Загадка

Загадка

       

ЗАГАДКА — может быть определена как замысловатый вопрос, выражаемый обычно в форме метафоры. По Аристотелю, З. — «хорошо составленная метафора». Веселовский рассматривает З. в связи с формулами параллелизма и склонен видеть в ней одночленный параллелизм (см.), с переносом некоторых черт из умолчанной части параллели. Пример: «Что в избе за бычий глаз» (окно) или «Красная девица по небу ходит» (солнце). Однако метафоричность З. не является обязательной. Встречаются З. в виде прямого вопроса, без переносного значения входящих в него слов. В настоящее время З. в образованных слоях населения являются простым развлечением, применяются в детских играх с образовательными целями и в этом педагогическом значении своем поддерживаются школой. В культурно отсталых слоях населения, а особенно у народов архаической культуры, они играют еще кое-где значительно более важную роль, частично входя в репертуар культового обряда. Первоначально З. служила культу, являясь раскрытием религиозной тайны или одною из форм передачи религиозных представлении — мифов. Это можно видеть хотя бы в легендах о сфинксе, в сообщениях о роли З. в практике оракулов, в той роли, к-рую З. играет в Ведах и Библии (З. Самсона). Помимо этого религиозного значения З. служила в старину, а у малокультурных народов и до сих пор, одним из способов испытания мудрости, нередко являясь одной из форм так наз. «божьего суда», когда судьба обвиняемого была в зависимости от его находчивости. Испытание мудрости до сих пор еще сохранилось, в рудиментарной форме, в свадебных обрядах. Так напр. право сесть рядом с невестой жених получает иногда только в том случае, если он со своими дружками разгадает предложенные ему З. (см. об этом сочин. Александра Н. Веселовского, т. I, стр. 271 и след.).
       У некоторых финских племен, как напр. у вотяцкого племени докья, в наше время сохраняется обычай в определенные сроки (глубокой осенью по окончании всех земледельческих работ и на «святках») устраивать специальные «вечера» З. Интересно, что зачастую сохраняется еще вполне серьезное отношение к загадыванию и отгадыванию З. как к какому-то весьма важному занятию. При загадывании соблюдается известный порядок. Начинает их загадывать старший руководитель вечера, специальный знаток З., старик или старуха, и затем очередь постепенно доходит до молодежи. Любопытна известная концентричность тем — о человеке, его строении, о доме и предметах обстановки и т. д. (см. статью К. П. Герда, К изучению удмуртских З., «Труды научного о-ва по изучению Вотского края», 1928, в. V).
       Большое место занимали З. еще недавно в святочных увеселениях русского крестьянства, а также довольно часто вплетались в русальные, волочебные и колядские песни (см. напр. об этом у акад. Карского, Белорусы, т. III, в. I, стр. 176 и 408). Мотивы З. в песнях обычно связаны с амебейной формой (см. «Амебейная композиция») как у нас, так и на Западе (Веселовский, т. I, стр. 102, а также 507—510). Одним из излюбленных мотивов песен, вплетающих в себя З., является мотив о мудрой деве (см. напр. Соболевский, Великорусские песни, т. I, № 449—469). Мотив З. еще более распространен в эпических формах. Ср. напр. сказание об Эдипе, мотив состязания бога Одина с великаном Вафтрудиром в «Эдде», многочисленные эпизоды финской «Калевалы», индийские и центрально-азиатские «Рассказы волшебного мертвеца». В драматических жанрах, в средневековых обрядовых действах, напр. в рождественских мистериях, З. служила одним из формирующих элементов (Веселовский, т. I, стр. 101). В средневековых как западных, так и русских произведениях, написанных в вопросо-ответной форме, З. занимает весьма видное место, — стоит указать хотя бы на «Беседу трех святителей», легшую в основу известного духовного стиха о Голубиной книге (см. Духовные стихи); большая часть этого произведения, да и весь замысел, построены на вопросах и ответах. Встречаются З. и в средневековых сборниках изречений («Пчела»). Нередки они и в средневековых популярных повестях, напр. в сказаниях о Соломоне и царице Савской, основанных на библейском сказании о состязаниях между хитроумной царицей и премудрым Соломоном, а также в повестях об Акире Премудром, об Александре Македонском, об Аполлоне Тирском, о купце Басарге и наконец в знаменитой повести о царевиче Петре и мудрой деве Февронии. В последнем произведении автор пользуется З. явно фольклорного происхождения. Вообще взаимное влияние книжной лит-ры и фольклора чрезвычайно наглядно сказывается на судьбе З. В свое время содействовали распространению З. такие книги, как «азбуковники». Художественная литература пользовалась устными З. для своих целей во все времена, вкрапливая З. в крупные произведения, а иногда даже строя на З. целостную композицию. Из античных авторов следует упомянуть