БУЛГАКОВА Варвара Михайловна

        (урожденная Покровская, во втором браке — Воскресенская) (1869-1922), мать Булгакова. Родилась 5/17 сентября 1869 г. в г. Карачеве Орловской губернии в семье соборного протоиерея. Окончила Орловскую женскую гимназию с программой мужских гимназий. В 1888-1890 гг. была учительницей в 4-м классе Карачевской женской прогимназии. 1 июля 1890 г. вышла замуж за Афанасия Ивановича Булгакова и переехала в Киев. У них было семеро детей: Михаил (1891), Вера (1892), Надежда (1892), Варвара (1895), Николай (1898), Иван (1900) и Елена (1902). После смерти мужа Б. с 1908 г. работала казначеем во Фребелевском обществе. В 1906 г. познакомилась с врачом-педиатром Иваном Павловичем Воскресенским (около 1879 — 1966), в мае 1918 г. вышла за него замуж. 5 июля 1920 г. они повенчались. Булгаков не одобрял связь Б. с Воскресенским, возможно, из-за того, что Иван Павлович был значительно младше своей возлюбленной. По воспоминаниям первой жены Булгакова Т. Н. Лаппа:

        «Михаил ... все возмущался, что Варвара Михайловна с Воскресенским... Он каждую субботу приезжал в Бучу (поселок в 30 км от Киева, где была дача семьи Булгаковых. — Б.С.), а если они были в Киеве, приходил все время, поздно возвращался. Даже ночевать оставался где-то там... отдельно... не знаю, Михаила это очень раздражало. Он мне говорил: «Я просто...». Он выходил из себя. Конечно, дети не любят, когда у матери какая-то другая привязанность. Или они уходили гулять куда-то там на даче, он говорит:

        «Что это такое, парочка какая пошла». Переживал. Он прямо говорил мне: «Я просто поражаюсь, что мама затеяла роман с доктором». Очень был недоволен». В «Белой гвардии» временем смерти матери Турбиных назван май 1918 г., когда состоялся брак Б. с И.П.Воскресенским. Булгаков не хотел говорить в романе о новой семье матери, но любовь к Б. сохранил на всю жизнь: в «Белой гвардии» мать главных героев — «светлая королева». Б. скончалась от тифа в Киеве 1 февраля 1922 г. Булгаков не смог приехать на похороны из Москвы по причине отсутствия средств (этот и последующие месяцы были самыми тяжелыми, недаром в булгаковском дневнике 9 февраля 1922 г. отмечено: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем»). Согласно записям сестры Булгакова, Надежды, в феврале 1922 г., после кончины Б., он написал письмо: «М. А. смертью матери был потрясен. Письмо это — вылитая в словах матери скорбь: обращаясь к матери на Ты (с большой буквы), он пишет ей о том, чем она была в жизни детей; пишет о необходимости сохранить дружбу всех детей во имя памяти матери... Михаил Афанасьевич взял это письмо у сестры «посмотреть» и не вернул...». В ноябре 1939 г., уже будучи смертельно больным, Булгаков, как свидетельствуют дневниковые записи Н. А. Булгаковой, говорил ей: «Мать. Ее замужество с Иваном Павловичем. Булгакова-Воскресенская. (Узнал об этом только, посетив могилу, прочтя это на памятнике). «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери, ее памятник — строки в «Белой гвардии»«. В письме своему другу философу и литературоведу П. С. Попову 24 апреля 1932 г. он утверждал: «С детства я терпеть не мог стихов (не о Пушкине говорю, Пушкин — не стихи!) и, если сочинял, то исключительно сатирические, вызывая отвращение тетки и горе мамы, которая мечтала об одном, чтобы ее сыновья стали инженерами путей сообщения. Мне неизвестно, знает ли покойная, что младший стал солистом-балалаечником во Франции, средний ученым-бактериологом, все в той же Франции, а старший никем стать не пожелал. Я полагаю, что она знает. И временами, когда в горьких снах я вижу абажур, клавиши, Фауста и ее (а вижу ее во сне в последние ночи вот уже третий раз. Зачем меня она тревожит?), мне хочется сказать — поедемте со мною в Художественный Театр. Покажу Вам пьесу. И это все, что могу предъявить. Мир, мама?»

