ДЮФРЕНН

ДЮФРЕНН

        (Dufrenne) Мишель (р. 1910) - франц. философ, эстетик, культуролог, представитель феноменологии. На мировоззрение раннего Д. наиболее сильное влияние оказали Гуссерль, Хайдеггер и Мерло-Понти, а также априоризм Канта. В дальнейшем испытал воздействие нек-рых идей Франкфурт, школы, в частности Адорно и Маркузе. Резко критикуя совр. зап. цивилизацию, — узкосциентистскую, технобюрократич. и манипулятивную, приведшую человека к глубокому отчуждению от природы, собств. сущности и высших ценностей бытия, Д. стремится прояснить фундаментальные основания культуры, к-рые позволили бы установить гармонические отношения человека с миром. Восприняв пафос хайдеггеровской концепции искусства как “истины бытия”, Д. ищет такие основания в богатстве эстетич. опыта, трактуемого с позиций феноме-нологич. онтологии. Вместе с тем, полемизируя с крайностями онтологизма и чрезмерной десубъективации человека в философии Хайдеггера, Д. в своей культурологии исходит из неразрывности человека и природы. Культура сможет вернуть совр. человечеству чувство укорененности в мире, если только она реабилитирует в полной мере “Природу”, избегая в ее понимании уступок и одностороннему натурализму, и спиритуализму или прагматизму. Существуют различные способы субъекта относиться к миру, а для мира проявлять себя в субъекте. Выразит, возможности человеч. субъективности определяются тремя видами априори: субъективность конституируется на уровне присутствия посредством телесного априори, к-рое выделяет структуру практически осваиваемого человеком мира с помощью собств. тела, его естеств. и создаваемых искусств, органов; на уровне понятий посредством априори, к-рое детерминирует возможности объективного познания объективного мира; на уровне высших чувств посредством т.н. “аффективного априори”, понятие к-рого детально разрабатывает сам Д. (“Феноменология эстетич. восприятия”, “Поэтическое”, “Понятие априори”, “Эстетика и философия”). Именно аффективное априори открывает духовный мир культурных смыслов, переживаемых глубиной индивидуального, личностного Я, а в чувственно-аффективной субъективности концентрирована вся полнота ценностно-смыслового содержания, вся глубина человеческого в человеке, его способность устанавливать гармоничные отношения с первозданной Природой, другими людьми и иными культурами. Ни наука, ни практика не признают в вещах их человеч. лица, не обосновывают сами по себе высших ценностей, не способны постичь и выразить смысл бытия. Глубину человеч. и полноту ценностно-смыслового культурного содержания можно найти, прочувствовать и выразить только в эстетич. опыте, возвращающем человека к фундаментальным основаниям бытия. Д. не ограничивает эстетич. опыт в культуре лишь сферой искусства, но задумывается над проблемой эстетич. творчества в повседневном мире, с к-рым сопряжены и осмысленность жизни, и гуманность существования. Оспаривая бесчеловечную социальность, Д. создает образ новой социальности и культуры, в к-рой решающее место принадлежит эстетич. опыту, худож. творчеству, искусству. Только эстетич. творчество, пронизывающее всю человеч. деятельность, является средством спасения человека от отчуждающей его сущности цивилизации, средством возрождения “природы” самого человека и тем самым возвращения к Природе в ее исконном, непотребительском понимании. Аффективные качества, выделяющие “антропоморфную” структуру эстетич. объекта, являются, по Д., априорными, поскольку именно они основывают возможности т.н. экзистенциального опыта, означающего, что мы можем переживать, напр., трагическое, не пребывая непосредственно в трагич. ситуации. И это неизмеримо обогащает возможности человека, его способности эмпатии и понимания, сотворчества и общения. Эстетич. опыт, искусство, красота делают нас чувствительными и причастными к тому, как происходит человеч. выбор. Д. подчеркивает, что чувства, к-рые вызываются аффективной структурой эстетич. объекта, принципиально отличны не только от простого восприятия и надиндивидуального рац. сознания, но также и от эмоций. Эмоции не могут пониматься как априори, поскольку они являются конкр. реакцией конкр. субъекта на сиюминутные, преходящие события, но гл. обр. потому, что представляют собой вторичную позицию субъекта. Чувства же, вызываемые аффективным априори, напротив, выражают первичное, наиболее глубокое и фундаментальное отношение человека к миру, его способ интегрирования мира, некую абсолютную, целостную позицию, но не рассудочную и безличную, а истинно человечную, прочувствованную и осмысленную. Это и означает, что “аффективное априори эстетич. объекта является в то же самое время и экзистенциальным, аффективные категории являются категориями человеческого”. Вместе с тем эстетич. качества составляют не только мир худож. произведения, но относятся к реальности, к естеств. эстетич. объекту. Идентичность экзистенциального и космологического позволяет определить “онтологич. значение эстетич. опыта”. Д. призывает серьезно воспринимать эту человечность реальности, ибо это структурное единство экзистенциального и космического есть гарантия полнокровности существования, положит, созидательности. С эстетич. опытом Д. связывает обретение исконного единения с Природой, сближение одухотворенной плоти человека с плотью мироздания, разрешение конфликта культуры и природы, к-рый в необычайно острых формах переживает совр. техн. цивилизация, зараженная потребительским отношением ко всему живому и неживому.