Цицерона и Вергилия. Иногда З. становилась даже литературной модой, напр. в XVII в. во Франции — Фенелон, Буало. Пользовались З. Руссо, Шиллер, Геббель, из русских авторов — Жуковский, а в наше время чрезвычайно богато использовал народную З. Есенин. Яркие метафоры народных З. стали одним из основных элементов есенинской образности и имажинистской поэзии. Стоит хотя бы вспомнить один из излюбленных приемов Есенина — пользование житейско-бытовой метафорой при описании природы (о связи Есенина с фольклорной поэтикой см. ст. Б. В. Неймана и Н. И. Кравцова в журнале «Художественный фольклор» за 1928, в. 4—5). З. вкрапливается также в богатый фольклорный сказочный жанр. Большей частью З. служат лишь вводными эпизодами в сказках, а иногда целиком организуют всю повествовательную ткань (см. специальное исследование Е. Н. Елеонской, Некоторые замечания о роли З. в сказке, «Этнографическое обозрение», 1907, № 4).
       Что касается строения З., то она, как выше было указано, большей частью заключает в себе метафору и зиждется на параллелизме. Иногда она строится на «выключении» (термин Веселовского, Собр. сочин., т. I, стр. 206) и тогда приближается к параллелизму отрицательному: «Красна, да не девка, зелена, да не дубрава» (морковь); «Ряб, да не пес, зелен, да не лук, вертится, как бес, и повертка в лес» (сорока). Нередко под З. разумеются замысловатые числовые задачи: «Сидят четыре кошки, против каждой по три кошки, — много ли их?» Иногда З. построена на игре омонимами: «От чего гусь плавает» (ответ: от берега). По своему стилистическому построению З. чрезвычайно близки к пословицам и поговоркам; напр. в знаменитом сборнике В. Даля «Пословицы русского народа» заключается солидное число З., которые впоследствии были оттуда заимствованы Д. Садовниковым для специального его сборника «З. русского народа», являющегося лучшим по полноте и систематичности сборником русских З. Иногда только путем одного интонационного изменения пословица превращается в З.: «Ничего не болит, а все стонет». В пословице говорится о ханже и попрошайке, а в З. под теми же словами разумеется свинья (пример у Даля, стр. XXVI. О соотношении пословиц и З. см. Ф. И. Буслаев, Очерки, т. I, стр. 24). Для художественной семантики З., как впрочем и для пословиц, очень характерно употребление собственных имен в качестве нарицательных (принципы метонимии): «Дарья с Марьей видятся, да не сходятся» (пол и потолок), «Стоит Чурило, замазано рыло» (светец), «Два Онисима, четыре Максима, седьмая Софья» (стул), «Сидит Арина рот разиня» (труба на крыше). Большую остроту придает З. возможность их двойного решения, игра двусмыслицами, причем большая часть таких З. носит явно эротический характер. Это характерно для фольклора всех народов. О подобных З., как об особой форме «остранения», говорит Шкловский (см. сб. «Поэтика», 1919). Примером двусмысленных З. могут послужить З. о замке и ключе, песте и ступе, а также З., изображающие тканье и некоторые другие виды работы. З. очень богаты аллитерациями: «Мать Софья день и ночь сохнет, утро настанет, прочь отстанет» (заслонка), «Вышла туторья из подполья, зачала золото загребать» (помело), и другими видами звуковых повторов и созвучий, причем иногда отгадка созвучна основному слову З. — «Катюха да Палаха, Самсон да Фефел» (куть, полати, стол и вехоть). Крайним развитием последнего типа служат З., в к-рых созвучие является единственным основанием для подмены одних слов другими, иногда даже почти что бессмысленными: «Кутька да Лайка, да пипупочек» (кутник, лавка и приступочек). Степень созвучности в З. неодинакова, — встречаются созвучия очень отдаленные, но нередки и точные рифмы. Иногда звуковая игра связывается со звукоподражанием в соответствии со смыслом отгадки: «Бились попы, перебились попы, перекокались, пошли попы, перевешались» (молотьба).
       Что касается синтаксического строения, то, несмотря на заключенный в З. вопрос, вопросительная форма необязательна. По краткости своей формы З. состоит обычно из одного, двух или трех предложений, часто неполных.
       Тематика З. весьма разнообразна как в части вопроса, так и в части ответа. Ввиду своей афористичности З. способны легко запоминаться и надолго сохраняться в памяти поколений. Поэтому неудивительно, что в них мы находим ряд представлений, образов, связанных с древнейшим, уже отжившим бытом и мышлением. В З. находит себе яркое выражение анимистическое мировоззрение. Большое количество З. посвящено описанию и истолкованию явлений природы (день, ночь, гром, снег, мороз, огонь, вода, дождь, роса, земля, небо, солнце, месяц, звезды, ветер). В З. можно найти отражение последовательных этапов общественно-экономического развития народа. В русских З. есть пережитки еще скотоводческого быта, правда впоследствии приспособленные к новым условиям: гром изображен