- Семейство соколиные
- Птицы, относящиеся к семейству соколиных, характеризуются следующими признаками: на верхней половине клюва имеется заметный зубчик, на нижней половине соответствующая зубчику выемка. Плюсна их довольно длинная; крылья длинны, заострены и доходят почти до самого конца хвоста, второе вместе с третьим маховые перья - самые длинные, а первое по длине равно третьему или четвертому.
Благородные соколы ловкостью и быстротой полета превосходят всех других хищных птиц. Они с такой стремительностью бросаются на свою добычу, что наиболее рьяные из них охотятся исключительно за летающими птицами или насекомыми.
На мой взгляд, между всеми хищными птицами соколы занимают первое место. Между птицами они то же, что кошки между хищными животными, и вообще из всех хищных птиц самые совершенные. Их душевные качества идут рука об руку с физическим совершенством. Соколы - отъявленные разбойники, однако им можно простить причиняемые бедствия ради того удивления, в которое они приводят нас своей жизнью и поступками. Сила и ловкость, смелость и охотничий пыл, благородная осанка, большая понятливость - вот бросающиеся в глаза качества этих птиц.
Соколы живут во всех частях света и во всех областях. Они встречаются, начиная от берегов океанов и кончая вершинами высоких горных поясов, живут преимущественно в лесах, но почти столь же обыкновенны и на скалах, и в развалинах, как в безлюдных местностях, так и в оживленных городах. Каждый вид распространен на большой площади земного шара, и вне своего района он замещается весьма близкими видами; кроме того, каждый вид предпринимает весьма отдаленные экскурсии в виде перелетов или кочевок. Одни виды представляют собой настоящих перелетных птиц, другие только иногда странствуют и, наконец, третьи причисляются к числу кочевых птиц.
Все благородные соколы являются птицами в высшей степени ловкими в своих движениях. Их полет превосходен благодаря необыкновенной быстроте, продолжительности и высшей степени ловкости. Сокол пролетает огромные пространства с невероятной скоростью и при нападении бросается со значительной высоты наземь, иногда с такой стремительностью, что глаз не может различить его форм. У настоящих благородных соколов полет обусловливается быстро следующими один за другим ударами крыльев, лишь изредка прерываемыми непродолжительным плавным парящим полетом.
На пролете или в пору любви благородные соколы взвиваются на неизмеримую высоту и парят там красивыми кругами, устраивая воздушные игры ради удовольствия или для возбуждения самки. В другое время они держатся на высоте 60-120 м над землей. Сидя, благодаря короткости своих ног, они принимают вертикальное положение, при походке же держат тело горизонтально; однако на земле они чрезвычайно неловки и странным, беспомощным образом прыгают попеременно обеими ногами и, чтобы подвинуться вперед, вынуждены прибегать к помощи своих крыльев.
П и щу благородн ых соколов составляют позвоночные животные, в большинстве случаев преимущественно птицы, но они питаются также и насекомыми. Ловят свою добычу почти всегда на лету и не в состоянии схватить птицу, если она сидит на земле.** Не совсем так. Все соколы, даже те, которые питаются преимущественно птицами, часто схватывают птиц, сидящих на земле. Это доказано многочисленными прямыми наблюдениями.
Нет ни одного благородного сокола, который бы на свободе питался падалью; каждый большей частью питается добычей, им же самим захваченной; в неволе голод, конечно, может принудить их брать и мертвых животных. Пойманная добыча редко бывает съедена на месте, обыкновенно она относится на подходящее место, удобное тем, что оно доставляет обширный кругозор или прикрывает птицу, но все-таки дает ей возможность осматривать окрестность.
Временем охоты благородных соколов являются утренние и вечерние часы. В полдень они обыкновенно сидят с набитым зобом на каком-нибудь возвышенном и укромном месте и неподвижно, тихо, взъерошив перья, предавшись полудреме, ждут, пока переваривается пища. Они спят довольно долго, но зато поздно отправляются на покой; некоторых можно видеть охотящимися еще в сумерках.
Благородные соколы летом большей частью живут парами, и в избранной ими области не терпят присутствия ни другой пары соколов, ни каких-либо иных хищных птиц. Во время своих путешествий они летят стаями с другими родственными птицами: некоторые виды образуют тогда довольно значительные стаи, которые, по-видимому, держатся вместе по целым неделям и месяцам. Однако к орлам и совам такие стаи относятся враждебно. Никто из соколов не пропустит случая досадить гораздо более сильному пернатому хищнику.
Местоположение гнезд благородных соколов бывает различно, большей частью таковым служит какая-либо подходящая расселина крутой скалы, высокое строение или верхушка высочайшего дерева в лесу; однако некоторые виды устраивают свои гнезда и там, где нет деревьев и скал, прямо на голой земле или для этой цели выбирают какое-нибудь просторное древесное дупло. Очень охотно они пользуются гнездами других более крупных птиц, например, ворон. Особен ного труда устройство такого гнезда не составляет. Натасканные прутья обыкновенно складываются в плоское ложе и только в центре гнезда слегка выкладываются нежными корешками. Кладка состоит из 3-7 яиц весьма однородного рисунка. Они округлые, с более или менее толстой скорлупой и обыкновенно по бледному розовато-бурому фону бывают густо покрыты более темными нежными крапинками и более крупными пятнами того же цвета. Яйца высиживаются одной самкой*, и пока она сидит на них, самец кормит ее и старается развлечь трудящуюся подругу, проделывая на ее глазах воздушные упражнения.* У некоторых соколов, например, у дербника и пустельги, в насиживании кладки, особенно на начальных стадиях этого процесса, самец принимает участие.
Птенцы вскармливаются обоими родителями, которые выказывают по отношению к ним нежную любовь, самоотверженно защищают от врагов, в некотором отношении и от человека, а по вылете заботливо наставляют их в первых шагах самостоятельной жизни.
С древних пор благородные соколы служат человеку для охотничьей потехи. Это существует еще и в наши времена во многих местностях Азии и Африки. Все относящееся к соколиной охоте так обстоятельно изложено Ленцем, что я не нахожу ничего лучшего, как привести его слова. "Искусство дрессировки соколов для охоты ведет свое начало с глубокой древности. Но особенно сильное развитие соколиная охота получила в средние века после первых крестовых походов, так как крестоносцы нашли эту охоту процветающей на Востоке и оттуда привезли хороших соколов и опытных сокольничих.
Целые столетия существовала лучшая, а впоследствии единственная в Европе школа сокольничих в селе Фалкенверт во Фландрии. В прежние времена соколов, ловимых на месте, далеко не хватало для удовлетворения спроса: на ловлю их люди отправлялись до Норвегии и Исландии, и особенно этот остров доставлял лучших ловчих птиц. В Померании, сообщает Шмидт, прежде голландские соколиные охотники усердно ловили по берегам соколов, изголодавших и уставших от полета через море с севера, и таким образом иногда налавливали их до 100 штук. Возвращаясь обратно в Голландию, ловцы сажали птиц на шесты, положенные на каждое плечо. Ради экономии для корма этих птиц дорогой они выпрашивали и убивали лишних деревенских собак".
