ШИЛЛЕР Фридрих

ШИЛЛЕР Фридрих

(Schiller), (10 нояб. 1759 – 9 мая 1805) – нем. поэт, философ и историк. В 1773–80 учился медицине в Штутгартской "академии". С 1787 жил в Веймаре.

В филос. развитии Ш. выделяются докантовскии период ("О взаимосвязи животной природы человека с его духовной природой" – "Versuch über den Zusammenhang der thienschen Natur des Menschen mit seiner geistigen", Stuttg., 1780; "Теософия Юлия" – "Theosophie des Juleus", 1780, изд. Lpz., 1786), период усвоения философии Канта ("О причинах удовольствия, получаемого от трагич. предметов" – "Über den Grund des Vergnügens an tragischen Gegonständen", опубл. в журн. "Neue Thalia", 1792, No1; "О трагич. иск-ве" – "Über die tragische Kunst", опубл. там же, 1792, No 2) и период ее творч. переосмысления, когда были написаны осн. филос.-эстетич. соч. Ш. – "О грации и достоинстве" ("Über Anmuth und Würde", опубл. в журн. "Neue Thalia", 1793, No 3), "Об эстетическом воспитании человека" ("Uber die ästhetische Erziehung des Menschen", опубл. в журнале "Die Horen", 1795, вып. 1–2), "О наивной и сентиментальной поэзии" ("Über naive und sentimentalische Dichtung", опубл. там же, вып. 11–12; 1796, вып. 1). Усвоение идей Канта дало сильный толчок филос.-эстетич. размышлениям Ш., прояснило его мысль и дало ему развитую терминологию, но не затронуло самих глубин ого представлений, так что Ш. не стал философом-кантианцем.

Характер мысли Ш. определен прежде всего традициями просветительского морализма – англ. моральной философии 18 в. (Т. Рид, Локк, Шефтсбери, Юм, Фергюсон), а также немецкой "популярной философии" (X. Гарве, Т. Абт и др.). Как моралисту Ш. присуще дуалистич. противопоставление идеального и действи-тельного, духа и тела, формы и материи и притом под знаком должного. В этом плане Ш. воспринимал и кантовские антиномии. Но если у просветителей-моралистов эти противоречия легко преодолевались в конечной идеальной гармонии сущего (как у Шефтсбери), то для Ш. противоречивость мира – трагич. судьба. Морализм Ш. определяет и то, что проблема человека, его истории и человеч. общества – главная в его философии. Здесь Ш. смыкается и с Гердером, и с Кантом. Сближение с кругом представлений Гёте в сер. 90-х гг. было обусловлено тяготением Ш. к идеалу гармонич. цельности, переживание к-рой у Гёте было столь же первичным, как у Ш. – представление о расколе действительности; в отличие от Гёте, целостность у Ш. всегда остается равновесием динамич. борьбы враждебных сил.

Общей чертой филос.-поэтич. творчества Ш. является то, что подлинными действующими лицами многих его произведений оказываются именно этич. и филос. категории как нек-рые персонификации внутренних динамич. сил бытия. В филос. соч. кантовские категории трансформируются уже потому, что делаются своеобразной поэтич. реальностью. По словам Кассирера, мысль становится у Ш. художеств. формой (см. "Idee und Gestalt", В., 1921, S. 80). Это проявляется и в филос. лирике ("Боги Греции", "Художники", "Идеалы", "Идеалы и жизнь"), и особенно в драмах, в т.ч. в поздних, где при всей конкретной и социально-историч. определенности действующих лиц (как в "Вильгельме Телле") действие протекает в кругу заранее заданных идеальных категорий-сущностей, свое отношение к к-рым выявляют герои драмы. Герои при этом могут быть, но могут и не быть носителями определ. идеи, ее "рупором". Эту конкретную наглядность своих идей имел в виду Ш., когда писал, что он "символизирует" и "колеблется... между понятием и созерцанием, между правилом и чувством, конструированием и гениальностью" ("Der Briefwechsel zwïschen Schiller und Goethe", Bd 1, Lpz., 1964, S. 11). "Символизируемые" категории составляют самый глубокий слой мировоззрения Ш. Оно – "диалогично" (Кассирер) и трагично. Человек остается наедине с миром, с судьбой, со своей виной; таковы заключит. слова хора "Мессинской невесты", оставляющие неясным положит. смысл бытия: "О д н о я чувствую и отчетливо постигаю: жизнь н е есть высшее из благ, но величайшее зло есть – винa" (Gesammelte Werke, Bd 7, В., 1954, S. 421). Трагизм Ш. противоречив: судьба, "...растаптывая человека, возвышает его" (там же, Bd 1, В., 1955, S. 301).

