения была развенчана, в частности, в стоицизме, согласно которому обманчивая надежда ведет к отчаянию, в то время как главное для человека сохранить мужество в столкновении с любыми превратностями судьбы. Нейтральное значение понятия раскрывается как ожидание события, которое с ценностной точки зрения может быть и хорошим, и плохим. По Платону, у хороших и правильно мыслящих людей надежды истинные и достижимые, у дурных и неразумных — ложные и несбыточные. С такой трактовкой связано и понимание надежды как положительной ценности (справедливой награды за добродетельную жизнь), в античности закрепившееся и в том, чтонадежду изображали на монетах, ав древнем Риме существовало ее культовое почитание (spes).

    В христианстве надежда трактуется исключительно как положительная ценность. Хотя допускается, что объектами надежды могут быть различные (в т. ч. материальные) блага, в ней усматривается знак принадлежности человека не земной жизни, а вечности; ее основное содержание — упование на справедливый суд Христа и спасение (мессианская надежда). В таком качестве надежда рассматривается как одна из основополагающих добродетелей наряду с верой и милосердием. Наиболее распространена точка зрения, что надежда в сравнении с др. теологическими добродетелями обладает меньшей значимостью. Для апостола Павла “любовь из них больше”, поскольку любовь пребывает вечно, в вере же и в надежде потребность утрачивается, когда Царство Божье становится фактом. В самом Боге нет ни веры, ни надежды, а есть только любовь. На основе анализа святоотеческих текстов С. М. Зарин говорит о второстепенном значении надежды и как аскетического средства. На высшей ступени своего развития христианин угождает Богу не благодаря надежде на получение в будущей жизни вечного блаженства за “доброделание”, а только из любви к Богу.

    Понятие надежды занимает существенное место в моральной философии И. Канта. Согласно Канту, высшее благо (философский эквивалент понятия Царства Божьего) составляется из двух элементов — добродетели (нравственности) и счастья, между которыми объективно существует напряжение: в моральном законе не содержится необходимого основания для связи между нравственностью и счастьем. Совершенное осуществление добродетели и достижение соразмерного с добродетелью счастья непостижимы разумом и могут быть предметом лишь надежды. В качестве условий возможности высшего блага и оснований надежды на его достижение Кант называет свободу, бессмертие души и бытие Бога. Постулат о свободе вытекает из необходимости допущения способности определения воли по законам умопостигаемого мира, постулат о бессмертии души — из необходимости условия “соразмерности продолжительности существования с полнотой в исполнении морального закона”. Благодаря постулату о бытии Бога оказывается возможной надежда на осуществление высшего блага во всей полноте — достижение соразмерного с нравственностью счастья. Надежда, как и страх, не может быть, по Канту, нравственным мотивом: в качестве принципа деяния она разрушительна для его моральной ценности.

    Античные и христианские представления о надежде и сами их основания стали предметом переосмысления для современных авторов. Так, А. Камю, разделяя античный взгляд на надежду как на иллюзию, добровольный самообман, считает, что понимание ее как ценности возможно лишь в рамках религиозного и философского сознания, приписывающего миру смысл и основание. По логике этого сознания, если не надеяться на понимание мира и на спасение в нем, то следует отказаться от жизни. Такое мировоззрение Камю обнаруживает не только в христианском и новоевропейском образе мысли, но и в экзистенциализме. Единственный путь для человека, осознавшего наконец свою принадлежность абсурду, состоит в жизни без надежды на понимание и на спасение, которая всегда тождественна иллюзии. Надежде в современной философии противопоставляется безнадежность как отсутствие всякого обмана (Ж. Батай). Надежда-иллюзия считается всего лишь предлогом для ухода от решения смысложизненных дилемм в мир грез (Д. Д. Руне).

