Коробьин, Григорий

— депутат Козловского дворянства в Екатерининской комиссии для составления проекта Нового Уложения. Сведений о жизни Коробьина до принятия им депутатского звания и после сдачи его мы не имеем. Он не был депутатом, избранным от Козловского дворянства, а получил это достоинство от избранного первоначально капитана Семена Муравьева — депутаты, как известно, имели право передавать свои полномочия кому угодно, лишь бы избранное ими лицо само имело пассивные избирательные права. Вступил Коробьин в комиссию в конце 1767 г. или в начале 1768 г.: 21 сентября 1767 г. в числе депутатов, подписавшихся под мнением кн. Щербатова, мы встречаем еще депутата Козловского дворянства С. Муравьева, Коробьин же впервые выступает в протоколах комиссии 27 апреля 1768 г., когда он баллотировался в частную комиссию "о предостережении противоречия между воинскими и гражданскими законами", но избран не был. В комиссии Коробьин примкнул к прогрессивной партии этого собрания и явился одним из самых деятельных участников в прениях, возникших по поводу крепостного права. Впервые свое мнение о вреде крепостного права Коробьин заявил 5 мая 1768 г. при чтении указов о беглых: многочисленные побеги он объяснял тем, что помещики угнетают своих крестьян непомерными податями, отдачей внаймы за свои долги и отнятием у них их собственных доходов. Желания его, однако, были довольно скромны; они сводились к уменьшению власти помещика над имуществом крестьян и более точному определению размера оброка; власть помещика над личностью крепостных должна была, по мнению Коробьина, остаться в прежних размерах. Тем не менее, и эти умеренные требования встретили сильный отпор; на мнение Коробьина было подано очень много возражений. Отмену крепостного права находили делом несвоевременным, и даже в России невозможным, указывали на испорченность крестьян; были даже лица, упрекавшие Коробьина в том, что он берется рассуждать о деле, ему совершенно не знакомом, и что его мнение противоречит наказу, данному его предшественнику; последний упрек совершенно справедлив; козловский наказ составлен, действительно, в крепостническом духе. 21 мая Коробьин отвечал всем своим противникам — и умеренность тона его речи и умение, с каким он опровергает здесь направленные против него возражения, показывают, что он был человек недюжинный в умственном и нравственном отношении. Многочисленность возражений по существу, сделанных Коробьину, не показывает, однако, чтобы к его взглядам отнеслось несочувственно большинство собрания; напротив, есть основание думать, что большинство ему сочувствовало: в том же заседания, когда Коробьин впервые выступил со своими соображениями (5 мая), происходило баллотирование членов в комиссию для рассмотрения порядка сборов и расходов; Коробьин получил 174 избирательных шара из 287; 14 мая происходила новая баллотировка в комиссию о рудокопании, сбережении лесов и торговле; — на этот раз Коробьин получил 260 избирательных из 306; большинство 260 голосов из 306 представляло редкость в баллотировках комиссии и его можно рассматривать, как демонстрацию в пользу Коробьина. Баллотировка 14 мая показала, что отношение большинства не было враждебно Коробьину; не было оно враждебно, следовательно, и его мысли об улучшении быта крестьян. Некоторые депутаты прямо высказывали сочувствие Коробьину, дополняя с своей стороны и развивая его предложение, напр., Козельский, Жеребцов и др. Справедливость требует, однако, отметить одну слабую сторону во мнении Коробьина, на которую указывали почти все его противники: он предлагал уменьшение власти помещиков над имуществом крестьян — и в то же время, сохранение, в прежнем объеме их власти, над личностью крепостных — в этом, очевидно, заключается противоречие, и осуществление такого порядка повело бы к очень нежелательным последствиям. Можно думать, что Коробьин сам скоро осознал это противоречие; несколько позднее он высказывался уже более определенно. Так при обсуждении внесенного в собрание проекта о правах благородных он отстаивал против кн. Щербатова 13 статью II главы проекта, по которой благородные получали право освобождать своих крепостных ("право владения крепостных своих деревень переменить на право деревень свободных"). В споре с кн. Щербатовым Коробьин хотел, кроме того, высказать свое мнение о том, в какой степени подданным вообще может быть дарована свобода, но был остановлен маршалом собрания Бибиковым. В протоколе заседания комиссии 17 сентября 1768 г. по этому поводу сказано "Господин депутат Козловский от дворянства говорил: "...