Разорванный мир противоборствующих сил в трагедиях Ш. уступает место в основных его филос. соч. поискам преодоления противоположностей. Вслед за Кантом в эстетическом он видит середину между теоретическим и практическим ("Письма об эстетич. воспитании"). Динамизируя кантовское противопоставление материи и формы, Ш. говорит о влечении к материи – чувств. влечении и влечении к форме. Итогом этих противоположно направленных устремлений ("чувственное влечение стремится быть определенным извне, воспринять свой объект, влечение к форме стремится само определять, создавать свой объект" – там же, Bd 8, В., 1955, S. 441) является влечение к игре, или инстинкт игры, к-рый стремится воспринимать свой предмет так, как если бы он сам произвел его, и производить так, как стремится воспринимать чувство; влечение к игре, соединяя оба др. влечения, принуждает человека и морально, и физически, но тем самым снимает всякое принуждение и физически, и морально освобождает человека. Если предметом чувств, влечения является жизнь в самом широком смысле, а предметом влечения к форме – образ, форма (Gestalt), то предмет влечения к игре есть живой образ, т.е. красота (см. тамже, S. 443). Игра – одно из центр, понятий Ш.; это свободное, самодеят. раскрытие всех сил человека. "Человек играет только тогда, когда он является человеком в полном смысле этого слова, и только тогда является он человеком вполне, когда играет" (там же, S. 446). Человек в игре творит реальность высшего порядка ("эстетическую реальность") и творит самого себя как всестороннюю гармоническую личность, а общество как общество "эстетическое" ("в царстве эстетической видимости осуществляется идеал равенства, который мечтатели хотели бы реализовать и по существу" – там же, S. 496). В прекрасном, игре Ш. надеется восстановить внутр. целостность личности, расколотой в результате калечащего действия разделения труда, преодолеть историч. противоречие между реальным и должным в человеч. жизни, совр. обществе.

В философии культуры, развитой в ст. "О наивной и сентиментальной поэзии" (1796), характерно переплетение историч. и типологич. планов анализа различных типов культуры. В историч. плане "наивное" – синоним нерефлектированного единства человека с природой, в типологич. плане "наивное" и "сентиментальное" – возможные типы художеств. творчества вообще. "Наивный" поэт есть сама природа, "сентиментальный" – стремится к природе, и его поэзия идеальна. Различие между наивным и сентиментальным иск-вом есть различие между индивидуальностью и идеальностью, пластичностью и духовностью формы, между иск-вом ограничения и иск-вом бесконечного стремления к идеалу. Здесь Ш. выступает как непосредств. предшественник типологич. построений в эстетике романтизма (антитеза "классического" и "романтического") – у Ф. и А. Шлегелей, Шеллинга, а также у Гегеля.

В отличие от романтиков и даже от Гёте, человеч. личность стоит в центре внимания философии Ш.: идеальная действительность строится изнутри личности, целостность к-рой должна быть восстановлена эстетич. воспитанием. Не противоречие между моралью и склонностью является сущностью человеч. природы, как, напр., у Канта, а их согласие в достигшей гармонии "прекрасной душе".

Ш. – автор ряда историч. работ ("История отпадения Соединенных Нидерландов" – "Geschichte des Abfalls der vereinigten Niederlande von der spanischen Regierung", Bd 1–2, Lpz., 1788; "История Тридцатилетней войны" – "Geschichte des dreyßigjährigen Krieges", Buch 1–5, Lpz., 1790–92). Осн. принципы понимания истории Ш. берет у Канта: телеология, принцип как привносимый самим историком и др. Историю Ш. понимает как триаду. Характерно его рассуждение в ст. "Нечто о первом человеческом обществе...": "...Прав философ, сие (грехопадение – А. М.) называющий исполинским шагом вперед, ибо лишь благодаря этому шагу человек превратился из раба естественных побуждений в создание, действующее свободно, из автомата – в нравственное существо; совершив этот шаг, он впервые вступил на лестницу, которая через много тысячелетий приведет его к владычеству над собой" (Собр. соч., т. 5, М., 1957, с. 505). Это религ.-этич. представление об истории переплетается у Ш. с трагич. переживанием ее как проявлением суровой неумолимой судьбы, изображением отдельных историч. личностей как ее орудий и игрушек. Филос. и историч. работы Ш. представляют собой значит. шаг в становлении историзма.

Соч.: Schillers Werke. Nationalausgabe, begr. von J. Petersen, Bd 20, 21, Tl 1–2, Weimar, 1962–63; в рус. пер. – Собр. соч., т. 6, М., 1957.

Лит.: Юнг К. Г., Психологич. типы, [пер. с нем.], Цюрих, 1929, гл. 2; Лукач Г., Шиллер как эстетик (вступ. ст.), в кн.: Шиллер Ф., Статьи по эстетике, М.–Л., 1938; Берковский Н. Я., Театр Шиллера, в его кн.: Статьи по лит-ре, М., 1962; Асмус В. Ф., Нем. эстетика 18 в., М., 1962, гл. 5; Koch F., Schillers philosophische Schriften und Plotin, Lpz., 1926; Meng H., Schillers Abhandlung über naive und sentimentalische Dichtung, Frauenfeld–Lpz., 1936; Baumecker G., Schillers Schönheitslehre, Hdlb., 1937; Spranger E..Schillers Geistesart gespiegelt in seinen philosophischen Schriften und Gedichten, В., 1941; Buchwald R., Schiller, neue Ausg., Bd 1–2, [Wiesbaden], 1956; Сysarz H., Die dichterische Phantasie F. Schillers, Tübingen, 1959; Wiese B. von, F. Schiller, Stuttg., [1959]; Dilthey W., Schiller, Gött., [1959]; Roch Α., Die Personalität in Schillers Theorien und Dramen, Köln, 1960 (Diss); Müller R., Studien zum heutigen Schillerbild, Gött., [1961]; Kerry S. S., Schiller's writings on aesthetics, Manch., [1961]; Regin D., Freedom and dignity. The historical and philosophical thought of Schiller, The Hague, 1965; Staiger E., F. Schiller, [Z.], 1967.

Ал. В. Михайлов. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.