Мельшин, Л.

— псевдоним известного русского писателя Петра Филипповича Якубовича (1860—1911; известен как поэт под инициалами П. Я.). Плодом наблюдений на каторге, на Каре и в Акатуе, где Якубович провел 7 лет (1888—1895) по политическому делу, явилась замечательная книга "В мире отверженных. Записки бывшего каторжника" (4-е изд., 1907). Общее миросозерцание Якубовича, проникнутое гуманностью ко всем людям, исключало, конечно, какое бы то ни было предубеждение против евреев, а вместе с тем его безупречная правдивость не допускала подкрашивания правды во имя какой бы то ни было тенденции. Поэтому типы евреев, выведенных в его записках, отличаются полной правдивостью. Политический каторжанин еврей Штейнгардт, студент-медик, еще до каторги пережил не законченную и во время каторги, ярко изображенную Мельшиным драму любви к русской девушке, драму, осложненную и существующими законами, и тюремными порядками по отношению к евреям, и религиозной нетерпимостью его собственной матери, ветхозаветной еврейки. Тактичность Штейнгардта, его теплое, хорошее отношение к больным, даже к тем, которые во время здоровья относились к нему дурно, сразу создают ему широкую популярность не только среди каторжников, но и среди окрестного вольного, в том числе чиновного, населения. Каторжники совершенно игнорируют еврейское происхождение Штейнгардта, что не мешает им травить другого несчастного еврея, уголовного каторжника, правда, личность, особенно низко павшую. М. утверждает, что антисемитизм каторжан — чисто внешний. "Я думаю, — говорит он, — что вообще было бы неблагодарным делом отыскивать даже и в подонках нашего простонародья какие-либо антисемитские тенденции в том смысле, какой они имеют у разных наших доморощенных Дрюмончиков и Рошфориков. Антисемитизм и юдофобство этих последних — явления чисто культурные, создаваемые известного рода воспитанием и книжной пропагандой. Русская каторга абсолютно чужда всякой религиозной, а тем более расовой нетерпимости... Правда, вы на каждом шагу можете услыхать ругательства жидом и т. д., но это лишь результат обычного пристрастия русского человека ко всякого рода крепким словам, и никакого серьезного смысла за ними не кроется". Уголовный каторжанин-еврей, которому М. посвятил сравнительно много места, — Шустер, даровитый, не лишенный некоторого образования, грамотно и даже литературно пишущий, — глубоко развращенная натура, причем автор прослеживает корни его развращения в раннем детстве, проведенном в плохой семье. — В очерке "Кобылка в пути" (включенном во второй том "Мира отверженных") встречается несколько евреев, в том числе один идущий на каторгу вместе с женой и пятью маленькими детьми, по обвинению в ограблении церкви, обвинению, которое он энергично отвергает. Характернейшая черта, которую М. отмечает в этой семье, — это сильное родственное чувство, сплачивающее мужа и жену, родителей и детей, которое дает им некоторую возможность бороться с теми жестокими испытаниями, которые посылает им судьба. — Отметим еще повесть "Юность" (напеч. в "Русском богатстве", 1897; перепеч. в сборнике "Пасынки жизни"). Первая глава — гимназические воспоминания героини, русской и православной, ближайшей подругой которой в младших классах была еврейка, хотя и ходившая в гимназию по субботам, но настойчиво отстаивавшая свое право во имя религиозного долга не писать по субботам и в силу этого отказывающаяся от диктанта; завоеванная ею таким образом привилегия возбуждает недовольство некоторых гимназисток и вызывает религиозные прения, оканчивающиеся печально для недостаточно бойкой еврейки. "Вскоре после того родители Фанни переехали в другой город, и я рассталась со своей подругой; но долго еще памятен мне был первый урок веротерпимости, долго звучал в моих ушах бессильный плач маленькой еврейки и внушали неприязнь самодовольное лицо и презрительная усмешка ее завистливой противницы".

В. Водовозов.

{Евр. энц.}

Мельшин, Л.

см. Якубович, П. Ф.

{Венгеров}