Имя свободы отнюдь не вредно. Я бы вам это доказал в другом месте, или если б я вам сказать мог тихо"... Тогда г. маршал объявил г. депутату Коробьину, что "доказательства ваши вы все ясно и без закрытия говорить можете, ибо ничего такого тут быть не должно, что тайно или скрыто говорить надлежит, но все с благопристойностью откровенно говорено быть должно". С этого момента Коробьин прекращает свою деятельность в комиссии. В следующие два заседания, когда дело дошло до ст. 17, 21, 22, 23 и 27 гл. II проекта, на которые раньше Коробьин записался говорить, было объявлено, что его нет в собрании. Наконец, месяц с небольшим спустя Собранию было объявлено, что Коробьин сдал на время свое звание артиллерии бомбардирного полка поручику Василию Родионову. А. И. Тургенев в своем предисловии к запискам Винского "Моя жизнь" (напечатаны в "Русском Архиве" за 1877 г. т. I) говорит: "Описывая законодательство Екатерины и именно комиссии для составления проекта Нового Уложения, под заглавием "Русские Фоксы и Шериданы", Винский сообщает важный исторический факт: "Из всего происходившего в сей комииссии достопамятнейшим может почесться публичное прение кн. Щербатова с депутатом Коробьиным, которое прекращено было без дальнейших пустословий объявленной через Вяземского волей Государыни". Приводя это известие, затрудняемся решить вопрос о его достоверности (в тексте напечатанных записок такой статьи нет); очень может быть, что здесь в искаженном виде передается замечание маршала Коробьину, сделанное им, конечно, без всякого постороннего внушения: Императрица Екатерина, зорко наблюдавшая за комиссией, действовала обыкновенно более тонко, когда желала оказать давление на депутатов, и не имела обыкновения прибегать к таким мерам. Просматривая те статьи проекта о правах благородных, которые Коробьин защищал или выразил желание защищать, мы видим, что почти все эти статьи даруют довольно значительные привилегии дворянству: освобождают его от обязательной службы, позволяют ему выезжать за границу и даже менять подданство; наделяют дворянство обширными правами по распоряжению своим имуществом; и так, отстаивая интересы крепостных, Коробьин защищал и привилегии других сословий, раз эти привилегии не были в ущерб остальному населению; его конечной целью было, по-видимому, не уменьшение сословных прав вообще, а, напротив, увеличение, уравнение и распространение их на все слои общества. Если к этому мы вспомним, что Коробьин был не только провинциальным депутатом, но, как кажется, и действительным жителем провинции, то его деятельность в комиссии 1767 г. может быть рассматриваема, как черта, лишний раз характеризующая с выгодной стороны русскую провинцию второй половины XVIII века. — О дальнейшей судьбе Коробьина, как уже сказано нам, ничего неизвестно; только в 1794 г. мы встречаем Григория Степановича Коробьина предводителем дворянства Михайловского уезда Рязанской губернии в чине секунд-майора. Приняв во внимание близость уездов Козловского и Михайловского, а также то обстоятельство, что в 1767 г. Коробьин был еще молодым человеком, мы можем не без некоторого основания предположить, что Григорий Коробьин-депутат 1767 г. и Григорий Степанович Коробьин-предводитель 1794 г. одно и то же лицо.

"Сбор. Имп. Рус. Ист. Общ." тт. 32 и 36; также Лонгинов, "Материалы для истории комиссии о сочинении проекта Нов. Уложения" в "Русс. Вест.", 1861 г. дек.; кн. Туркестанов "Губернский Служебник".

М. П—в.

{Половцов}

Коробьин, Григорий

депутат Комиссии нов. улож. 1767 г.

{Половцов}