О состоянии соколиной школы в Фалкенверте в 1860 г. генерал фон Ардеш сообщает следующее. "Еще теперь в Фалкенверте живут люди, усердно занимающиеся ловлей и дрессировкой соколов. Местоположение этого местечка совершенно открытое, степное, что весьма благоприятствует этому занятию. Соколы ловятся осенью. Обыкновенно держат только самок, и лучше всего однолетних. Двухлетние также еще годны для дрессировки, старых же выпускают снова на волю. Ловля ведется следующим образом: ловец тщательно прячется на открытом поле, причем от него тянется шнур около 100 м длины с привязанным на конце его живым голубем, который может свободно двигаться по земле. На расстоянии около 40 м от ловца вышеописанный шнур проходит в кольцо, возле которого приспособлена особая накрывающая сеть, от которой также к ловцу протянута бечева. Лишь только появится какой-нибудь сокол, ловец тянет за шнур голубя к себе, последний пытается улететь, чем приманивает к себе внимание сокола, который и ловит его на лету. В то же мгновение ловец мало-помалу начинает подтягивать голубя, а вместе с ним и крепко вцепившегося в последнего сокола, к кольцу, у которого обе птицы и накрываются внезапно сетью. Очень важно тотчас же узнать о появлении в данной местности сокола, для чего охотник пользуется услугами чрезвычайно чуткого и зоркого стража, а именно сорокопута, который привязывается неподалеку от голубя и никогда не пропустит подать свой далеко слышный голос, как только издали увидит появившегося сокола. Возле него вырывается яма, в которую сорокопут в случае нужды может спрятаться. Только что пойманного сокола нужно непременно три дня продержать голодным, а впоследствии как можно чаще носить его на руке, завязав ему глаза. К лишению сна не прибегают. До весны сокол должен хорошо выдрессироваться и тогда фалкенвертские ловцы едут в Англию к герцогу Бэдфордскому, к которому они и нанимаются на некоторое время вместе со своими соколами. Во время охоты эти люди нередко ломают шею и ноги, так как им приходится прыгать через пни и камни, будучи вынуждены при этом, следя за соколом, не спускать глаз с неба. Обыкновенный сокол служит не более трех лет.
К атрибутам соколиной охоты относятся следующие предметы: кожаный колпачок, устроенный таким образом, чтобы он не давил на глаза, ременные привязи, короткая и длинная, причем последняя бывает около 2 м длиной. Они прикрепляются к сапожку, т.е. к кожаному кольцу, охватывающему ногу птицы. Из пары птичьих крыльев, привязанных к яйцеобразному телу, устраивается небольшое чучелко, служащее для обратного приманивания сокола, который издали принимает чучелко за птицу. Для защиты от острых когтей сокола рука сокольничего должна быть одета в толстую перчатку. Когда начинается дрессировка, соколу надевают на голову колпак, привязывают к цепи и 24 часа выдерживают голодным, после чего его сажают на тыле ладони, снимают колпачок и дают съесть птицу. Если он не ест, на него снова надевают колпак и только через 24 часа снимают последний; если же он в течение 5 дней не захочет есть, сидя на руке, то каждый раз не минует колпака и безжалостно голодает, сидя на ременной цепи. Впрочем, чем чаще за это время с птицы снимают колпак и сажают ее на кулак, тем легче она становится ручной и тем охотнее приучается есть, сидя на руке. Как только последнее достигнуто, начинаются учебные упражнения, причем перед уроком сокола долгое время носят на руке с открытой головой, и после урока на него снова надевают колпак и прикрепляют к цепи, чтобы он спокойно мог поразмыслить о данном ему уроке. Во время первых уроков птицу с открытой головой сажают на спинку стула и оттуда приглашают ее для еды прыгнуть на руку, а позднее приучают прилетать к охотнику все с более и более далекого расстояния. Затем то же самое проделывается и на воле, однако сокол во избежание бегства удерживается на бечеве, привязанной к длинной ременной цепи; сокольничий становится таким образом, что птица должна лететь против ветра, так как сокол, как и другие птицы, летит по ветру очень неохотно. Если сокол хорошо исполняет свое дело, на него вечером надевают колпак, сажают на подвешенный обруч и качают всю ночь, чтобы он не мог спать. На следующее утро начинаются прежние упражнения; он ест на руке, его снова носят до вечера и снова всю ночь качают; то же самое проделывается и на третий день и на третью ночь. На четвертый день все повторяется снова, только теперь ему дают ночью соснуть. На следующий день его пускают свободно на землю, не привязывая на бечевку, и удерживают на одной только длинной ременной цепи. Он должен лететь за пищей на руку; если летит мимо, за ним идут следом и манят его до тех пор, пока он, наконец, не прилетит. С этого момента такое упражнение часто повторяется на воле; птица приучается также прилетать на руку охотника, сидящего на лошади, и не бояться ни людей, ни собак.
Теперь наступает первый урок травли. На воздух бросают убитого голубя, пускают на него сокола, привязанного к длинному шнурку, и для первого раза дозволяют немного поесть; впоследствии же голубя у него отнимают тотчас же, и только на руке он получает какую-либо подачку. В следующие дни такие же упражнения проделываются несколько раз с живыми птицами, у которых подрезают маховые перья; затем при помощи легавых собак разыскивают куропаток, по возможности одиночные экземпляры, быстро снимают с сокола колпак, как только куропатка взлетит, и спускают его на нее. Если он промахнулся, его приманивают обратно живым голубем с подрезанными маховыми перьями или же чучелом. Чтобы приучить сокола схватывать более сильных птиц, как, например, цапель и журавлей, его сначала дрессируют на молодых птицах этого вида или же на старых, у которых подрезаны крылья и на клюв надет футляр; также его сначала, если возможно, спускают вместе с хорошим старым соколом. Предназначенным для этих упражнений цаплям и журавлям на шею надевается чехол из мягкой кожи, чтобы они не так легко могли быть задушены. При нападении на цапель соколы обыкновенно взвиваются высоко в воздух и оттуда стремглав несутся на добычу; цапля старается взлететь еще выше и с изумительной быстротой протягивает по направлению к несущемуся врагу острый конец своего клюва с целью проткнуть противника. Наконец сокол схватывается с цаплей, и оба падают с высоты вниз. Быстро поспевающие охотники сейчас же освобождают сокола, дают ему в награду хороший кусок мяса и лишают цаплю ее наиболее красивых перьев. После этого на ногу цапли надевается металлическое кольцо, на котором вырезается год и место ловли, и ее отпускают на свободу. Некоторые цапли нередко бывают вновь затравлены по прошествии многих лет и таким образом украшаются несколькими кольцами.
Если хотят, чтобы птица хорошо травила зайцев, то изготовляют хорошее чучело зайца. Много раз кормят сокола, посадив его на это чучело, затем привязывают мясо к самому чучелу, ставят последнее на колеса и заставляют человека сначала тихо, затем быстро возить такого зайца по земле, наконец, даже запрягают быструю лошадь, гонят чучело по полю и пускают ему вслед сокола. Для соколиной охоты нужна ровная, безлесная местность".
Наиболее пышно обставлялась соколиная охота в Средней Азии. "В марте, - пишет около 1290 года Марко Поло, - хан Кублай обыкновенно уезжает из Камбалу; он берет тогда с собой около 10000 сокольничих и ловцов. Эти последние разъезжаются по стране группами в 200-300 человек, и все, что они убивают на охоте, должно быть доставляемо хану. При своей персоне хан имеет еще особую свиту из 10000 человек, из которых каждый имеет свисток. Когда хан охотится, они становятся в некотором отдалении друг от друга, образуя вокруг хана обширный круг, следят за выпускаемыми им соколами, ловят их и подводят к хану обратно. Всякий сокол, принадлежащий хану или какому-либо высокому сановнику, имеет на своей ноге серебряную бляху с вырезанным на ней именем владельца сокола и сокольничего. Существует даже особый чиновник, в руки которому сдаются те сокола, владельцы которых сразу не находятся. Во время охоты хан ездит на слоне и всегда имеет при себе 12 лучших соколов. Около него едет верхом толпа людей, высматривающая птиц и делающая хану знаки тотчас, если появится что-либо достойное охоты. По всему государству из года в год заботливо разводятся зайцы и пернатая дичь, чтобы для ханских охот всегда был в них избыток".