        Если правильно понимать заявления о “смерти искусства” в совр. культуре, то умереть, согласно Д., должно как изолированный институт, искусство, являющееся монополией художников и роскошью для правящих классов, но недоступное для большинства. О том, что искусство еще живо, свидетельствует подлинное искусство, противостоящее офиц. искусству, выполняющее критич. функцию в культурном поле и социальной среде, а также психотерапевтич. и креативную миссию возрождения отчужденного человека, его творч. способностей и новых надежд. После событий 1968 Д. приходит к выводу, что “эстетики должны взяться за работу как социологи”, и уделяет особенно много внимания преобразующим социокультурным возможностям искусства и эстетич. опыта. Обновленное искусство может стать спасением от антигуманных технобюрократич. структур совр. об-ва, ибо оно позволяет преодолеть логоцентризм зап. культуры и противостоять гегемонии технократов, “киберантропов”, пересмотрев их стиль жизни и ценности, ориентирующие на конформизм и стабильность, делячество и комфорт, ложный престиж и удовлетворение извращенных потребностей. Вовлекая зрителей в творч. процесс, подлинное искусство приглашает продолжить его в повседневных коллективных действиях: быту, празднествах, производств. коммунах. Оно противопоставляет дионисийское, освобождающее, чувственно-эстетич. начало прометеевскому архетипу репрессивной, жестокой культуры. Такое искусство крушит гнетущие установки, преодолевает привязанность человека к узкопрагматич. деятельности, пробуждает в нем творч. начало в самом широком смысле, раскрепощает жизненную энергию, возвращает человеку утраченный вкус к удовольствию, наслаждению, счастью созидать прекрасное. Конечная цель творчества, продолженного за пределами искусства, его вдохновившего, в том, чтобы разрушить технологич. рациональность, превратить работу в радость, жизнь — в праздник. Это возможно, если искусство будет переживаться как игра, т.е. бесконечная выдумка, воображение, выражение высших способностей человека, порождающих новые культурные ценности и смыслы, устанавливающих новые отношения с миром. Возвратить человека самому себе — значит позволить ему свободно выразиться в творчестве, игре и наслаждении, вновь изобрести праздник. Д. видит задачу художника в усилении чувства эстетич. наслаждения от его произведения, превратить эстетич. удовольствие в “революционизирующее” начало и тем самым создать реальные предпосылки для расширения творчества за пределами искусства, в повседневном мире. Так, напр., “эстетизация политики” обретает вполне опр. смысл, означая “утопическое требование справедливости”. Специально анализируя взаимосвязь искусства и политики, Д. приходит к выводу, что полит, революционные преобразования, связанные с заменой одной власти другой, лишаются всякой притягательности, если они не ведут к полож. изменению жизни всех, т.е. к пробуждению новых способностей, возрастанию позитивной свободы, творчества и счастья, к утверждению новых, более высоких и благородных человеч. смыслов и культурных ценностей, к установлению нового типа отношений между людьми, сообществами и Природой. Только подлинная культурная революция дает смысл и оправдание полит, революции и одновременно является ее конечной целью. Именно в этом искусство может многое. Вписывая худож. практику, свободу и творчество в повседневность, общение, коллективные действия, искусство способно вдохновлять и ориентировать культурную революцию не только разрушительную, но и созидательную.