        Б. играла большую роль в воспитании своих детей. По воспоминаниям Н.А.Булгаковой, «мать — жизнерадостная и очень веселая женщина. Хохотунья. И вот в этой обстановке начинает расти смышленый, очень способный мальчик... Интересно, что произошло после смерти отца. Наша мать славилась среди родных и знакомых... как великолепная воспитательница. И вот один из братьев отца (Петр Иванович Булгаков, священник русской посольской церкви в Токио. — Б.С.), служивший в Японии, привез матери своих двоих сыновей и попросил взять их в нашу семью, потому что хотел дать своим сыновьям русское образование. Там не было полных русских гимназий. И вот появились у нас в семье два «японца» — так мы их называли: Коля и Костя. Костя — старший, Коля — младший. А через год, очень скоро после японцев, приехала уже с запада (из г. Холм Люблинской губернии) сестра, тоже Булгакова, двоюродная (Иллария (Лиля) Михайловна Булгакова (1891-1982). — Б.С.) Приехала в Киев на Киевские женские курсы. Она кончила гимназию раньше, чем я. И таким образом у вдовы-матери оказалось в семье десять человек детей. И мама с ними справлялась. Маме тогда, когда отец умер, шел 37-й год.

        И вот эта женщина сумела нас сплотить, вырастить и дать нам всем образование. Это была ее основная идея. Она говорила нам потом, когда мы уже стали взрослыми: «Я хочу вам всем дать настоящее образование. Я не могу вам дать приданое или капитал. Но я могу вам дать единственный капитал, который у вас будет, — это образование». И действительно. Она дала нам всем образование. А вторая ее идея, превосходная идея, была: нельзя допустить, чтобы дети бездельничали. И мама давала нам работу. Мы и сами работали, даже летом. Например, моя обязанность была заниматься до обеда с младшими братьями. А обязанность братьев была сначала помогать отцу в расчистке дорожек, а затем убирать мусор с участка. Братья собирали песок, дерн, листья. И вот Михаил в 15-м году... пишет стихотворение:

        Утро. Мама в спальне дремлет.

        Солнце красное взойдет,

        Мама встанет и тотчас же

        Всем работу раздает:

        «Ты иди песок сыпь в ямы,

        Ты ж из ям песок таскай».

        Миша, конечно, смеется. Причем мать сама весело смеялась в таких случаях. И у нас эти слова, когда речь заходила о работе, стали крылатыми словами, как и очень многие Мишины слова...

        Мать, была, конечно, незаурядная женщина, очень способная. Вот сказки. Она рассказывала нам сказки, которые всегда сама сочиняла. Она вела нас твердой и умной рукой. Была требовательна. Мать не стесняла нашей свободы, доверяла нам. И мы со своей стороны были с нею очень откровенны. У нас не было того, что бывает в других семьях, — недоверия. Были товарищи братьев, были поклонники у нас. Меня спрашивали: «Надя, вам надо писать до востребования?» Я говорю:

        «Зачем? Пишите, если вы хотите мне писать, на нашу квартиру». — «Как? А мама?» — «А что мама? Мама наших писем не читает. И это правильно. Это было, подумайте, когда. В начале XX века. Мама наших писем не читала. А мы ей сами читали, если нам хотелось ей что-нибудь рассказать». Мать была одной из первых, кто приобщил тогда еще юного Булгакова к сочинительству.

        Б. также привила своим детям любовь к театру. Она выступала режиссером домашних спектаклей. Первый такой любительский спектакль, в котором играл Булгаков, — это детская сказка «Царевна Горошина», поставленная в 1903-1904 гг. на квартире Сынгаевских, киевских друзей Булгаковых (Николай Сынгаевский послужил прототипом Мышлаевского в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных»). Здесь двенадцатилетний Булгаков играл сразу две роли — атамана разбойников и Лешего. Как вспоминала позднее сестра Надя: «Миша исполняет роль Лешего, играет с таким мастерством, что при его появлении на сцене зрители испытывают жуткое чувство».

        Необходимо отметить, что иной раз у Булгакова с Б. бывали довольно резкие споры. 24 ноября 1913 г. племянница Б. Иллария Михайловна Булгакова сообщала в Москву Н. А. Булгаковой: «... У мамы принципиальные causeries (разговоры (фр.) — Б.С.) с Мишей (знаешь, в каком тоне!)». Это замечание двоюродной сестры Н. А. Булгакова позднее прокомментировала так: «... В этих разговорах затрагивались и житейские, и весьма широкие вопросы мировоззрения, науки, искусства. Михаил Афанасьевич любил поражать мать, как и других своих собеседников, парадоксальностью, оригинальностью суждений, едкой иронией; говоря с матерью, он любил ниспровергать общепризнанные авторитеты». Вероятно, эти споры усугублялись негативным отношением Булгакова к роману Б. с И. П. Воскресенским. Сын с достижением совершеннолетия осознал себя самостоятельным человеком, независимым от чужих мнений, в том числе от мнений родных и близких людей.