    В основании античного и современного понимания надежды как иллюзии, согласно П. Рикёру, лежит миросозерцание “вечного настоящего”. Причину отказа от надежды в этой традиции он видит в признании приоритета необходимости. Адекватное же понимание надежды, по его мнению, возможно лишь в теологии и философии, имеющих эсхатологическое измерение. В контексте эсхатологической теологии Рикёр связывает понятие надежды с понятиями воскресения и свободы. Познать воскресение Христа — значит приобщиться к надежде на воскресение из мертвых. Э. Блох при создании философии надежды опирался на учение К. Маркса, которое само считал актом надежды, именно на том основании, что в отличие от предшествующей философии, ориентированной в прошлое и исходящей из реализованности идеала совершенства, марксизм ориентирует на достижение универсального совершенства в будущем. Успешность мирового процесса в этом движении определяется, по Блоху, надеждой, признаваемой атрибутом бытия, устремленностью к будущему или первоначальной формой выражения “голода” — побудительной силой, ведущей к изменению в мире. Э. Фромм, обосновывая положительную ценность надежды во внерелигиозном контексте и косвенно возражая против отождествления ее с иллюзией, напротив, особый акцент делает на непременной укорененности надежды в настоящем. Объектом надежды, по его мнению, является состояние бытия, а-пассивное ожидание достижения бытийной полноты в далеком будущем Фромм считает одной из основных форм отчуждения надежды (поклонение “будущему”, “потомкам”, “прогрессу” и т. п.). Именно пассивное упование уводит человека от собственной активности и ответственности за свою жизнь, надежда же требует действовать и добиваться достижения целей. Поэтому она опирается на особого рода знание реальности — “видение настоящего, чреватого будущим”, которое Фромм называет ра

    циональной верой, или умением усматривать суть явлений. Увязывание надежды с настоящим делает ее более действенной еще и потому, что уберегает от другой формы отчуждения — игнорирующего реальность авантюризма.

    Напротив, в религиозно-философских рассуждениях о надежде особенно акцентируется присущий ей элемент иррациональности. Так, Рикёр подчеркивает, что логика надежды — это логика избыточности, поскольку объект надежды не только не имеет предпосылок в настоящем, но и противоположен настоящему — существованию “под знаком креста и смерти”. С. А. Левицкий объясняет иррациональность надежды тем, что “превратимость возможности в действительность” постулируется в ней часто против доводов разума. Оборотной стороной иррациональности надежды является ее соотнесенность со свободой. Согласно Рикёру, надежда соотнесена со свободой отрицания смерти. По Левицкому, надежда есть проявление свободы, поскольку она представляет собой “постулирование определенной благой возможности как субъективно долженствующей осуществиться”; лишенный надежды, лишен и свободы.

    Представление о надежде как о положительной ценности включает и утверждение ее действенности в личностном, социальном и космическом аспектах (К. С. Льюис, Рикёр). Блох считал, что надежда ориентирует на осуществление высшего блага как торжества коммунизма и Царства Свободы, где преодолеваются какие-либо противоречия в человеческом бытии и человек становится бессмертным. По Фромму, надежда как основная характеристика бытия направлена на активное преобразование человеком и обществом “земной” реальности в направлении ее “большей жизненности”.

    Лит.: Платон. Филеб. Государство. Тимей // Платой, Собр. соч. в 4 т., т. 3. M., 1994; Кант И. Критика практического разума // Кант И. Собр. соч. в 6 т., т. 4, ч. 1. M., 1965; Левицкий С. А. Трагедия свободы.— Соч., т. 1. M., 1995, с. 238—43; Зарин С. M. Аскетизм по православнохристианскому учению. М., 1996; Камю А. Бунтующий человек. М., 1990; Льюис К. С. Просто христианство [III, X].— Он же. Любовь, страдание, надежда. М., 1992; Фромм Э. Революция надежды.— Он же. Психоанализ и этика. М., 1993; Рикёр П. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. М., 1996; Bloch E. Das Prinzip Hoffnung. Bd. l— 3. B., 1954-59; Shorey P. Hope.— Hastings J. (ed.). Encyclopedia of Religion and Ethics. Edinburgh—N. Y., 1974.

    О. В. Артемьева

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.