Тавернье, много лет проживший в Персии, рассказывает следующее: "Персидский шах держит при себе более 800 соколов, из которых одни служат для травли диких кабанов, диких ослов, антилоп, лисиц, другие для поимки журавлей, цапель, гусей и куропаток. При дрессировке соколов на животных берут какое-нибудь чучело, кладут в глазные впадины мясо и дозволяют птице, сидящей на чучеле, съесть это мясо. Когда это удается, чучело ставится на четыре колеса и приводится в движение; сокола же по-прежнему приучают есть, сидя на голове чучела. Наконец впрягают впереди лошадь, и все время, пока сокол сидит и ест, возят чучело, насколько можно быстро. Таким же способом дрессируют даже воронов". Шарден, который также жил долгое время в Персии, добавляет к вышесказанному: "Когда сокол нападает на сильное четвероногое животное и сядет ему на голову, к нему на помощь спешат с собаками; еще в начале VII столетия соколов часто дрессировали нападать на людей и выклевывать у них глаза".
О том, что и в более новое время соколиная охота еще не исчезла в Персии, мы узнаем из эскизов о Персии Джона Малькольма, появившихся в 1827 году. "Охота ведется на лошади с соколами и борзыми. Если где-нибудь вспугнут антилопу, за ней гонятся с быстротой ветра. Собак и соколов спускают. Последние летят близко над землей и быстро настигают добычу, бросаются на ее голову и задерживают дичь на месте; в это время подоспевают собаки и вцепляются в свою добычу. На старых самцов антилоп соколов не спускают, так как антилопы легко прокалывают рогами этих прекрасных птиц".
Соколиная охота по сию пору представляет собой обыкновенное явление у арабов, в особенности у бедуинов Сахары, персов, индусов, различных кавказских и среднеазиатских племен, у китайцев и других монгольских народов. Арабы особенно предпочитают балобанов, водящихся на юге Европы, и ловят их на севере Африки или привозят из Сирии, Малой Азии, Крыма и Персии. Причем арабы за хорошо дрессированных соколов платят необыкновенно высокие цены. Мне ни разу не представилось случая видеть лично соколиную охоту арабов, однако, благодаря Гейглину, мы имеем очень дельное и подробное описание дрессировки и травли соколов. "Арабские охотники ловят соколов в капканы, дуги которых обернуты материей, чтобы не поранить ног пойманной птицы. Капканы приносятся на такие места на деревьях, где эти птицы обыкновенно ночуют. Капканы снабжены шарниром, который легко оборачивается, так что пойманный сокол висит с капканом на воздухе и не может нанести себе никакого вреда, пока его не вынет из западни поджидающий охотник. Приучение сокола к охоте за газелями требует много внимания.
терпения и ловкости со стороны соколиного охотника. Последний тотчас же привязывает своего любимца, надевает ему кожаный колпак, в котором есть только одно отверстие для клюва, и на затылке он может быть завязан с помощью кожаных ремешков. Птицу относят в темное помещение и сажают на какую-нибудь деревянную жердочку или на сосуд, наполненный сухим песком. Первые дни ее нужно поморить голодом; кормление совершается только на перчатке сокольничего. При этом колпачок всегда снимается с сокола, и он скоро привыкает к перчатке и даже к движениям руки. Пища состоит преимущественно из сердца и печени домашнего скота. Затем соколиный охотник начинает приучать его, сняв колпачок, летать к перчатке сначала в комнате, позднее на воле, но первое время, конечно, на привязи, мало-помалу увеличивая расстояние; после кормежки тотчас снова надевают колпак на голову сокола. Наконец, применяется удлиненная ременная привязь и чучело газели, глазные впадины которого наполняются кормом".
Приемы и сама охота индийских соколиных охотников весьма картинно и живо описаны Жердоном: "В различных местностях страны дрессируются сапсаны, обыкновенные в данной области в зимнее время. Их ловят по берегам и продают по 2-10 рупий настоящим соколиным охотникам, которые и натаскивают их на цапель, аистов, журавлей, разинь, ибисов и даже на дроф. При этом я должен заметить, что мнение, будто цапля при подобной травле пытается пронзить сокола своим клювом, подтверждается туземными сокольничими, которые насчет этой охоты имеют более опыта, чем кто-либо из европейцев. Даже тогда, когда сокол уже сбил наземь свою добычу, он еще рискует погибнуть от ударов мощного клюва цапли, если только он с первого раза не вцепился лапой в затылок своей добычи, что старая ловчая птица, конечно, всегда старается сделать. Когда охотятся за красавкой, то сапсан оберегается острого, кривого заднего когтя этой птицы, который может причинить опасные раны.
Пожалуй, еще более, чем сапсан, ценится у индийцев так называемый королевский сокол; ему отдают предпочтение перед всеми другими. Этих соколов ежегодно ловят массами на тонких камышинках, которые намазываются птичьим клеем, и туда соколы приманиваются при посредстве мелких птиц. Этот сокол в особенности дрессируется для охоты на сидячую дичь, выражаясь охотничьим языком, т.е. его не спускают на добычу с руки. Он высоко парит в воздухе и описывает над сокольничим свои круги до тех пор, пока не спугнет какую-нибудь дичину. Тогда он с изумительной поспешностью, стремглав, несется вниз на испуганное животное. Действительно, чудное зрелище представляет собой этот сокол, когда он несется за куропаткой или дрофой, уже отлетевшими на довольно далекое расстояние. Едва только сокол заметит спугнутую им добычу, он дважды или трижды летит вниз и затем, сложив крылья, колом бросается прямо на вспугнутую птицу, причем движение его быстрее, нежели пущенная из лука стрела. Этот род охоты, правда, весьма безопасный, все-таки нельзя сравнивать с великолепной охотой с сапсанами, которых спускают с руки на цаплю".
После этих предварительных сведений мы можем перейти к ознакомлению с наиболее известными и интересными видами соколов.
Самыми благородными из соколов можно считать кречетов (Faleo rmticolm), жителей далекого севера. Для них характерна весьма значительная величина. Клюв относительно сильный, согнутый кривым крючком, плюсна оперена до двух третей своей длины, длинный в сравнении с крыльями хвост. Во всем остальном они чрезвычайно схожи с другими благородными соколами; даже нельзя считать отличительным признаком не раз высказываемое замечание, что в старости оперение их делается белым*.* Данное высказывание не совсем верно, цвет оперения кречетов определяется в основном наследственностью. Так. птенцы белой морфы имеют белую окраску оперения еще до вылета из гнезда. С возрастом, правда, часть пестрин может исчезать, и птицы становятся более светлыми, чем в молодости.
Размеры всех кречетов почти одинаковы; исландский кречет, по-видимому, самый маленький. По моим собственным измерениям, длина самки этого кречета достигает 60 см, размах крыльев 126, длина крыла 40, хвоста 24 см.
Ловчие кречеты живут в северных странах, преимущественно по берегам океанов, на скалах которых и селятся. Они не избегают лесов, но их нельзя причислять, как других соколов, к лесным птицам. Скорее всего, кречеты любят селиться поблизости от птичьих базаров, там, где в летнюю пору собираются на гнездовья миллионы морских птиц. Не было случая, чтобы я не встретил в таких местах кречета.
