Внушение

Независимо от прямого, обыденного смысла этого слова, не требующего пояснений, оно приобрело значение технического термина, соответствующего французскому "suggestion", но научная разработка понятия о внушении в специальном смысле началась преимущественно после возрождения учения о гипнотизме во Франции. Практическое значение и врачебное применение последнего главным образом сводятся на внушение; загипнотизированному субъекту дается приказание (напр., не чувствовать боли, не производить известных судорожных движений и т. п.), и весь успех гипнотического лечения сводится на то, что подобные приказания в точности исполняются больными. Точно так же загипнотизированному субъекту можно приказать, чтобы он совершил целый ряд сложных, как бессмысленных, так и вполне целесообразных и даже преступных действий, и он совершает их, притом как раз в те моменты, которые ему были указаны во время гипноза. Срок выполнения таких "постгипнотических внушений" может быть весьма отдаленный от момента внушения, и если субъект находился в полном гипнозе, то он решительно ничего не помнит о том, что происходило во время гипнотического сеанса; между тем внушенные действия выполняются им в точности, по-видимому, в состоянии ясного сознания и, по-видимому, составляют продукт его "свободной воли". Следовательно, здесь внушение заключается в том, что сознанием усваиваются и реализируются представления, которые были внесены в него посторонним влиянием, произведенным тогда, когда сознание было искусственно изменено. Анализ того психического процесса, который лежит в основе столь странного явления, может быть произведен только в связи с разбором явлений гипнотизма вообще (см. это сл.). Здесь же мы должны указать, что аналогичное явление, т. е. усвоение и реализация представления, которое введено в сознание извне, возможно и помимо гипноза. Можно установить факт, что мировоззрение индивидуума, чувства, вызываемые в нем происходящими вокруг него событиями, а также форма его активного вмешательства в них в существенной степени обусловливаются данной эпохой и влиянием среды, окружающей его; следовательно, понимая В. в самом широком смысле слова, как определенное влияние внешних моментов на конкретное содержание духовной жизни индивидуума, необходимо признать во внушении могущественный фактор, лежащий в основе взаимодействия между обществом и индивидуумом. Точно так же этот фактор играет самую выдающуюся роль в воспитании, поскольку определенным выбором воспитательных влияний на ребенка можно содействовать развитию характера человека в том или другом направлении. В первом случае В. совершается при помощи такой сложной цепи влияний, что оно может быть прослежено только в самых общих, неопределенных чертах; притом все эти влияния имеют место без соответственного желания с чьей бы то ни было стороны. Во втором цепь влияний также бесконечно сложна, но воспитатель может отдавать себе отчет в том, чего он желает достигнуть и соразмерять с этим свои воспитательные приемы. Но в обоих этих случаях конкретное содержание сознания индивидуума если и определяется внушением, то в таком косвенном, отдаленном отношении, что его почти невозможно проследить. Только тогда, когда можно с точностью показать, что данная мысль, или данный поступок, или вообще определенное проявление психической деятельности индивидуума обусловлено внесенным в его сознание извне представлением, можно говорить о В.; иначе это понятие теряло бы свой определенный смысл. И здесь, однако, оно может происходить без желания с чьей бы то ни было стороны. Например, известно, как часто молодые люди, характер которых еще не установился, попадая в новый кружок, быстро усваивают господствующие там воззрения и соразмеряют с ними свои поступки. Лица, от которых исходит такое психическое В., могут не только вовсе не задаваться подобной целью, но даже не замечать производимого эффекта.

Другой вид В. заключается в том, что кто-нибудь, желая вызвать со стороны другого лица определенный образ действия, внушает ему мысли и чувства, косвенным путем отражающиеся на его психической деятельности в желаемом направлении; хотя здесь данный поступок представляется индивидууму как безусловное проявление его свободной воли, но на самом деле он составляет очевидный косвенный результат нарочно внесенных в его сознание извне представлений. Наконец, весьма велико число примеров, встречающихся в обыденной жизни, в которых обнаруживается возможность прямого, непосредственного внушения в том смысле, что сознание усваивает, как собственное, чужое представление, вовсе не имеющее в нем реальной почвы. Если в комнате, где собралось много народа, кто-нибудь скажет с положительностью, что пахнет угаром, то всегда найдутся такие, которые сейчас же подтвердят это заявление; у некоторых, в особенности женщин, даже скоро обнаружится головная боль как последствие воображаемого угара. Подобные же примеры можно легко найти для других сфер восприятия — зрения, слуха и осязания. Среди данной группы людей всегда найдутся такие, которые очень легко поддаются В., и такие, которые ему безусловно не поддаются. Трудно указать те особенности психической организации, которые лежат в основе этих различий. Не менее трудно указать с точностью степень, до которой воображение под чужим влиянием может вызывать в сознании ошибочные представления. Существуют, например, указания на то, что содержание вопросов, предлагаемых на суде свидетелям, может в известной степени влиять на их ответы и с помощью "внушения наяву" подавать повод к ложным показаниям, хотя свидетель убежден в том, что он рассказывает лишь то, что сам слышал или видел.