^{Соч.: Phenomenologie de 1'experience esthetique. T. 1-2. Р., 1953; La notion d'apriori. P., 1959; Pour 1'homme. P., 1968; Le poetique. P., 1973; Art et politique. P., 1974; Искусство и политика // Вопр. лит-ры. 1973. № 4; Esthetique et philosophie. T. 1-3. Р., 1976-81.}

^{Лит.: Силичев Д.А. Проблема восприятия в эстетике М. Дюфренна // ВФ. 1974, № 12; Долгов К.М. Эстетика М. Дюфренна // ВФ. 1972, № 4; Он же. От Киркегора до Камю: Философия. Эстетика. Культура. М., 1990; Юровская Э.П. Эстетика в борьбе идей. Л., 1981;}

^{Юдина М.Е. Эволюция взглядов Мишеля Дюфренна на природу худож. творчества // Теор. проблемы художественно-эстетич. деятельности. М., 1982.}

^{В.Л. Кошелева}

Культурология. XX век. Энциклопедия. 1998.

Дюфренн

(Dufrenne) Микель (1910-1995) Французский философ, эстетик, культуролог, один из главных представителей феноменологической эстетики. Основными теоретическими источниками эстетики Д. являются гуссерлевская феноменология и кантовский априоризм. Феноменологию Д. понимает прежде всего как теорию восприятия в его чувственной форме. В основу восприятия он кладет интуицию, противопоставляя ее научному познанию и считая, что именно восприятие «открывает нам мир в его истине». У Канта Д. заимствует понятие априорного, добавляя к кантовским априори чувственности и рассудка, благодаря которым объект может быть данным или мыслимым, априори эффективности, благодаря которому объект становится чувствуемым. Именно аффективное априори делает возможным эстетический опыт, позволяя конституировать как объект, так и субъект этого опыта. Д. определяет свою концепцию как феноменологию эстетического опыта, выступающего в двух формах: творческого процесса художника и эстетического восприятия зрителя. Д. ставит искусство и вызываемый им эстетический опыт выше всех известных видов человеческой деятельности. Эстетическое отношение к миру предстает у него в качестве первичного. «Эстетический опыт, — отмечает Д., — может быть определен как начало всех дорог, которые проходит человечество». Д. наделяет этот опыт безграничными возможностями. Он составляет основу познавательного отношения, предшествует нравственному опыту и имплицитно содержит в себе его содержание, выражает смысл человеческой свободы. В нем счастливо снимаются все конфликты и противоречия человека с окружающим миром. Эстетический опыт примиряет человека с самим собой, устанавливает гармонию его способностей, стимулирует его склонности к науке и действию, пробуждает чувство формы и т. д. Вместе с тем Д. уточняет, что такими возможностями обладает не всякий эстетический опыт и не всякое искусство. На это способно лишь подлинное искусство, к которому в 50-е и 60-е гг. он относил модернизм и авангард, а позднее, с середины 70-х гг. — народное, непрофессиональное искусство. Главное назначение искусства Д. видел не в том, что оно доставляет нам радость и наслаждение, предполагает и вызывает в нас чувство катарсиса, а в том, что оно выражает и передает «голос Природы», обращенный к человеку, возвращает человека в состояние изначальной невинности, естественности и спонтанной свободы, пробуждая в нем «фундаментальное чувство мира», которое не способен передать никакой понятийный аппарат. Подлинное искусство является высшим родом познания, смысл которого в понимании своей укорененности в природе, изначальной близости с ней. «Искусство претендует расположиться в том пункте, где человек, освобожденный от всего искусственного, оказывается соединенным с природой и