Пищу кречетов летом составляет водная птица, зимой — белые куропатки; кроме того, они нападают на зайцев и, по утверждению Радде, целые месяцы живут, питаясь белками. Они ужасные враги для всего пернатого мира и угроза для всякого птичьего базара.
Кречет (Falco rusticolus)
Во время моего трехдневного пребывания на двух птичьих горах в северной Лапландии я видел чету исландских кречетов, регулярно прилетавшую на добычу около 10 часов утра и затем около 4 часов пополудни. Их охота была всегда необыкновенно коротка. Они прилетали, делали один или два круга над птицами и затем стремглав бросались в стаю кайр, чистиков или тупиков, схватывали всегда какую-нибудь из этих птиц и уносили ее с собой. Я никогда не видел, чтобы они промахнулись. Гольбелль уверяет, что он лично наблюдал, как один исландский кречет на лету схватил сразу двух молодых моевок, по одной в каждую лапу, и таким же образом добыл себе пару песочников. Фабер нашел в одном из гнезд, к которому он добрался, массу натасканных кайр, чистиков, тупиков и моевок. Кроме водных птиц гнездящиеся кречеты опасны также и для болотных курочек и голубей. Однако Гольбелль говорит, что он видел только двух молодых голубей, которых кречет схватил сидящих, а старых птиц, весьма часто преследуемых, он поймать не может.
По окончании гнездовой поры кречеты часто приближаются к поселениям, вообще выказывают мало пугливости. Зимой они оставляют морские берега и, следуя за летом куропаток, перекочевывают в горы. Куропатки до такой степени боятся кречетов, своих опаснейших врагов, что, как это наблюдал Шрадер, при виде кречета стремительно, с удвоенной силой кидаются в снег и насколько можно поспешно зарываются в нем. Может быть, водная птица также пытается прятаться от соколов, но в огромной стае нельзя заметить движений той птицы, на которую устремился хищник. Видно только, как стая разлетается в разные стороны, так обыкновенно делают голуби, когда на них бросится сапсан.
В прежние годы датское правительство ежегодно посылало в Исландию особый корабль, называвшийся соколиным кораблем, для добывания благородных соколов. Из Копенгагена доставленные соколы поступали во владения любителей соколиной охоты или же посылались в качестве драгоценных подарков к различным дворам. В наши дни правительство, понятно, более не организует подобной ловли; несмотря на это, летний корабль, отправляющийся в Исландию, почти ежегодно привозит несколько живых соколов в свое отечество, это те самые птицы, которые появляются в наших зоологических садах. В Лапландии или Скандинавии, по-видимому, никто не занимается ловлей соколов, так что кречеты там преследуются только натуралистами.
Большое плоское гнездо кречета помещается в каком-нибудь углублении недоступной скалы, вблизи моря. По уверению Нордвея, кречет завладевает вороньим гнездом, найдя его незанятым или просто выгнав из него законных обитателей. В таких случаях кречет лишь немного выкладывает гнездо тонкими прутиками, принося их в когтях, и выстилает внутренность мелкими ивовыми прутиками и листьями осоки, причем эта подстилка впоследствии покрывается остатками обильного корма, натаскиваемого для птенцов. Гнезда, устроенные кречетом*, состоят из очень толстых сучков и из небольшого количества сухой травы.* Как выяснено специальными наблюдениями, кречеты сами гнезд не строят, а используют гнездовые постройки других видов птиц воронов, зимняков, орланов-белохвостов.
Конечно, птичьи базары в летнее время бывают наполнены такой массой птиц, а высокие места так сильно заселены белыми куропатками, что вред, причиняемый кречетом, не очень заметен. К тому же норвежцы уверяют, что некоторые англичане, убивающие ежегодно тысячи куропаток ради одной наживы, гораздо более вредны для дичи, нежели исландские кречеты все вместе взятые. В Исландии и Гренландии, наоборот, там, где кречеты встречаются чаще и в зимнее время постоянно приближаются к населенным местностям, их преследуют довольно беспощадно, а по всей северной Азии они и в настоящее время ловятся для травли. Кроме человека, кречеты имеют врагов лишь в воронах, которые, по крайней мере, равны им по силе. Фабер и Гольбелль упоминают, что обеих этих птиц очень часто можно видеть дерущимися.
Не менее кречета ценился в прежнее время другой благородный сокол - балобан (Falco cherrug), статная птица около 54 см длины, 1,4 м в размахе крыльев, с крыльями в 41 и хвостом в 20 см. Оперение балобанов довольно сходно с оперением молодых сапсанов, и поэтому их часто смешивают.
Балобан распространен по всей юго- восточной части Европы, в особенности в нижней Австрии, Галиции, Польше, Венгрии, Придунайской низменности, южной России и по Балканскому полуострову*.* Сейчас балобан стал редкой птицей, он исчез из Австрии, на большей части Балканского п-ва, во многих местах юга России и Украины, практически перестал гнездиться в Польше, Встречается по всей Средней Азии до Китая; он живет также в Армении, Малой Азии, вероятно, также в Персии и долетает зимой до Индии и среднего Египта, хотя там не гнездится.
По своему образу жизни, повадкам балобан похож на сапсана. Но арабские соколиные охотники отличают его от сапсана и приписывают свойства, которыми, по их уверению, сапсан не обладает. Некоторые исследования убедили меня, что нужно согласиться с мнением арабских знатоков.
Балобан (Falcо cherrug)
У балобана более вытянутое, чем у сапсана, тело, более длинный и более острый клюв и более широкие в плечах и предплечье сильно выпуклые крылья. Он летает быстрее своего родича, движет быстро и мощно своими крыльями, плавно пролетая после нескольких взмахов и, играя над гнездом, описывает большие круги и плывет по воздуху долгое время с изумительной легкостью, почти не взмахивая крыльями.
Об образе жизни балобанов на зимовках нам мастерски рассказывает Гейглин. "Когда на лагуны и болота Нильской дельты слетится много всякой водяной птицы, сюда в то же время собирается большое количество соколов и орлов, именно: египетские кречеты и сапсаны, могильники и орлы-крикуны, которые здесь не знают недостатка в добыче. Вместе с ними показывается и балобан. Вскоре он высмотрит себе какой-нибудь пост на одиноко стоящем дереве, на пальме или акации, с которых он мог бы осматривать кругом весь свой охотничий район. Лишь только пробудится день, а вместе с ним поднимут шум тысячи сбившихся в стаи гусей, уток, песочников, насевших по тростниковым островам в лагунах или по мелким водным пространствам, - балобан покидает свой пост. Но еще густой, стелющийся понизу туман покрывает водную ширь, что, впрочем, не препятствует никому приняться за охоту. Большей частью без всяких предварительных кругов он несется по прямой линии вниз на какую-нибудь оживленно крякающую стаю уток. Мгновенно наступает гробовая тишина! Водяные курочки и другие плохие летуны приседают и стремительно ныряют вглубь, в то время как утки, надеясь на быстроту своего полета, внезапно снимаются и ищут спасения в быстром бегстве. Сокол всегда забирается немного выше, стрелой несется за ними, с изумительной ловкостью сбивает жертву ударом или схватывает ее когтями и уносит с собой, часто преследуемый кричащими коршунами и пустельгами, на которых не обращает ни малейшего внимания. Он садится на какое-нибудь ближайшее, несколько возвышенное, сухое место, где и принимается за еду. Иногда летает кругом высоко в воздухе и, словно играя, бросается на летающих повсюду болотных птиц, ускоряя свой полет только тогда, когда добыча достаточно ему приглянется. Добыча редко ускользает от него, хотя балобан охотится с меньшей поспешностью и удалью, чем его сородичи. В жаркое время дня он усаживается на дерево, а с наступлением вечерних сумерек он летит на ночлег спокойным, ровным, слегка тяжеловатым полетом .
