- Стервятник
- Ибо, где будет труп, там соберутся орлы.
Евангелие от Матфея, 24:28
Когда умирает животное на далеком, холодном севере, природа покрывает его труп снежным саваном, кристаллизует жидкие части тела и обращает их в твердую массу, которая, как нам доказывают найденные в ледяных пустынях мамонты, в течение нескольких тысяч лет вполне сохраняется от разложения. На юге природа хоронит падших животных совсем иначе. Тот же свет, та же теплота, которые так чудесно способствуют жизни и процветанию животных и растений, действуют с той же силой и на их разрушение, и в несколько часов производят в трупах сильнейшее разложение. Но чтобы тело, ушедшее из ряда живых, не подвергло опасности прочие живущие существа, Создатель послал туда, в страны, сжигаемые тропическим солнцем, своих вестников - стервятников.
Еще прежде, чем труп, разлагаясь на свои первоначальные вещества, заразит воздух, являются они - всегда готовые, всегда неутомимые стражи. Стервятники истребляют вредные вещества и препятствуют распростра- нению ядовитых газов. Нам известны несколько видов этих очистителей атмосферы в северо-восточной Африке.
На краю пустыни лежит издохший верблюд. Чрезмерная тягость путешествия по пустыне и самум изнурили его; он не достиг Нила, хотя погонщик за день до того снял с утомленного животного ношу и тот шел развьюченным подле навьюченных животных; он пал совершенно обессиленный. Господин его, расставаясь с ним не без горя из-за понесенных с его смертью убытков, оставляет его нетронутым, так как религия запрещает использовать что-нибудь снятое с мертвого животного, убитого не по принятому обычаю.
Меня удивляет, что воющие гиены, выходящие в ночное время за добычей, не нашли эту лакомую падаль; на следующее утро верблюд лежит на своем смертном одре еще не растерзанным. Утром в пустыне тихо и прохладно, только незадолго до солнечного восхода начинают свое пение степные жаворонки. Неужели это погребальная песнь над падалью? А почему бы и нет! Труп уже начал разлагаться, смертная оцепенелость прошла, глаза глубоко впали, верхняя кожа кое-где лопается, изо рта и носа течет вонючая жидкость. Внутри происходит брожение и шум, отделившиеся газы вздули живот и хотят, как кажется, выйти наружу, чтобы далеко распространить свой ядовитый запах.
Вот появляется на горизонте с первыми лучами утреннего солнца ворон. Его белая грудь издалека мелькает перед нашими глазами. Он, как видно, уже заметил падаль, потому что кричит и приближается к ней, быстро размахивая крыльями, кружит некоторое время над павшим животным, потом опускается и, сложив крылья, становится на землю на не слишком далеком расстоянии, затем быстро приближается и, заботливо рассматривая труп, медленно обходит его несколько раз вокруг.
Затем и степной ворон следует за ним и присосеживается; в скором времени прибывает множество птиц обоих видов; около верблюда собралось уже более двадцати воронов.
Несколько стервятников заблаговременно покинули скалы и деревья, служившие им ночлегом, для поиска пищи; они тотчас же пронюхали про падаль и присоединились к воронам; мало-помалу привлекаются сюда еще многие подобные хищники. Всегда находящиеся поблизости коршун и дальнозоркий хищный орел (оба ни в каком случае не пренебрегающие свежей падалью) увеличивают собрание; несколько зобатых аистов, которым надоело рыболовствовать в соседнем потоке и которым уже знакома происходящая около верблюда суета, спешат туда же, чтобы вовремя попасть к накрытому для них и их собратий столу.
Но недостает еще больших грифов - председателей пира. Для всей этой собравшейся до них сволочи слишком тверда шкура большого животного, чтобы они могли прорвать ее своими слабыми клювами; даже зобатые аисты не могут сделать этого огромными клювами, устроенными, впрочем, не для разрывания.
Но настало время, когда являются к пиру самые знатные; пробило десять часов. Они выспались, насладились сновидениями и отправились бродить по своей обширной области. В вышине, не доступной человеческому глазу, описывают они огромные круги; один следует за другим, подымаются и опускаются вместе и направляются в ту или другую сторону. Вот замечает один из них внизу суматоху и для разведки спускается пониже. Его зоркий глаз скоро ясно видит: искомое найдено, тогда он складывает крылья, и его тело, следуя законам притяжения, со свистом падает с высоты нескольких сот футов; но гриф вовремя расправляет крылья, вытягивает ноги, спокойно и уверенно опускается на землю. Остальные грифы следуют за ним без оглядки; и покуда они жрут, ничто не тревожит их, даже приближающийся охотник.
1 - Черный гриф 2 - Стервятник 3 - Белоголовый сип
Когда мы видели грифа, бросающегося на падаль, выкинутую нами за стены или земляные валы, то тотчас же налетали со всех сторон и другие птицы; мы часто заставали собравшимися на том месте более 20 птиц, о существовании которых и не подозревали.
Точка, сперва еще едва заметная в прозрачном голубом эфире, быстро приближается, и появляется гриф. Одно только чувство зрения руководит грифом при отыскании падали, а никак не обоняние, как до сих пор часто предполагали. При точном исследовании оказалось, что обоняние у всех птиц развито относительно мало. Непрерывно охотясь целыми месяцами, я сделал наблюдение, что большие грифы являются даже и на совсем свежую падаль, не распространявшую еще никакого запаха. Но на падаль, плотно прикрытую ветвями, они никогда не налетали. Уже при первом взгляде на птицу убеждаешься, что зрение у них развито несравненно лучше обоняния: из маленьких, безволосых ноздрей постоянно каплет зловонная влага, между тем как его прекрасные блестящие глаза не уступают по своей величине, ясности и огню глазам орла.