Вообще эта сторона учения о внушении еще мало разработана. С положительностью можно утверждать лишь одно, а именно: для того, чтобы внушение осуществилось, безусловно необходимо воздействовать на психику субъекта через его органы чувств, преимущественно, конечно, в форме словесного восприятия. Между тем существует ряд авторов, среди которых имеются и врачи, и ученые, допускающих возможность мысленного внушения (suggestion mentale) даже на громадных расстояниях. Они утверждают, что достаточно подумать, пожелать, чтобы данный субъект испытал известное ощущение (или исполнил известное действие), и это желание таинственным путем будто бы передается ему и осуществляется. Подобное сверхчувственное взаимодействие между душами, называемое телепатией, затем применялось для объяснения различных чудесных, мистических явлений, как-то: ясновидения, пророчества, предчувствия и проч., до привидений включительно. Трезвая критика фактического материала, приводимого в доказательство возможности мысленного внушения и всех основанных на нем мнимых чудес, обнаруживает полное отсутствие реальной почвы всей этой области мистицизма (см. "Критический очерк о современном мистицизме" П. Розенбаха, 1891). Возвращаясь же к реальному внушению, мы должны заметить, что путем прямого внушения можно иногда непосредственно вызывать поступки. Известно, что при некоторых условиях приказание, данное повелительным тоном, исполняется, хотя бы оно вовсе не соответствовало желанию исполняющих лиц и хотя бы они не имели рационального повода подчиниться приказанию. На этом основано иногда влияние выдающихся личностей на толпу. Но в практическом отношении гораздо важнее представляются те более частые, хотя и менее блистательные применения, которые возможны путем внушений наяву в направлении воли и которые относятся к состоянию организма.

Множество болезненных явлений поддается лечению путем внушения наяву, и не только такие, которые заключаются в ощущениях, но гораздо более сложные. У истерических лиц нередко параличи, судороги и т. п. могут быть излечены простым приказанием врача без погружения в гипноз. Обыкновенно же внушение оказывается действительным не в виде прямого приказания, а превращением внушения в самовнушение (Autosuggestion). Поясним дело примером. Положим, что больной страдает упорной бессонницей, которая не уступает даже большим дозам различных снотворных средств. Нередко в таких случаях успех достигается назначением индифферентного лекарства, которое безусловно не влияет ни на кровообращение в мозгу, ни на нервную систему вообще; но при его назначении больного уверяют, что от этого средства он наверное будет спать. Успеху значительно содействует также условие, чтобы назначающий это средство пользовался в глазах больного особенным личным значением — все равно, будет ли это значение основано на славе знаменитого врача или на ореоле, которым окружены в глазах публики различные шарлатаны до знахарей включительно. Очевидно, что причина успеха здесь заключается в том, что больной поверил заявлению, что он будет спать. Весьма важно для данного примера иметь в виду также причину бессонницы: человек может страдать упорнейшей бессонницей именно потому, что он уверен в своей неспособности заснуть. Следовательно, самовнушение здесь может лежать в основе как болезненного симптома, так и его устранения. Мы можем ограничиться приведенным примером, из которого явствует, на что сводится медицинское значение внушения наяву. Этот же психический механизм лежит в основе многочисленных явлений двух категорий: с одной стороны, громадного влияния воображения человека на его собственный организм, с другой — чудесных исцелений, достигаемых независимо от рациональной медицины, напр., гомеопатией. Нужно, впрочем, заметить, что как в той, так и в другой категории для нас совершенно загадочна сущность тех физиологических процессов, которые служат посредниками между нематериальным представлением (самовнушением) и подчас весьма ощутительными органическими изменениями, обусловливаемыми им. Но эта загадочность относится вообще ко всем явлениям воздействия психики на телесный организм; все-таки выяснение роли самовнушения в указанных направлениях составляет очень важное приобретение науки. Весьма удачное изложение относящихся сюда фактов можно найти в сочинении английского врача Hack-Tuke'a "Тело и душа" (оно появилось в 1886 г. во французском переводе "Le corps et l'esprit", издание Baillière et fils в Париже). Общая же литература, относящаяся к понятию о внушении, будет приведена в связи с изложением гипнотизма.

П. Розенбах.