позволяет ей говорить в нем». Исследуя эстетический объект, каковым для Д. выступает художественное произведение, он приходит к выводу, что главным элементом в нем является экспрессия. Она совпадает со смыслом объекта и, будучи неразложимой и неанализируемой, должна схватываться интуитивно, прямо и непосредственно. Д. последовательно проводит мысль о самодостаточности мира эстетического объекта, о том, что он ничем не обязан реальной действительности и потому не следует выяснять «его коэффициент реальности и его истинность по отношению к реальному миру». Свойство самодостаточности и полной независимости от окружающей действительности эстетическому объекту обеспечивает форма, благодаря которой «эстетичесикий объект перестает существовать как способ репродукции реального предмета и существует посредством самого себя». Д. рассматривает процесс художественного творчества через призму экзистенциального аффективного априори художника, выступающего для него и как природный дар, и как некий изначальный замысел, который он бесконечно пытается реализовать в своих произведениях. Назначение художника заключается в том, чтобы выразить смутные интенции природы, которая безмолвно взывает к нему и ждет от него ответа. Анализируя эстетическое восприятие, Д. выделяет в нем три уровня: непосредственный контакт с объектом , представление, рефлексию. Основные характеристики первого уровня он связывает с особыми свойствами человеческого тела, которое благодаря некоему «телесному разуму» «переживает» смысл объекта непосредственно, без помощи интеллекта. Эстетическое наслаждение, по Д., возникает именно на этом уровне; оно испытывается телом и представляет собой чувство особого «удобства» и легкости в контакте с объектом, когда тот как бы сам подстраивается к телу, предвосхищая его желания и удовлетворяя их по мере возникновения. Подобными свойствами «телесного разума» Д. объясняет также вдохновение, определяя его как проистекающий из тела спонтанный порыв. На втором уровне подключается воображение, устанавливающее связь между телом и духом и функционирующее в двух формах: трансцендентальной и эмпирической. Первое вызывает разрыв имеющейся на первом уровне слитности объекта и субъекта, вследствие чего воспринятое становится «зримым», превращается в «спектакль». Второе дополняет восприятие ранее накопленными значениями. В эстетическом восприятии эмпирическая форма воображения отпадает за ненадобностью: в обычном восприятии воображение скрашивает его бедность, обогащая своими запасами. Эстетическое восприятие в этом не нуждается, ибо эстетический объект является в высшей степени самодостаточным. На третьем уровне в обычном восприятии устанавливается значение, а в эстетическом — выраженный смысл, совпадающий с экспрессией произведения. Возникающая на этом уровне рефлексия также выступает в двух видах: рефлексия о структуре и смысле. Первая соответствует объяснению, вторая — пониманию. Объясняющая рефлексия ведет либо к разложению и омертвению объекта, либо ищет объяснение во внешних (социальных и др.) условиях. И тогда «каждый ключ открывает какую-то дверь, никогда не проникая в сердце произведения». Понимающую рефлексию Д. называет «симпатической», отдавая ей предпочтение. Она предполагает подобие и родство между объектом и воспринимающим субъектом. Такая рефлексия не объясняет экспрессию, а просто называет ее. Она наиболее близка к чувству, которым завершается эстетическое восприятие и которое либо присоединяется к рефлексии, либо вытесняет ее.

