Киприан, епископ карфагенский

святой, епископ карфагенский († в 258 г.). Сын богатых и знатных родителей-язычников, он получил хорошее классическое образование и был учителем словесности, занимаясь в то же время адвокатурой. Рано ознакомившись с христианством, он долго колебался присоединиться к церкви и решился на это не ранее как на 45 году жизни, после тщательного критического изучения св. Писания. Сделавшись христианином, он стал вести строго-непорочную жизнь и посвятил свой талант, ораторский и писательский, на служение церкви. В его "Послании к Донату" отразился процесс внутреннего перерождения, какой переживали интеллигентные язычники при обращении в христианство, и нарисована яркая картина языческих нравов того времени. В сочинениях: "О суете идолов" и "Против иудеев" К. представил критику язычества и иудейства, как отчет в тех побуждениях, какими он руководился в перемене религии предков на новую. Через год после крещения К. был уже пресвитером, а еще через год (в 249 г.), по требованию всей карфагенской церкви, никого не желавшей видеть своим епископом, кроме К. (aut Cyprianus, aut nullus), вопреки каноническим правилам, сделан был епископом Карфагена. Как в сочинениях, так и в епископской практике К. является защитником сильной власти в церкви, церковной иерархии, в которой он видел осуществление принципа ветхозаветной теократии и условие единства церкви и ее дисциплины. Отсюда его стремление ограничить влияние "исповедников" (см.), его строгость по отношению к падшим, его идеи о значении еретического крещения. Теория К. отнюдь не исключает, однако, участия в церковном управлении совещательного начала ("совета пресвитеров") и даже в некоторых случаях — голоса паствы. Он был сторонником соборов, как высшей инстанции для решения церковных дел: их было при нем несколько (см. Карфаген). Формулированная им теория единства церкви и ее иерархического устройства служит доселе нормой церковного управления. Эту теорию К. развивает в 66 своих посланиях, писанных по разным обстоятельствам и к различным лицам. С точки зрения античной риторики, они служили образцами эпистолярного рода сочинений, а по внутренним свойствам сохраняют до сих пор значение истинно-пастырского наставления и утешения (см., например, по русскому переводу послания 10, 12, 17, 25, 28, 52, 64, писанные к клиру и народу карфагенскому во время жестокого Декиева гонения). Кроме посланий, от К. сохранилось еще 12 трактатов, по поводу которых Григорий Богослов заметил, что "насколько люди вообще превосходят животных даром слова, настолько этим даром К. превосходил прочих людей". По языку они представляют собой лучшие образцы святоотеческой латыни (см. Помяловского, "Латинская хрестоматия для духовно-учебных заведений", СПб., 1878). Особенно замечателен трактат "О смертности", написанный по поводу моровой язвы, на которую язычники смотрели как на кару богов за терпимость их к христианству, а К. — как на кару Бога за мерзости язычества. Впечатление утешений и увещаний, содержащихся в этом трактате, было необычайное; все устремились на помощь больным, не щадя себя самих для спасения даже язычников. В некоторых из своих сочинений К. находится под видимым влиянием Тертуллиана, которого сам называл своим учителем, — но избегает монтанического его ригоризма. У К. встречаются цитаты из од Горация, из Геродота и т. п. Как на недостаток сочинений К., указывают на некоторые произвольные и неточные толкования св. Писания (например, потоп — прообраз крещения). Лучшее из изданий сочинений К. — Балузия (П., 1726). Русский перевод — изд. киевской академии, 1860-62, с биографией.

См. еще Rettberg, "Cyprianus, Byschof von Carthago" (1831); Freppel, "Cours d'éloquence sacrée". Pitra, в своих "Analecta sacra" (t. IV, 1884 г.), дает несколько новых фрагментов и вариантов из сочинений К., доселе еще не утилизированных в курсах патрологии. Перечень литературы о К. см. в "Истории первобытной христианской проповеди" Н. И. Барсова (СПб., 1885).

Н. Б-в.