Большие грифы появляются в окрестностях Хартума чаще всего в летние месяцы, с мая до сентября, остальное время года проводят, вероятно, в степи, где стада рогатого скота обещают им верную пищу. Они вылетают за добычей только на короткое время. Их п ре восход н ы й л етател ьн ы й ап парат дает возможность в немногие часы пролетать огромные расстояния. Они скорее парят в воздухе, чем летают: в продолжение нескольких минут не видно ни одного взмаха крыльев, но при всем том двигаются очень быстро и, насколько можно заметить, без малейшего напряжения. С высоты, на которой парят, грифы могут обозреть необыкновенно обширное поле; в пространной области почти всегда найдется для них добыча. До десяти часов утра, как я заметил, они никогда не садились на падаль и никогда не оставались там после 4 часов пополудни. Представители одного вида держатся более или менее вместе, хотя нередко можно встретить и все виды на одной и той же падали.
Любопытно наблюдать этих птиц во время еды. Они выказывают при этом такую жадность, как будто им надо запастись пищей на несколько месяцев. С горизонтально вытянутой шеей, поднятым хвостом и опущенными или распростертыми крыльями спешат они на падаль, делая огромные скачки; при этом происходит такая возня, такие споры, ссоры и такая работа, что превосходит всякое описание. Настоящие грифы разрывают несколькими ударами клюва толстую кожу и затем принимаются за более плотные мускулы; длинношеие сипы вскрывают брюшную полость, всовывают туда шею до конца, роются во внутренностях, выпихивают их наружу и яростно дерутся между собой из-за кишок. В это время стервятники вместе с орлами, коршунами-курятниками и воронами, груп- пируясь вокруг пирующих, только ухватывают летящие во все стороны куски мяса.
И постоянно прибывают сюда все новые посетители, которые с яростью стараются прогнать уже наполовину насытившихся вкусной пищей гостей. Опять происходит борьба, шум, драка и злобное карканье, так как у грифов нет громкого голоса, и это продолжается до тех пор, пока еще есть падаль. При этом невольно удивляешься легкости и быстроте их движений, так как, судя по неуклюжему сложению грифов, можно предположить в них известную неповоротливость. Пяти минут достаточно, чтобы большая собака была съедена дочиста четырьмя или пятью грифами.
Для нас, охотников, составляло большое удовольствие, подкравшись как можно ближе, пустить пару быстро следующих один за другим выстрелов в кучу собравшихся птиц. Редко удавалось выстрелить в третий раз, грифы были в тот момент уже вне всякого выстрела. Здесь надо прибавить, что их убивают с большим трудом; одного или двух прыжков этой птице достаточно, чтобы подняться с земли: тогда уже она летит легко и проворно.
Пирующие птицы иногда только пугались наших выстрелов, взлетали, а потом опять скоро спускались на землю, чтобы хорошенько разузнать, в чем дело. Затем уже отлетали на 5 или на 6 миль. Они так живучи, что даже сильно раненные отлетали на несколько сот шагов; только потом вдруг складывали крылья и падали мертвы ми с высоты. С подстрелен н ы м и крыльями они бегали так скоро, что мы должны были напрячь все силы, чтобы настичь их; при нашем приближении раненые начинали обороняться, кричали, как кошки, и ударяли сильными и острыми клювами или употребляли, как уже последнюю защиту, когти, когда мы нападали на них и хватали за горло.
Мои черные слуги приготовили капкан, в который стервятники попадали довольно легко. Прежде всего живым попал в мои руки гриф, которому и в голову не пришло раскусить острым клювом слабую петлю. Он вел себя в плену с самого начала спокойно и без всякого страха. Уже на третий день принимал пищу, а на пятый ел и пил в нашем присутствии; несколько позже хватал подносимые ему кусочки мяса и позволял себя гладить. Иногда он спокойно ложился на брюхо и испускал при этом тихие звуки: "цик-цик". Нередко выплевывал из зоба не переваренную еще падаль, но снова пожирал ее, как это делают и собаки. В гневе топорщил перья, кричал, как сова, вытягивал вперед шею, причем все обнаженные места его тела становились темно-красными.
Суданцы приписывают печени грифа целебные свойства и называют их противный запах, отдающий и падалью и выхухолью, "миск" - мускус. О всех больших грифах ходят недобрые слухи, будто они нападают в степи на спящих людей, убивают их и пожирают, что вовсе не доказано. Хотя польза этих птиц и не отвергается, но все-таки им не оказывают никакого уважения; напротив, они скорее презираемы. Только недостаток в огнестрельном оружии, непригодность мяса убитой птицы и нерадение туземцев причина тому, что грифы не преследуются и некоторые их виды стали очень доверчивы.
При страшной нечистоплотности туземцев навряд ли была бы сносна атмосфера какого-нибудь города внутренней Африки без стервятников, самых полезных из всех хищных птиц. Каждое утро оба вида грифов (Neophoron) находят себе занятие и достаточное количество пищи* даже на пустыннейших улицах городов.* Стервятники в городах питаются почти исключительно человеческими экскрементами. - А. Брем.
Было ли так и на улицах Каира, как рассказывали, я оставлю это нерешенным; теперь не видно, чтобы там летали стервятники, но в некоторых городах Верхнего Египта они еще встречаются.
Жизнь животных. — М.: Государственное издательство географической литературы. А. Брем. 1958.