как ревущий вол: «Крикнул вол на сто озер», день — в образе быка или белой коровы, ночь — в образе черной: «Белый бык в окно тык», «Черная корова всех людей поколола, а белая встала, всех поподымала», «Сивый вол выпил воды дол» (мороз). Ночное небо, звезды и месяц представляются в образах стада и пастуха: «Поле не меряно, овцы не считаны, пастух рогатый». Земледельческий быт, крестьянский труд и крестьянское хозяйство нашли себе наиболее полное, доходящее до мелких деталей отображение в З. Как отгадки, так и образы метафорических картин почти исчерпывающе описывают крестьянский хозяйственный инвентарь, предметы домашней утвари, крестьянские постройки, одежду, все виды сельской работы (сев, пахоту, косьбу, жнитво, молотьбу, обработку льна, пряденье, ткачество и т. д.). В этих З., отражающих жизнь крестьянского класса, с особой силой проявлена отличительная черта крестьянского поэтического мышления: реалистическая конкретизация. Явления природы, небо и воздух наполняются образами, почерпнутыми из бытовой деревенской жизни. «Взгляну я в окошко, раскину рогожку, посею горошку, положу хлеба краюшку, всякий видит, да не всякий чует, кому светло, кому темно, а мне голубо» (небо, звезды и месяц), «Печь, перепечь, полна печь пирогов, между пирогами коровай» (то же), «Бабий шлык в подворотню шмыг» (снежный сугроб), «Пресное молоко на пол льют, ни ножом, ни зубами соскоблить нельзя» (солнечный луч). Крестьянские хозяйственные ассоциации сопровождают мысли и о человеке, о его строении, внешнем виде: «Мокрый теленок в огороде лежит» (язык), «Полон хлевец белых овец» (зубы), или в варианте «Полон подпечек белых овечек», «Сидят две жердочки белых курей», «Стоит хата, кругом мохната, одно окно, да и то мокро» (рот в бороде). Благодаря афористической форме З., скрепленных к тому же созвучиями, лексика их способна сохранять в течение столетий элементы отжившего быта и понятий. Поэтому в употребляемых еще в настоящее время крестьянством З. нередко можно встретить образы, не находящие уже реальных соответствий в современности. Для историка же быта они представляют несомненно крупный интерес: «Серое сукно тянется в окно» (дым в курной избе), или варианты: «На печке Хам, на полатях Хам, по лавке Хам, по полу Хам. Пошел Хам из окошка вон»; «И зиму и лето на одном полозу ездит» (волоковое окно). Иные З. дают довольно определенное описание предметов старой домашней обстановки и могут представить интерес для историков материальной культуры: «Четыре уха, пято брюхо, шеста лапа косолапа» (светец), «Поле водяно, огороды кожаны» (зеркало в кожаной рамке), или «Золото гумешко, овсяный бережок» (повидимому, металлическое зеркало), «У молоденькой молодки под хвостом светло» (разумеется кичка с парчевыми украшениями), «Шумит, хохочет, на девку хочет» (шелковый сарафан), «Под лесом, лесом пестрые колеса висят, девок красят, молодцов дразнят» (кольцеобразные серьги). З. отчетливо выражают и традиционные устои патриархально-консервативного семейного быта деревни: семейную иерархию, почитание старших, тяжелое положение невестки, власть свекра и свекрови. Большинство З. выражает как бы фаталистическую примиренность с традиционным семейным и общественным укладом. Только сон и смерть равняют людей: «Кого не осилит ни царь, ни псарь, ни княжий выжлок» (сон), «На горе волынской стоит дуб ордынской. На нем сидит птица Веретено, сидит и говорит: никого не боюсь, ни царя в Москве, ни короля в Литве » (смерть), «Сидит сова на корыти, не можно ее накормити: ни попами, ни дьяками, ни пиром, ни миром, ни добрыми людьми, ни старостами» (то же). Подобно другим фольклорным жанрам (особенно сказкам) З. выявляет довольно острое отношение к духовенству, придавая ему те же сатирические черты, как и в сказках о попах: «Кто с живого и мертвого дерет?» (поп), «Что в церкви блеет?» (дьячок), «В ельничке густом, во березничке частом олень машет хвостом» (поп кадит), «Впереди мужик, а сзади баба» (поп).
       При анализе тематики З. необходимо считаться с внешними условиями, определявшими состав фольклористических сборников: со значительной ролью прежней цензуры, бесспорно сказавшейся на подборе З. как в сборнике Даля, так и Садовникова. Надо иметь также в виду, что З. принадлежит к числу наименее изученных фольклорных жанров. Поэтому еще почти ничего нельзя пока сказать по вопросу о социальной дифференциации в среде, создавшей и потреблявшей З. Элементы взглядов и творчества иных классов, вскрытые исследователями под пластами крестьянской переработки в былинах, поддаются значительно труднее обнаружению в З., прежде всего вследствие архитектонической сжатости последних. Но этот анализ — одна из очередных задач современной фольклористики. Надо думать, что удастся вскрыть и более точную историческую основу некоторых З. и дать им хронологическое приурочение.