К этому описанию я должен прибавить, что оно вполне соответствует моим наблюдениям над зимней жизнью сапсанов. "Для охоты на газелей, - продолжает далее Гейглин, - годен только балобан, так как остальные благородные соколы большей частью кидаются с такою силой, что разбиваются до смерти, переломив себе грудную кость. Поэтому за хорошо выдрессированных балобанов и платят необыкновенно большие цены".
Сапсан (Falсо peregrinus) отличается от других ловчих соколов меньшей величиной, сравнительно более коротким и более согнутым клювом, не так низко оперенными плюснами и более коротким хвостом сравнительно с длиной крыльев. Вся верхняя часть его светлого аспидно-серого цвета с темными аспидно-серыми треугольными пятнами в виде полос. Лоб серый, горло беловато-желтое, обрамленное черными баками; верхняя часть груди в буро-желтоватых полосках и покрыта кругловатыми сердцевидными пятнышками. В окраске самок более свежести в цветах, нежели в окраске самцов. Длина старого самца достигает 42-47 см, размах его крыльев 84-104, длина крыла 36, хвоста 20 см; длина значительно более крупной самки достигает 47-52 см, размах крыльев 110-120, длина крыльев 82, длина хвоста 20 см.
Сапсан вполне оправдывает свое латинское название (peregrinus - путешествующий), так как он летает почти по всему свету. Его необыкновенная распространенность будет очевидна, если принять во внимание, что он живет не только в умеренных поясах, но даже и в северном холодном поясе. В тундре за Полярным кругом он является даже преобладающим соколом, но, разумеется, каждую зиму вынужден оставлять область своего гнездования и лететь на юг. Во время этого перелета посещает все северные страны Европы, Азии и Америки, пролетает по всей Европе до самых южных областей и встречается там в зимнее время очень часто; вместе с перелетными птицами он странствует через Средиземное море и, следуя пролетным путем, залетает далеко вглубь Африки. Во время подобных же перелетов в Азии долетает до Японии, Китая и Индии, а в Америке встречается в Соединенных Штатах, в средней Америке и в Вест-Индии. По моим наблюдениям и по исследованиям других натуралистов, на юг залетают преимущественно самки, тогда как самцы больше предпочитают оставаться на севере.
Итак, область гнездования сапсанов простирается по всей Европе, за единственным, быть может, исключением южной оконечности Пиренейского полуострова, а равно по Средней Азии и более северным частям Америки, следовательно, вовсе не удивительно, что их находят почти по всей земле. Сапсан проявляет чрезвычайную способность уживаться при самых разнообразнейших условиях. В северо-восточной Африке зимой он живет по всему побережью, в каждой нильской области до средней Нубии встречается повсюду во всех местностях, удовлетворяющих его потребностям в пище и обещающих безопасность. То же самое можно сказать и про южную Азию. "Сапсан, - замечает Жердон, - встречается по всей Индии от Гималайских гор до мыса Коморина, но только в холодное время. Особенно обыкновенен он на берегах моря и крупных рек. В Индии гнездится, как мне думается, редко, являясь скорее зимним гостем, прилетающим в первых неделях октября и вновь покидающим страну в апреле". В Закаспийской области, по Вальтеру, он гнездится. В Америке сапсан также летает далеко на юг. Встречается ли в Бразилии, мне неизвестно; я могу только с достоверностью утверждать, что он пролетает над Мексиканским заливом. При его необыкновенной способности к дальним перелетам путешествие в 1 000 километров оказывается до известной степени простой прогулкой; я глубоко убежден, что он без особенного напряжения перелетает Средиземное море в один день.
Сапсан (Falco peregrinus)
"Сапсан, - говорит Науман, - смелая, сильная и чрезвычайно ловкая птица; его мощное телосложение и блестящие глаза доказывают это с первого же взгляда. Исследования показывают, что он недаром наделен природой такими особенностями и что в деле мог бы со славой перещеголять своих ближайших родичей - кречетов и балобанов. Его полет чрезвычайно скор, сопровождается быстрыми взмахами крыльев, весьма редко бывает плавным и большей частью проходит низко над землей. Слетая с земли, он распускает хвост и, прежде чем подняться на высоту, пролетает небольшое расстояние над самой землей. Лишь весной он иногда летает в воздухе на неизмеримой высоте. Сапсан очень пуглив и так осторожен, что для ночного покоя отыскивает лишь хвойные леса. Если таковых нет поблизости, то он охотнее остается сидеть в открытом поле на каком-нибудь камне, и его ночевка в маленькой лиственной роще принадлежит к числу редких случаев. Из осторожности он в небольшой роще летит на ночной отдых лишь очень поздно вечером и выбирает какой-нибудь толстый сук высокого старого дерева; в более обширном лесу охотно ночует на одиноких, оставшихся на лесосеке деревьях, а прилетает сюда уже с заходом солнца большей частью с набитым зобом. Днем сапсан неохотно садится на деревья. Когда он сидит, то очень втягивает шею, так что его круглая голова кажется сидящей прямо на плечах; белое горло с резко выделяющимися черными боками делает его заметным издали. На лету отличается от других родичей тонкостью телосложения, узким хвостом и длинными, узкими и острыми крыльями. Голос его сильный и звучный, похожий на слоги: "кгиак-кгиак" или "каиак-каиак". Однако, за исключением поры спаривания, его слышишь не очень часто.
Данные Наумана о пугливости и осторожности сапсана подходят для лесных местностей в Германии, но не для всех других местностей. В бесплодной тундре сапсан также осторожно избегает приближающегося охотника; напротив, в больших городах он нисколько не заботится о том, что делается внизу под ним; там он нередко выказывает такую дерзость, которая находится в полнейшем противоречии с его поведением в другое время. Но еще более можно удивляться, видя сапсанов в северо-восточной Африке, именно в Египте, беспечно сидящих посреди селений на немногих пальмах или сикоморах, на рынке, на церковных башнях, домах и голубятнях, откуда они предпринимают свои разбойничьи экскурсии. Отсюда видно, что поведение его всегда и всюду зависит от обстоятельств и что он все соображает и взвешивает.
