АТАРАКСИЯ

АТАРАКСИЯ

(от греч. ataraxia — отсутствие волнений, невозмутимость) — в философии Эпикура и его школы — состояние душевного покоя, невозмутимости, к которому должен стремиться человек, в особенности мудрец. А. является предварительным условием достижения счастья и заключается в избавлении от страха перед богами, смертью и загробным миром, от чувства беспокойства перед непонятным в природе; она предполагает ограничение потребностей, умеренность в наслаждениях, отход об общественных и государственных дел.

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.

АТАРАКСИЯ

        (греч. , букв.— отсутствие волнений, невозмутимость), термин философии Эпикура и его школы, идеальное душевное состояние, к которому, по Эпикуру, должен стремиться человек. А. достигается избавлением от страха перед богами, смертью и загробным миром, от чувства недоумения перед непонятными явлениями природы, ограничением потребностей, умеренностью в наслаждениях, самоустранением от обществ. и гос. дел.

        см. Эпикур.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983.

АТАРАКСИЯ

(от греч. ataraxia – невозмутимость)

душевное спокойствие, безмятежность как высшая ценность. Восхвалялась как предварительное условие эвдемонии Эпикуром, Пирроном и в особенности Демокритом, который обозначал это состояние также др. словами: хорошее расположение духа, бесстрастие, состояние, в котором нет больше места удивлению, гармония. См. также Апатия.

Философский энциклопедический словарь. 2010.

АТАРАКСИЯ

(ἀταραξία, от ἀ – отрицат. приставка и ταράσσω – волную, возмущаю) – понятие др.-греч. этики, обозначающее безмятежность, невозмутимость, душевный покой. В учении Демокрита А. понималась как состояние души, не волнуемой жизненными заботами, свободной от страха смерти, предрассудков и от всех душевных переживаний, т.е. такое состояние, когда разум господствует над страстями. Счастье человека заключается в нем самом: в душевном спокойствии, в хорошем настроении, во внутр. гармонии (Стобей II 7, 3; рус. пер., в кн.: Материалисты Древней Греции, 1955, с. 157). Позднее идея А. развивалась в этике Эпикура ("Эпикур приветствует Геродота", "Эпикур приветствует Пифокла", Diog. L. X 136; рус. пер., там же, с. 181–82, 198 и 224). Эпикур считал А. высшим идеалом жизни, под к-рым он понимал состояние мудреца, достигшего внутр. свободы. Продолжая линию Демокрита, Эпикур исходил из материализма и атеизма, воспевал радости земной жизни, призывал наслаждаться ими. Идеал А. у Эпикура отличен от апатии стоиков, к-рые исходили из религ.-идеалистич. учения о первичности духа, о бессмертии души и говорили о тщетности и суетности земного мира. В последующем идеи стоиков, их проповедь аскетич. морали были восприняты христианством, а учение Эпикура было подвергнуто критике и извращено в духе вульгарного гедонизма. Начиная с 3 в. до н.э. идеал Α., отражая всеобщий кризис рабовладельческого общества, становится уже идеалом примиренчества и глубокого пессимизма. Таков идеал А. у скептиков (см. Секст-Эмпирик, "Пирроновы основоположения", рус. пер., СПБ, 1913). С их т. зр. А. – воздержание от суждений, отсутствие мнения о добре и зле, истинном и ложном.

Лит.: Маковельский А. О., Древнегреческие атомисты, Баку, 1946; Гюйо М., Мораль Эпикура и ее связь с современными учениями, Собр. соч., т. 2, СПБ, 1899.

Э. Михайлова. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.

АТАРАКСИЯ

    АТАРАКСИЯ (греч. αταραξία, ά — отрицательная частица+?αραχτι, βолнение, смятение, тревога) — термин античной этики, означающий “невозмутимость”, “безмятежность”. Наиболее общий смысл заключается в идеале невосприимчивости души к аффектам, переносе внимания с внешних обстоятельств на внутреннее состояние и в предпочтении разума чувствам,—понимание, разделяемое практически всеми античными школами; наибольшее значение термин приобрел в этике эпикурейцев и скептиков. Впервые существительное α' ταραξία появляется у Демокрита: “счастье же он называет и благодушием (εΰθυμίη) духа, и благосостоянием, и гармонией, и размеренностью, и безмятежностью-атараксией” (фр. 742 Лурье = Stob. II, 7, 31, р. 52, 13 W) и “мудрость, неустрашимая невозмутимость-атараксия — превыше всего” (фр. 743 = Stob. Ill, 7, 74),—ср. другой неологизм Демокрита “неустрашимость” (αΰαμβίη), с которым атараксия близка и в последующей традиции его вытесняет. Для истории понятия важно употребление прилагательного “невозмутимый” (ατάραχος) у Аристотеля в определении таких добродетелей, как πραότης (ровность характера, сдержанность): “сдержанный человек старается оставаться невозмутимым и подчиняться не чувствам, а следовать разуму” (Eth. Nie. 1125b34), и ανδρεία (мужество) (см. Eth. Nie. 1117al8. 31). Аристотелевское понимание “невозмутимого” состояния как состояния подчиненности чувств разуму (формула для всякой добродетели) вместе с демокритовским понятием атараксии оказало влияние на эпикурейскую “невозмутимость”,—вероятно, через посредство атомиста Навсифана, ученика Пиррона и учителя Эпикура (ср. его неологизм “несмутимость” (άκαταπληξία) вместо демокритовской “неустрашимости”). Кроме того, Эпикур учился у Ксенократа, для которого засвидетельствовано употребление однокоренного слова “возмущение” в важном контексте: причина занятий философией состоит в “прекращении возмущений в нашей жизни по поводу вещей” (fr. 4 Heinze).