Внушение в судебном отношении. В качестве психического средства воздействия одного человека на представления и чувства другого человека В. отражается на всех отправлениях воли, а следовательно, и на всех отправлениях правовой жизни и в особенности на тех, которые охраняются постановлениями гражданского и уголовного права. Отсюда происходит важное судебно-медицинское значение внушения. Многочисленные произведенные в медицинских клиниках опыты дают повод думать, что путем внушения можно заставить лицо выдать на себя денежное обязательство, составить не соответствующее действительным желаниям лица духовное завещание и даже совершить разнообразнейшие действия, соединяющие в себе внешние признаки преступления против личности или против имущества посторонних лиц. Отсюда естественно выдвигается вопрос о том, насколько внушение как средство действия является опасным для существующего правового порядка. На вопрос этот даются различные ответы представителями школы Нанси и Сальпетриер (см. Гипнотизм). Первые — как, напр., Льебо, Льежуа, Бернгейм, Бонжан — видят в действующем под влиянием внушения субъекте автомата, осуществляющего волю того лица, которое внушило ему известное действие. Он исполняет эту волю с роковою неизбежностью и проявляет при этом только такую степень самодеятельности и в таких пределах, в которых того пожелает лицо внушившее ему действие. Наоборот, представители второй школы — напр. Шарко, Бруардель, Дельбеф, Жиль-де-ля Туретт, Кюллер — полагают, что каждое из трех состояний, в которых проявляется патологическая природа внушения, или, вернее, гипноза — летаргия, каталепсия и сомнамбулизм — представляет свои особые опасности. Человек, находящийся в состоянии каталепсии и в особенности летаргии, превращается в субъекта, легко могущего сделаться жертвою злоупотреблений гипнотизера, но неспособного сделаться автором преступления. В состоянии же искусственного сомнамбулизма субъект может совершить посягательства на правовой порядок, но представляемая такими лицами опасность не имеет того угрожающего значения, о котором говорят представители Нансийской школы. Загипнотизированный — далеко не автомат, беспрекословно исполняющий все внушенное ему. Сомнамбул, говорит Бруардель, осуществляет лишь приятные для него внушения или такие, к которым он относится хотя и безучастно, но которые исходят от лица ему симпатичного. Изнасилование — единственное преступление, которое может быть этим способом совершено и которое, как показывает судебная практика, совершалось в действительности; все же остальные преступления не находят в условиях, сопровождающих внушение, необходимых данных для своего осуществления. Они не могут быть совершены помимо воли действующего под влиянием внушения субъекта и если совершались в качестве мнимых преступлений в медицинских клиниках, то только потому, что исполняющий внушение сознавал несерьезность своего действия. Совершенное в Париже в 1889 г. убийство судебного пристава Гуффе, за которое осуждены были Эйро и девица Бомпар, послужило поводом к исследованию, не совершила ли Бомпар это преступление под влиянием внушения Эйро. Приглашенные эксперты в качестве представителей обоих указанных научных направлений высказали противоположные воззрения и, несмотря на происходившую затем в печати по этому поводу полемику, вопрос о возможности совершения убийства под влиянием внушения остался по-прежнему спорным. Что касается до вопроса об ответственности лиц, совершающих преступление под влиянием внушения, то здесь надо иметь в виду двоякого рода категорию случаев: преступления, совершаемые во время вызванного внушением гипноза, и преступления, совершаемые после того в состоянии, соответствующем, по-видимому, всем признакам бодрствования. Признание ответственности в этих последних случаях представляется особенно затруднительным тогда, когда гипнотическое состояние проявляется в форме раздвоения личности, при котором субъект периодически превращается в психическом отношении как бы в другую личность, не сохраняя никакого воспоминания о предшествовавшем пережитом им состоянии. Господствующее по этому предмету в литературе воззрение (Лилиенталь, Льежуа) сводится к тому, что действующее под влиянием внушения лицо должно быть признано безответственным по тем же основаниям, как и психически больной человек. Проф. Лилиенталь полагает, однако, что должен быть признан ответственным перед уголовным законом тот, кто предоставит себя добровольно действию внушения с целью облегчить для себя совершение задуманного преступления (actiones liberae in causa). Ответственность же лица, под влиянием внушения которого совершается преступление, не возбуждает никаких сомнений; оно ответственно наравне с тем, кто подстрекнул душевнобольного совершить преступное действие.