По-видимому, сапсан ест только птиц; он страшен для всех пернатых, начиная от дикого гуся и кончая жаворонком. Самые сильные опустошения производит среди куропаток и голубей; уток преследует с неутомимым терпением и оказывается ужасным врагом даже для умеющих хорошо защищаться ворон; он иногда неделями питается исключительно ими. Подобно своим ближайшим родичам, сапсан охотится обыкновенно за пернатой добычей, пока она летит. Сидящих на деревьях птиц схватывает без дальнейших околичностей. Но не делает этого с сидящими на земле или плывущими по воде птицами. Ловля добычи при таких условиях представляет для него трудности почти непреодолимые и, вследствие его бешеного и стремительного полета, в известной степени для него опасна. "Сапсан, - пишет мне Гомейер на основании своих многочисленных наблюдений, - совершенно не может схватить птицу с земли или воды. Если кто и уверяет, что видел это, то он был сам введен в заблуждение по недостаточной внимательности при наблюдении, причем испуганная несущимся на нее соколом птица сделала, наверное, легкомысленную попытку улететь и, едва только снялась с земли или воды, была тотчас же схвачена хищником. Однажды я видел на расстоянии около 200 шагов, как сапсан, наверное, раз 50, но всегда безуспешно бросался на притаившегося у земли голубя. В другой раз я стоял в одном небольшом заливчике у Юкермунда, спрятавшись в камыше, когда один сапсан, преследуя песочника, подлетел ко мне. Приблизительно в 40 шагах от меня песочник бросился в совершенно тихую воду. Сапсан постоянно кидался на открыто лежащего на воде песочника, но всегда мимо. Наконец эта охота ему надоела, и он полетел прочь. Почти тотчас же снялся и песочник, улетев в противоположном направлении. Однако в несколько секунд сокол вновь кинулся за ним, и песочник снова бросился в воду. Еще несколько безуспешных нападений со стороны сокола, и охота кончилась ничем. Третий случай я наблюдал во время моей поездки из Стральзунда в Гиддензе в прекрасную, солнечную погоду, когда лодка чуть-чуть двигалась от дуновения совсем слабого ветерка, и море также было совершенно спокойно. Преследуя голубя, сапсан уже совсем догнал свою жертву, как голубь быстро бросился в воду. Беспрерывными и стремительными натисками сокол старался спугнуть птицу; однако это ему не удалось, и голубь неподвижно оставался сидеть на воде. Наконец сокол удалился; случилось совершенно то же, что и в предыдущем случае; голубь поспешил спастись от своего опасного врага; но лишь только он поднялся с воды, сокол опять оказался поблизости, и птица еще раз бросилась в воду. Так продолжалась охота, пока ее можно было видеть с удалявшейся мало-помалу лодки. Этот случай вновь подтвердил, что сапсан не может схватить животное с воды, а если покажется, что это случилось, то не иначе, как после взлета птицы"*.* Специальными целенаправленными наблюде- ниями в тундре показано, что сапсан часто хватает сидящих на земле птиц. Кроме того, в пище этого сокола обнаружены мелкие млекопитающие - полевки и лемминги, которые могли быть схвачены только на земле.
Но на лету даже самые быстрые птицы редко могут спастись от него. "Благоразумные домашние голуби не знают, - говорит Науман, - иного средства спастись, как, с возможной быстротой сбившись в плотную стаю, броситься в бегство. Сокол стрелой кидается на тех птиц, которые хоть немного отделяются от стаи. Если он первый раз промахнулся, то голубь старается взлететь выше сокола и, если это ему удастся, сокол устает и бросает охоту".
Все птицы, на которых нападает этот сокол, очень хорошо знают его и без дальнейших проволочек стараются спастись. Вороны не решаются пугать сапсана, но, завидев его, тотчас же, как возможно скорее, улетают. Они имеют, конечно, вполне основательные причины бежать от сапсана, так как он и им, нападающим и преследующим всякого другого сокола, не позволяет ни малейших шуток над собой. Большей частью он взвивается над еще неопытными птицами, которые осмелятся дразнить его, несется сверху прямо на них и бьет без промаха. По собственным наблюдениям я знаю только одну птицу, которая успешно нападает на него и выгоняет из данной местности; это - большой поморник. Всякий пролетающий мимо сапсан возбуждает в поморнике - этом чрезвычайно ловком, смелом и храбром обитателе тундры, беспокойство за птенцов, и любой такой сокол, появляющийся вдали, в ту же минуту подвергается самому ожесточенному нападению. Я с удовольствием наблюдал такую охоту на севере Сибири. Сокол летел прямо к своему, видимо, довольно отдаленному гнезду и попался на глаза поморнику. Поморник тотчас же с громким криком поднялся в воздух, в самый короткий промежуток времени догнал пернатого разбойника и начал ему беспрерывно наносить самые ожесточенные удары. С игривой легкостью и неподражаемым искусством он беспрестанно поднимался над своим противником и несся сверху прямо на него. Сокол, насколько мог, старался увернуться, но не отвечал на нападения; напротив, он, видимо, очень струсил и насколько можно поспешно летел далее, все время преследуемый не знавшим устали поморником. Эта охота над дикой тундрой продолжалась, пока оба не скрылись из моих глаз*.* Тем не менее поморники часто служат сапсанам в качестве охотничьей добычи. В описываемой ситуации Брем. видимо, наблюдал сапсана, не обладавшего достаточным опытом взаимоотношений с поморниками, может быть, это была молодая птица.
Если сапсан схватит какую-либо добычу, то душит или закалывает ее обыкновенно еще в воздухе; но очень тяжелых птиц, как, например, тетерева и диких гусей, приканчивает на земле, промучив их все время, пока несется с ними на землю. Преследуя добычу, он летит с такой сказочной быстротой, что трудно сделать какое-либо определение его скорости. Слышен только свист, и виден несущийся в воздухе предмет, но нет никакой возможности узнать в нем сокола. Эта стремительность его нападения как раз является и причиной того, что он редко кидается на сидящую птицу. Он рискует сам разбиться до смерти, и действительно известны примеры, когда сапсан при стремительном полете падал, оглушенный ударом о древесный сук.
В наших местах сапсан предпочитает гнездиться в трещинах крутых скал, трудно или совсем недосягаемых; в случае нужды строит гнездо и на высоких деревьях. Собственную постройку он возводит только в редких случаях, большей частью пользуется гнездами других хищных птиц, начиная от гнезда орлана и до полуразвалившегося жилища коршуна, а равно селится и в покинутых или взятых силой гнездах ворон. Он охотно устраивает свое гнездо в месте, заселенном цаплями, и даже иногда пользуется гнездом этой птицы. В наших краях в апреле или мае, иногда только в июне находят полную кладку из трех или четырех овальных яиц, покрытых бурыми пятнами по темно-красноватому фону. Яйца высиживаются самкой; самец развлекает ее способом, уже описанным выше. Оба родителя необыкновенно любят своих птенцов и с ожесточением прогоняют всякого врага, приближающегося к гнезду. По крайней мере, это мы наблюдали в сибирской тундре. Уже издали сапсаны указали нам место, где находилось гнездо. Они еще на далеком расстоянии вылетели к нам навстречу, с громким криком крутились над нами высоко в воздухе, спускались все ниже и ниже по мере нашего приближения к гнезду и беспрестанно бросались на нас. Зрелище, которое представляли собой эти перепуганные соколы, было чрезвычайно привлекательно, так как при этом они выказывали все свое искусство в полете.
Только что видишь их кружащимися в далекой воздушной выси далеко за пределами выстрела, как, внезапно, сложив крылья, они со свистом проносятся мимо в нескольких метрах от нас, достигают самой низкой точки, потом без взмаха крыльями взбираются на прежнюю высоту, снова летают кругами и снова стремглав несутся вниз. На настоящее нападение они не решались и ни разу не приближались так близко, как это делают при подобных обстоятельствах ястребы и чайки.
Молодые сапсаны вначале кормятся полупереваренным в зобу мясом, позднее в изобилии разнообразными птицами, по вылете обстоятельно обучаются и только тогда сами оставляют родителей, когда станут совершенными ловцами.
