И ты, брут

Винченцо Камуччи. «Смерть Цезаря»

«И ты, Брут?» (лат. Et tu, Brute?) — по легенде, последние слова Юлия Цезаря, обращённые к его убийце — Марку Юнию Бруту.

История

Юний Брут

Основная статья: Убийство Юлия Цезаря

В мартовские иды (15 марта) 44 года до н. э. заговорщики во главе с Брутом и Гаем Кассием Лонгином убили Цезаря, считавшего Брута своим другом. Поначалу Цезарь сопротивлялся нападавшим, но, увидев Брута, по преданию, сказал эти слова и предоставил себя на расправу.

По-видимому, Цезарь не говорил «Et tu, Brute?» в точности. По разным современным ему источникам, он либо умер, не проронив ни звука, либо сказал по-гречески «Даже ты, дитя моё, Брут?» (др.-греч. Και σύ, τέκνον Βρούτε^[1]) или по-латыни «И ты, Брут, сын мой!» (лат. Tu quoque, Brute, fili mi!). Самый распространённый в наше время вариант этой фразы происходит из пьесы Уильяма Шекспира «Юлий Цезарь»^[2].

Культурное влияние

В новое время «И ты, Брут?» широко применяется в случаях, когда говорящий считает, что его предали. Подобный пример можно встретить в романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок», в котором в главе XVI описывается мнимый сумасшедший, считавший себя Цезарем.

Распространена ошибка, при которой фраза воспроизводится как «Et tu, Brutus?» Она связана с тем, что говорящий забывает про то, что имя Брута (Marcus Junius Brutus) по правилам латинского языка должно быть не в именительном падеже, а в звательном.

Трактовка

Фраза «И ты, Брут?» воспринимается как вопрос, связанный с потрясением от предательства Брута. Но совсем недавно было обосновано, что на самом деле фраза подразумевала проклятье и угрозу. По одной из теорий, Цезарь адаптировал слова греческого выражения, которое стало пословицей у римлян. Полностью фраза должна звучать так: «И ты, мой сын, почувствуешь вкус власти», произнеся первые слова которой, Цезарь как бы заклинал Брута, предвещая его насильственную смерть. По сути, слова Цезаря были интерпретированы как «Ты следующий».

Примечания

1. ↑ Светоний. «Жизнь двенадцати цезарей». Знание греческого языка и общение на нём было распространено среди римской элиты (подобно знанию французского в Европе в XVIII-XIX вв.)
2. ↑ Третье действие, сцена 1,77.