Соч.: Искусство на Западе // Курьер ЮНЕСКО, 1973, №3;

Искусство и политика // Вопросы литературы. 1973, № 4;

Phenomenologie de l'experience esthetique. T. 1-2. P., 1967;

Esthetique et philosophie. T. 1-3. P., 1967-1981.

Лит. : Силичев Д.А. Проблемы восприятия в эстетике Дюфренна // Вопросы философии. 1974, №12;

Его же. Проблема художника и художественного творчества в эстетике М.Дюфренна // Проблемы художественного творчества. М., 1975.

Д. Силичев

Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века.. В.В.Бычков. 2003.

Дюфренн

Мишель Дюфренн (Dufrenne) (р. 1910)

франц. философ, эстетик, культуролог, представитель феноменологии. На мировоззрение раннего Д. наиболее сильное влияние оказали Гуссерль, Хайдеггер и Мерло-Понти, а также априоризм Канта. В дальнейшем испытал воздействие нек-рых идей Франкфурт. школы, в частности Адорно и Маркузе. Резко критикуя совр. зап. цивилизацию, — узкосциентистскую, технобюрократич. и манипулятивную, приведшую человека к глубокому отчуждению от природы, собств. сущности и высших ценностей бытия, Д. стремится прояснить фундаментальные основания культуры, к-рые позволили бы установить гармонические отношения человека с миром. Восприняв пафос хайдеггеровской концепции искусства как “истины бытия”, Д. ищет такие основания в богатстве эстетич. опыта, трактуемого с позиций феноменологич. онтологии. Вместе с тем, полемизируя с крайностями онтологизма и чрезмерной десубъективации человека в философии Хайдеггера, Д. в своей культурологии исходит из неразрывности человека и природы. Культура сможет вернуть совр. человечеству чувство укорененности в мире, если только она реабилитирует в полной мере “Природу”, избегая в ее понимании уступок и одностороннему натурализму, и спиритуализму или прагматизму. Существуют различные способы субъекта относиться к миру, а для мира проявлять себя в субъекте. Выразит. возможности человеч. субъективности определяются тремя видами априори: субъективность конституируется на уровне присутствия посредством телесного априори, к-рое выделяет структуру практически осваиваемого человеком мира с помощью собств. тела, его естеств. и создаваемых искусств. органов; на уровне понятий посредством априори, к-рое детерминирует возможности объективного познания объективного мира; на уровне высших чувств посредством т.н. “аффективного априори”, понятие к-рого детально разрабатывает сам Д. (“Феноменология эстетич. восприятия”, “Поэтическое”, “Понятие априори”, “Эстетика и философия”). Именно аффективное априори открывает духовный мир культурных смыслов, переживаемых глубиной индивидуального, личностного Я, а в чувственно-аффективной субъективности концентрирована вся полнота ценностно-смыслового содержания, вся глубина человеческого в человеке, его способность устанавливать гармоничные отношения с первозданной Природой, другими людьми и иными культурами. Ни наука, ни практика не признают в вещах их человеч. лица, не обосновывают сами по себе высших ценностей, не способны постичь и выразить смысл бытия. Глубину человеч. и полноту ценностно-смыслового культурного содержания можно найти, прочувствовать и выразить только в эстетич. опыте, возвращающем человека к фундаментальным основаниям бытия. Д. не ограничивает эстетич. опыт в культуре лишь сферой искусства, но задумывается над проблемой эстетич. творчества в повседневном мире, с к-рым сопряжены и осмысленность жизни, и гуманность существования. Оспаривая бесчеловечную социальность, Д. создает образ новой социальности и культуры, в к-рой решающее место принадлежит эстетич. опыту, худож. творчеству, искусству. Только эстетич. творчество, пронизывающее всю человеч. деятельность, является средством спасения человека от отчуждающей его сущности цивилизации, средством возрождения “природы” самого человека и тем самым возвращения к Природе в ее исконном, непотребительском понимании. Аффективные качества, выделяющие “антропоморфную” структуру эстетич. объекта, являются, по Д., априорными, поскольку именно они основывают возможности т.н. экзистенциального опыта, означающего, что мы можем переживать, напр., трагическое, не пребывая непосредственно в трагич. ситуации. И это неизмеримо обогащает возможности человека, его способности эмпатии и понимания, сотворчества и общения. Эстетич. опыт, искусство, красота делают нас чувствительными и причастными к тому, как происходит человеч. выбор. Д. подчеркивает, что чувства, к-рые вызываются аффективной структурой эстетич. объекта, принципиально отличны не только от простого восприятия и надиндивидуального рац. сознания, но также и от эмоций. Эмоции не могут пониматься как априори, поскольку они являются конкр. реакцией конкр. субъекта на сиюминутные, преходящие события, но гл. обр. потому, что представляют собой вторичную позицию субъекта. Чувства же, вызываемые аффективным априори, напротив, выражают первичное, наиболее глубокое и фундаментальное отношение человека к миру, его способ интегрирования мира, некую абсолютную, целостную позицию, но не рассудочную и безличную, а истинно человечную, прочувствованную и осмысленную. Это и означает, что “аффективное априори эстетич. объекта является в то же самое время и экзистенциальным, аффективные категории являются категориями человеческого”. Вместе с тем эстетич. качества составляют не только мир худож. произведения, но относятся к реальности, к естеств. эстетич. объекту. Идентичность экзистенциального и космологического позволяет определить “онтологич. значение эстетич. опыта”. Д. призывает серьезно воспринимать эту человечность реальности, ибо это структурное единство экзистенциального и космического есть гарантия полнокровности существования, положит. созидательности. С эстетич. опытом Д. связывает обретение исконного единения с Природой, сближение одухотворенной плоти человека с плотью мироздания, разрешение конфликта культуры и природы, к-рый в необычайно острых формах переживает совр. техн. цивилизация, зараженная потребительским отношением ко всему живому и неживому.