Вред, приносимый сапсаном, не подлежит сомнению, но многие полагают, что от него нет никакой пользы, и как охотники, так и любители голубей видят в нем самого неприятного врага, истребление которого должно производиться всеми средствами*.* В настоящее время сапсан - редкая птица, он внесен в списки видов, находящ ихся под угрозой исчезновения, и Красные книги разных стран или даже континентов. Вред, наносимый сапсаном населению пернатых, сильно преувеличен. Специальными исследованиями показано, что доля особей, изымаемых этим соколом из популяций различных видов птиц, совсем не велика, к тому же, как и другие хищники, сапсан проводит селективный отбор среди пернатых, выбраковывая ослабленных и больных особей.
Однако я, а вместе со мной и всякий другой, который когда-либо видел эту гордую птицу во время ее воздушной охоты, никак не могут желать ее исчезновения, так как сокол этот - украшение наших лесов и лугов. Он соединяет в себе силу с ловкостью, смелость с понятливостью; сидит или летит - он приковывает внимание всякого наблюдателя. Ратуя за его пощаду, я рискую приобрести врагов во всех охотниках и голубятниках; несмотря на это, я не могу не обратить здесь внимания на то обстоятельство, что в Англии на этого сокола начинают смотреть уже другими глазами, чем ранее. Там также всякий охотник точил на него зубы, и в обращение были пущены все средства к его истреблению, начиная от капканов, ставившихся в гнезда, до вороньего шалаша, от ружья до петли; благодаря объединенным усилиям, добились, что в некоторых охотничьих областях, по крайней мере, в птенцовую пору, сапсаны были совершенно изгнаны. С тех пор начали замечать какую-то все более и более расширяющуюся эпидемическую болезнь тетеревов и серых куропаток, столь бережно охраняемых; тогда пришла мысль, что эта болезнь, прежде не замечавшаяся, может быть явилась как следствие беспощадного истребления сапсанов. Более слабые экземпляры куропаток, прежде обыкновенно первыми попадавшие в лапы сокола, оставались жить, размножились и дали еще более слабое, склонное к болезням, потомство. Взвесив эти обстоятельства, некоторые крупные английские землевладельцы более не преследуют сапсанов и ждут от этого если не приумножения выводков куропаток, то более здоровых поколений пернатой дичи. Я не решаюсь высказаться окончательно о верности вышеприведенного мнения, однако оно, по-моему, все же заслуживает внимания натуралистов и охотников.
В средней Африке и Индии сапсан замещается чрезвычайно красивым пернатым хищником, который, благодаря своей необыкновенной красоте, заслуживает упоминания в этой книге. Это красношейный сокол, или сокол турумти (Falco chiquera), быть может, самый красивый из всех благородных соколов. Его голова и затылок ржаво-красного цвета. Спина, верх крыльев, кроющие перья крыльев и верхние малые перья маховых крыльев имеют широкие, сильно выделяющиеся черные поперечные полосы по пепельно-серому фону. Нижняя часть груди, брюхо и бедра снабжены темными пепельно-серыми, густо расположенными перемычками по светло-желтому фону. Узкая полоска над глазом, как и ясно выделяющиеся усы, - черные; горло белое; зоб и верхняя часть груди, особенно по бокам - ржаво-красные, сгиб крыла того же цвета. Хвост, как и спина, имеет 8-10 более темных перехватов; широкие концевые перемычки имеют белые каймы. Глаза темно-карие; клюв у основания зеленовато-желтый, на конце голубого рогового цвета; ноги светло-оранжево-желтые.
Быстрота и ловкость этого красивого хищника обеспечивают ему привольную жизнь, но и у него есть свои враги, по всей вероятности, среди более крупных сородичей. В девственном лесу я нашел однажды, в виде остатков от обеда, голову и оба крыла самца сокола этого вида. Туземцы центральной Африки никогда не преследуют эту птицу; индусы, наоборот, умеют обращаться с турумти и извлекать для себя пользу из его ловкости.
Турумти (Falco ehiquera)
"При случае этого сокола приручают и дрессируют на перепелов, серых куропаток, в особенности же на индийских сизоворонок. При преследовании этой добычи сокол осторожен и внимателен, но все-таки часто обманывается необыкновенными изворотами сизоворонок, которые то несутся в косом направлении, то летят совершенно вертикально, причем не переставая кричать, как можно скорее стараются добраться под защиту какого-нибудь дерева. Но здесь-то они как раз и в опасности, так как сокол преследует их с ветки на ветку и снова выгоняет наружу, и несколько секунд спустя обессиленная добыча делается жертвой не знающего покоя преследователя. Я знал соколиных охотников, которые выдрессировали нескольких турумти охотиться вместе".
Чеглок (Falco subbitteo) принадлежит к более мелким благородным соколам. Его длина достигает 31 см, размах крыльев 78, длина крыла 25, хвоста 16. Самка сантиметра на 4 длиннее, а в размахе на 5-7 см шире. Отличительными признаками его являются: малая величина, вытянутое тело и относительно длинные, серповидные, заходящие за конец хвоста, крылья. Вся верхняя часть голубовато-черная, голова сероватая.
Чеглок - быстрейший из всех наших благородных соколов. По своим повадкам чеглок во многом отличается от других благородных соколов. "Он представляет собой, - говорит мой отец, - чрезвычайно отважного, смелого и ловкого пернатого хищника, который может помериться со всяким другим в быстроте своего полета. Его полет имеет много общего с полетом ласточек: как и они, чеглок большей частью серповидно держит крылья, мало распускает хвост и всей своей осанкой очень походит на стрижей. Покинув какое-либо дерево, он проносится по воздуху, часто пролетая целый участок в 300-400 шагов без малейшего видимого движения крыльями и не медленно, как сарычи или пустельги, но весьма быстро. Если он залетает слишком низко, так как во время полета он заметно опускается, то ему стоит только сделать несколько взмахов крыльями, и он снова достигает прежней вышины. Так продолжается этот красивый полет далее и в короткое время скрывает сокола из глаз человека. Если обыкновенный его полет можно назвать скорым, то его полет во время преследования какой-либо птицы становится стремительным. Как стрела пускается чеглок за какой-нибудь деревенской ласточкой и, если в его распоряжении довольно пространства для ее преследования, то ласточка погибла. Мы однажды видели, как взрослый самец нападал на добычу. Он взвился над небольшой птичкой, за которой гнался, и быстрыми ударами крыльев достиг нужной для нападения высоты. Тогда он сложил крылья и, пронесясь десять метров в косом направлении, схватил птицу. Зеленый дятел, пролетавший также мимо сокола, пришел в такой ужас от этого стремительного налета, что с громким криком и большой поспешностью бросился в ближайшую чащу".
Чеглок (Falco subbuteo)
При такой охоте чеглок иногда забывает всякий страх перед человеком, слепо несется за преследуемой птицей, причем часто залетает в дома, даже внутрь едущего экипажа, если там ищет спасения его перепуганная и обезумевшая добыча. С величайшей легкостью он совершает самые красивые повороты во время своего плавного полета. На землю садится редко, чаще же всего на деревья; добычу съедает как на деревьях, так и на земле.
Самцы и самки живут очень дружно и осенью сообща отлетают. Охотятся они также сообща, но при этом очень завидуют друг другу и нередко ссорятся между собой. Голос чеглока - приятно звучащее "гэт-гэт-гэт", часто и быстро повторяемое. В птенцовую пору он издает ясное "гик". Чеглок бывает всегда пуглив и осторожен, поэтому только тогда летит спать, когда наступает совершенная темнота. Человека он сильно боится. Все его повадки говорят за высокое развитие его умственных способностей.