Библиография:

I. В русской фольклористике нет ни одной специальной монографии, посвященной З. Главнейшие сборники загадок: Садовников Д., Загадки русского народа, СПБ., 1901; Даль В., Пословицы русского народа; Сементовский А., Малороссийские и галицкие загадки, Киев, 1851, СПБ., 1863; Романов Е. Р., Белорусский сборник, Киев, 1886. в. I—II; Носович И., Белорусские загадки, СПБ., 1869; Караджич Вук Степанович, Српске народне приповиетке и загонетке, Бълград, 1897. Стар. немецк. загадки: Simrock, Deutsches Ratselbuch, 3-е изд., 1874; более новые: Hoffmann, Grosser deutscher Ratselschatz, Stuttgart, 1874; Petsch R., Das deutsche Volksratsel, 1917; Wossidlo R., Meklenburgische Volksuberlieferungen, I, 1897. Французск. загадки: Rolland E., Devinettes ou enigmes populaires de la France, 1877. Итальянские загадки: Pitre G., Indovinelli del popolo siciliano, 1897. Датские загадки: Kristensen Б. Т., Danske Folkegaader, 1913. Турецкие загадки: «Живая старина», 1909, 18. Финские загадки: Lonnrot E., Suomen kausan arvoitaksia, Hels., 1844. Бурятские загадки: Базаров Ш., Двести загадок агинских бурят, 1902. Кавказские загадки: Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, 2, 13, 18, 24, 32, 34, 37. Еврейские загадки: Wunsche A., Die Ratselweisheit bei den Hebraern, 1883. Античные загадки: Schultz W., Ratsel aus dem hellenischen Kulturkreise, 1912; Ohlert K., Ratsel und Ratselspiele der alten Griechen, 1912.
       

II. Лит-ра исследовательского порядка: Friedrich, Geschichte des Ratsels, Dresden, 1860; Aarne A., Vergleichende Ratselforschungen, 1918—1920 (F. F. C., 26—29); Владимиров Н. В., Введение в историю русской словесности, Киев, 1896; Сперанский М. Н., Русская устная словесность, М., 1916; Карский Е. Ф., Белорусы, т. III, в. I, Белорусская устная словесность, М., 1916; Веселовский А. Н., Сочинения, т. I, СПБ., 1913; Потебня А. А., Объяснение малорусских и сродственных песен, т. II, «Русск. филолог. вестник», 1885, № 1, гл. XLVIII; Буслаев Ф. И., Исторические очерки русской народной словесности и искусства, т. I, СПБ., 1861; Елеонская Е. Н., Некоторые замечания о роли загадки в сказке, «Этнографическое обозрение», 1907, № 4; Герд К. П., К изучению удмуртских загадок, «Научное о-во по изучению Вотского края», «Труды», 1928, в. 5; Капица О. И., Детский фольклор, Л., 1928.

Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.

зага́дка

малый жанр фольклора, представляющий собой «зашифрованное» образное описание предмета, явления или ситуации. Состоит из двух компонентов – собственно загадки и отгадки. Исполнение загадок предполагает состязание между загадчиком и отгадчиком, в ходе которого не только выявляется способность отгадчика «расшифровать» загадку, но и осуществляется идентификация посвящённых, тех, кто знает отгадку. Значительное число загадок заведомо рассчитано не на отгадывание, а на знание правильного ответа. Загадки бытуют не только самостоятельно, они включены во многие другие жанры фольклора: сказки, обереги от нечистой силы, свадебный обряд и др., где служат для опознания «своих».

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006.