Если правильно понимать заявления о “смерти искусства” в совр. культуре, то умереть, согласно Д., должно как изолированный институт, искусство, являющееся монополией художников и роскошью для правящих классов, но недоступное для большинства. О том, что искусство еще живо, свидетельствует подлинное искусство, противостоящее офиц. искусству, выполняющее критич. функцию в культурном поле и социальной среде, а также психотерапевтич. и креативную миссию возрождения отчужденного человека, его творч. способностей и новых надежд. После событий 1968 Д. приходит к выводу, что “эстетики должны взяться за работу как социологи”, и уделяет особенно много внимания преобразующим социокультурным возможностям искусства и эстетич. опыта. Обновленное искусство может стать спасением от антигуманных технобюрократич. структур совр. об-ва, ибо оно позволяет преодолеть логоцентризм зап. культуры и противостоять гегемонии технократов, “киберантропов”, пересмотрев их стиль жизни и ценности, ориентирующие на конформизм и стабильность, делячество и комфорт, ложный престиж и удовлетворение извращенных потребностей. Вовлекая зрителей в творч. процесс, подлинное искусство приглашает продолжить его в повседневных коллективных действиях: быту, празднествах, производств. коммунах. Оно противопоставляет дионисийское, освобождающее, чувственно-эстетич. начало прометеевскому архетипу репрессивной, жестокой культуры. Такое искусство крушит гнетущие установки, преодолевает привязанность человека к узкопрагматич. деятельности, пробуждает в нем творч. начало в самом широком смысле, раскрепощает жизненную энергию, возвращает человеку утраченный вкус к удовольствию, наслаждению, счастью созидать прекрасное. Конечная цель творчества, продолженного за пределами искусства, его вдохновившего, в том, чтобы разрушить технологич. рациональность, превратить работу в радость, жизнь — в праздник. Это возможно, если искусство будет переживаться как игра, т.е. бесконечная выдумка, воображение, выражение высших способностей человека, порождающих новые культурные ценности и смыслы, устанавливающих новые отношения с миром. Возвратить человека самому себе — значит позволить ему свободно выразиться в творчестве, игре и наслаждении, вновь изобрести праздник. Д. видит задачу художника в усилении чувства эстетич. наслаждения от его произведения, превратить эстетич. удовольствие в “революционизирующее” начало и тем самым создать реальные предпосылки для расширения творчества за пределами искусства, в повседневном мире. Так, напр., “эстетизация политики” обретает вполне опр. смысл, означая “утопическое требование справедливости”. Специально анализируя взаимосвязь искусства и политики, Д. приходит к выводу, что полит. революционные преобразования, связанные с заменой одной власти другой, лишаются всякой притягательности, если они не ведут к полож. изменению жизни всех, т.е. к пробуждению новых способностей, возрастанию позитивной свободы, творчества и счастья, к утверждению новых, более высоких и благородных человеч. смыслов и культурных ценностей, к установлению нового типа отношений между людьми, сообществами и Природой. Только подлинная культурная революция дает смысл и оправдание полит. революции и одновременно является ее конечной целью. Именно в этом искусство может многое. Вписывая худож. практику, свободу и творчество в повседневность, общение, коллективные действия, искусство способно вдохновлять и ориентировать культурную революцию не только разрушительную, но и созидательную.

Соч.: Phenomenologie de 1'experience esthetique. T. 1-2. Р., 1953; La notion d'apriori. P., 1959; Pour 1'homme. P., 1968; Le poetique. P., 1973; Art et politique. P., 1974; Искусство и политика // Вопр. лит-ры. 1973. № 4; Esthetique et philosophie. T. 1-3. Р., 1976-81.

Лит.: Силичев Д.А. Проблема восприятия в эстетике М. Дюфренна // ВФ. 1974, № 12; Долгов К.М. Эстетика М. Дюфренна // ВФ. 1972, № 4; Он же. От Киркегора до Камю: Философия. Эстетика. Культура. М., 1990; Юровская Э.П. Эстетика в борьбе идей. Л., 1981; Юдина М.Е. Эволюция взглядов Мишеля Дюфренна на природу худож. творчества // Теор. проблемы художественно-эстетич. деятельности. М., 1982.

В.Л. Кошелева.

Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996

Большой толковый словарь по культурологии.. Кононенко Б.И.. 2003.