    В связи с Пирроном доксографическая традиция фиксирует атараксию как разговорную метафору для описания состояния духа истинного мудреца: “На корабле во время бури, когда спутники его впали в уныние, он (Пиррон) оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел, и говоря, что в такой вот безмятежности-атараксии и должен пребывать мудрец” (Diog. L K 68). В традициях школьного пирронизма (Энесидем — Тимон — Секст Эмпирик) и академического скепсиса (Аркесилай) атараксия устойчиво связана с термином “воздержание от суждений” (эпохе),— причем Секст Эмпирик конечной целью называет атараксию, а Диоген Лаэртий и Аркесилай (Sext.. Emp. Pyrrh. I 232,8) — эпохе: “Конечной целью скептики считают эпохе, за которым как тень следует атараксия” (Diog. L. IX 107); “Эпохе—это остановка рассуждения (στάσις διανοίας), когда мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем; а атараксия—это безмятежность и спокойствие души (ψυχής άοχλησία και γαληνότης)”, “атараксия приходит вместе с эпохе” (Sext. Emp. Pyrrh. I 10, ср. также I 31: “атараксия следует за эпохе”). То, что атараксия описывает состояние разума (=” разумной души), а не чувств, показывает разграничение атараксии и метриопатии (“умеренность”, термин исходно перипатетический) как конечных целей; “В том, что подлежит (оценочному) мнению, целью скептика является атараксия, а в том, что мы вынуждены испытывать— метриопатия” (там же, I 30, 7; ср. I 25, 4—6). Имеется в виду, что скептик, как и все люди, испытывает чувства приятного и болезненного, но он не выносит догматических суждений о том, хорошо это или плохо. Парадоксальный характер связи между атараксией как целью и эпохе как средством ее достижения Секст Эмпирик демонстрирует с помощью живописной метафоры: “Говорят, что он (живописец Апеллес), рисуя лошадь и пожелав изобразить на картине пену лошади, потерпел такую неудачу, чтоотказался от этого и бросил в картину губку, которой обыкновенно снимал с кисти краски; и губка, коснувшись лошади, воспроизвела подобие пены. Так и скептики вначале надеялись достичь атараксии путем суждения о несоответствии видимого и мыслимого; но оказавшись не в состоянии этого сделать, они воздержались от суждений, и следствием их воздержания как бы случайно явилась атараксия, как тень за телом” (там же, I 29).

    Как у скептиков атараксия была связана с эпохе (“за эпохе следует атараксия”), так и у Эпикура атараксия связана с “удовольствием” (ηδονή). В этике Эпикура конечная цель—“удовольствие”, негативно характеризуемое как отсутствие телесной боли и душевных смятений (μήτε ταράττεσθαι κατά ψυχήν) (Diog. L. X, 131, 8—11), иногда же душевная атараксия прямо называется “конечной целью” (там же, Χ 128, 3—4) вместе с “телесным здоровьем”. При этом душевные удовольствия Эпикур считал выше телесных и связывал их с добродетелями и разумом. Тревоги в душе возникают прежде всего от ложных мнений о богах и о смерти, вызывающих в людях чувство страха, — “трезвое рассуждение” избавляет ложные мнения и приводит к атараксии (ср. там же, Χ 132); состояние атараксии— это сосредоточение на “самом общем и главном” (X 82). Как и скептики, эпикурейцы рассматривали науки о природе лишь как пропедевтику к этике и соответственно средство для достижения атараксии (ср. Секст Эмпирик: “Мы касаемся наук о природе ради атараксии”, Pyrrh. 118; Эпикур: “Конечной целью изучения небесных явлений, как и всего остального, является атараксия и твердая уверенность (πίστιν βέβαιον)” Diog. L. X 85), однако пути к этой атараксии у двух школ были разные: эпикурейцы предлагали “многообразие объяснений” (там же, Χ 100) для чувственных феноменов, скептики же воздерживались от суждений о явлениях. По Эпикуру, “кто борется с очевидностями, тот никогда не сможет достигнуть истинной атараксии” (там же, Χ 96). Согласно эпикурейскому идеалу атараксии все науки оказываются безразличными для счастья, и это полемически направлено против аристотелевского понимания счастья как неразрывно связанного с теоретической добродетелью.

    У стоиков атараксия часто употребляется в значении, близком к апатии.

    М. А. Солопова

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.