Внушение может быть применено с целью изменения условий деятельности уголовного суда по исследованию совершившегося уже преступления. Задачи, выдвигающиеся таким образом на разрешение уголовного суда, представляют высокий интерес. Могут быть сделаны с целью злоумышленною попытки подвергнуть действию внушения судей, подсудимого и вообще стороны, а также тех лиц, с помощью которых суд стремится к обнаружению материальной истины. Особенно велика в этом отношении опасность, угрожающая со стороны действующих под влиянием внушения свидетелей. Свидетели, воспроизводя в показаниях удержанные памятью впечатления, помогают суду в исследовании события преступления; а между тем память и является именно тем объектом, на котором с особенною силою проявляет свое влияние внушение, усиливая действие ее или, наоборот, вызывая частичную или общую потерю ее на некоторый период времени (искусственная амнезия). Возможно — утверждают некоторые, — при помощи ретроактивных галлюцинаций внушить лицу, чтобы в определенный момент его жизни он воспринял своими чувствами такие факты, которые в действительности не существовали, а при помощи отрицательных галлюцинаций возможно заставить лицо не воспринимать известных ощущений (напр., не видеть совершающееся на глазах субъекта событие). Опасность, угрожающая интересам правосудия с этой стороны, представляется тем более, по-видимому, серьезною, что лицо, злоупотребляющее силою внушения, может наложить на подвергающегося его действию приказ в случае распроса его по этому предмету не говорить, кто подвергал его действию внушения. Спрашивается: обладает ли суд достаточно действительными средствами, чтобы побороть эти опасности и предупредить возможность судебной ошибки? Ввиду того, что связанные с внушением судебно-медицинские вопросы требуют для своего разрешения применения специальных сведений, которыми суд не обладает, надлежит приглашать экспертов-психиатров и обставлять их экспертизу всеми необходимыми для нее условиями. Рассмотрение производившихся в западноевропейской уголовно-судебной практике дел показывает, что суды по требованию экспертов не затруднялись в этих случаях для выяснения степени впечатлительности субъекта к внушению производить соответствующие на суде эксперименты, а в обширной научной литературе о внушении приводятся любопытные сведения об изысканиях, делавшихся с целью выяснения: нельзя ли при помощи внушения парализовать ту амнезию памяти, которая в видах самоохранения могла быть внушена субъекту со стороны лица, учинившего внушение. Произведенные по этому предмету опыты свидетельствуют, что приказ может быть с успехом обойден, так как лицо, его внушившее, не может предвидеть всех тех приемов, к которым может прибегнуть экспериментатор при новом внушении. Так, Льежуа и Льебо советуют направлять внушение к получению косвенного признания путем совершения каких-либо действий. Внушают, напр., субъекту, что, когда войдет в комнату тот, кто произвел внушение, то он должен в упор, не спуская глаз, смотреть на него и т. п. В особенности многое сделано уже для обнаружения симуляции состояния, вызываемого внушением. Ввиду того, что состояние, вызываемое внушением, выражается в целом ряде определенных признаков, принадлежащих к областям физиологической и психической, оказывается возможным путем эксперимента, при помощи особенных приемов, требующих знания физики, физиологии и патологии, подвергнуть испытуемого действию таких опытов, которые делают притворство невозможным.

Нельзя ли применить внушение как процессуальное средство обнаружения виновника и попытаться этим способом извлечь из уст не сознающегося подсудимого сознание, заставить его выдать своих соучастников, указать место, в котором спрятаны плоды преступления, и т. д.? Вопрос этот необходимо разрешить отрицательно, так как такой прием исследования, представляя серьезные опасности по отсутствию гарантии правдивости данных под влиянием внушения объяснений, вместе с тем совершенно не соответствовал бы положению подсудимого в современном уголовном процессе. Подсудимый — не объект исследования суда, а сторона, по началам равноправности и состязательности борющаяся с обвинителем. Рядом с попытками ввести внушение в уголовный процесс как средство исследования дела делаются попытки применить его к деятельности тюремного управления как средство ознакомления с психическими свойствами личности осужденного в видах достижения целей исправления. Так, в 1890 г. проф. Бернабеи из Флоренции предложил итальянскому министру внутренних дел устроить в государственных тюрьмах гипнотические кабинеты для исследования посредством внушения рецидивистов. Успех применения внушения к пенитенциарному делу находится в зависимости от применения его вообще в области экспериментальной психологии, и при настоящем положении учение о внушении не может быть признано вполне обеспеченным. См. Liégois, "De la suggestion et du somnambulisme" (1889); Bentivegni, "Die Hypnose und ihre civilrechtliche Bedeutung" (1890); Schmidkunz, "Psychologie der Suggestion" (1892); Lilienthal, "Der Hypnotismus and das Strafrecht" (1887); Frei, "Das hypnotische Verbrechen und seine Entdeckung" (1889); Drucker, "Der Hipnotismus und das Civil— und Strafrecht" (1891); M. Моргулис, "Значение гипнотизма для юристов" (1890).

Вл. Случевский.