Как уже было замечено Науманом, чеглок является ужасом для полевых жаворонков. Однако он отнюдь не гнушается и другими птицами и опасен даже для быстрых ласточек. "Столь храбрые обыкновенно ласточки, так охотно преследующие задорным криком других хищных птиц, чрезвычайно боятся его и при появлении поспешно обращаются в бегство. Иногда я видел чеглока, влетавшего в стаю домовых ласточек, которые были этим так перепуганы, что некоторые из них падали со страху на землю, где и позволяли мне себя взять. Я долго держал их на раскрытой ладони, прежде чем они осмелились лететь дальше. Жаворонки так сильно пугаются при виде своего смертельного врага, что, преследуемые им, летят часто прямо на людей, падают под ноги пахарей и лошадей и с перепугу и страху теряют голову, так что их нередко можно поймать руками. Обыкновенно чеглок летит низко и быстро над землей. Если весной жаворонки еще издали завидят его, то быстро взвиваются на такую высоту, что человеческий глаз едва может различить их, и усердно повторяют оттуда свою трель, хорошо сознавая, что на высоте чеглок не может им повредить. Чеглок, подобно другим соколам, нападает всякий раз на свою добычу сверху и при этом никогда не преследует ее на столь значительной высоте, так как ему стоило бы большого труда и усилий залететь выше. Чеглок нападает на одиночных и низко летящих птиц и на свободе ловит их в четыре, а то и в десять налетов; если же он еще чаще промахивается, то скоро устает и улетает".
В то время как ласточки видят в чеглоке своего заклятого врага, стрижи, по-видимому, не обращают на него никакого внимания. "В моем прежнем охотничьем районе в западной Пруссии, — говорит Ризенталь, — одна парочка чеглоков гнездилась в непосредственной близости от гнездовья стрижей. Таким образом, эти оба вида самых ловких и самых быстрых летунов были соседями. Соколы нисколько не беспокоили стрижей, которые влетали и вылетали у самого гнезда чеглока в свои гнездовые отверстия в старых полусгнивших соснах. Один из соколов только при случае летал вперегонки со своими черными соседями, и если он перегонял их, что всегда случалось, то радостно оповещал о своей победе своим звонким "кик-кик-кик". Не беспокоиться подобным соседством было в характере быстрокрылых стрижей, а для соколов, в большинстве случаев, гораздо легче ловить другую добычу, нежели этих стремительно носившихся соседей". Несмотря на это, доказано, что чеглок может ловить и их. "Чеглок - это единственная хищная птица, - говорит еще Глогер, - которая настигает многих из летающих стрелой стрижей"; Альтум также подтверждает: "Я даже видел раз, - говорит он, - как чеглок поймал горного стрижа".
Разумеется, чеглок не ограничивается охотой только на деревенских и городских ласточек, стрижей и полевых жаворонков, но гоняется также за лесными и хохлатыми жаворонками, а на юге России и в степях за белокрылыми жаворонками, каландрами*, черными и короткопалыми жаворонками, вообще за всеми видами этого рода, которые только ему попадутся.* Степные жаворонки.
Однако он не довольствуется постоянно столь мелкой добычей, а также ловит птиц до величины перепела и горлинки и нападает на серых куропаток и даже на журавлей**.* * Это, конечно, преувеличение. Чеглок не нападает на журавлей, они для него слишком крупная добыча.
Все наблюдатели, встретившие его на зимовках, свидетельствуют, что он появляется на зимовке вместе с перепелами и остается столько же времени, сколько и они. Есть наблюдения, доказывающие, что этот смелый и отважный пернатый хищник преследует некоторых птиц, которых он, очевидно, одолеть не может, а из одного только задора. "Чеглок, - говорит Нордман, - находит удовольствие в преследовании таких птиц, которые крупнее его, хотя он их ранить не может, а только дразнит.
Особенно часто страдают от его драчливости малые журавли (красавки). В Крыму я наблюдал пару этих соколов, из шалости нападавших на вышеупомянутых журавлей, которые по обыкновению были заняты танцами; при этом, по-видимому, шутки ради, чеглоки налетали то на одну, то на другую птицу".
Этому же соответствуют и данные, приводимые Глогером, что чеглоки нападают и на белок. Если это основано на наблюдении, то, без сомнения, мы и здесь должны считать причиной этого явления просто задор; наша белка слишком хорошо умеет защищаться, чтобы на нее могла безнаказанно нападать такая небольшая птица, как чеглок. Я думаю, что те же самые побуждения имеют место и при запугивании куропаток. Поэтому я и сомневаюсь, чтобы он мог бить взрослых куропаток. Во всяком случае, преимущественную пищу его составляют мелкие птицы; мышей, которых ему так же трудно ловить с земли, как и сапсану, он схватывает в редких случаях. Напротив, он часто ловит на лету насекомых, в особенности сверчков, стрекоз и даже самцов муравьев, когда они роятся. У многих убитых чеглоков зоб был набит исключительно насекомыми.
Вред, приносимый чеглоком, немаловажен.
Ленц высчитывает, что он ежегодно уничтожает, по крайней мере, 1095 мелких птиц. Зато это самый любезный сотоварищ человека из всего соколиного семейства. "Я никогда не имел, - говорит мой отец, - другой птицы, которая доставляла бы мне столько радости, как мой ручной чеглок. Когда я проходил мимо помещения, где он содержался, он, еще не видя меня, начинал кричать, подлетал к дверце, брал от меня птицу и съедал ее. Если я входил в помещение, то садился мне на руку, позволял себя гладить и при этом доверчиво смотрел на меня. Если я приносил его в комнату и сажал на стол, он спокойно сидел и с большим удовольствием ел даже в присутствии посторонних людей предложенную ему птицу. Когда его дразнили или хотели отнять у него добычу, он клевался, но никогда не наносил ран своими когтями. Кто видел этого сокола, тот всегда с удовольствием ласкал его. Никто не пожалеет, если будет держать у себя пойманного чеглока. Он знает своего хозяина, умеет ценить его любовь и, по-видимому, благодарит за нее своим благородным взглядом".
Во время процветания соколиной охоты чеглока также к ней приучали и употребляли для травли перепелов и других мелких птиц.
Некоторые сокольничие, говорят, доводили свою дрессировку до того, что чеглоки даже гоняли диких гусей, которых они схватывали за горло и не выпускали до тех пор, пока те не падали вместе с ними на землю. Несмотря на это, в соколиной охоте чеглок, по-видимому, особенной роли не играл и держался больше ради ловкого полета, приводящего в восторг всякого наблюдателя, чем ради травли. "Чеглок, - говорит наш старый друг Геснер, - очень благородная птица, и хотя она, именно благодаря своей малой величине и слабости, почти не употребляется для травли, но все же является ручным и добродушным созданием и каждый раз возвращается к своему хозяину, будет ли выпущена в чистом поле или в лесу. Ее ссоры и раздоры с галками представляют собой весьма интересное зрелище".
Каждую осень, направляясь с севера, места своей родины, в Германии бывает пролетом один маленький быстрый благородный соколок который зимует в южной Европе или северной Африке, а весной снова летит обратно в свою родную страну, это - дербник (Falco columbarius). Короткие крылья дербника, будучи сложены, доходят только до двух третей длины хвоста. Усы у него выражены слабо. Длина самца достигает 32 см, размах его крыльев 86, длина крыльев 20, хвоста 13 см; самка сантиметра на 2 длиннее, а размах крыльев на 3-4 см меньше, чем у самца.
Несмотря на свою малую величину, дербник не уступает в хищничестве, отважности и смелости ни одному из других благородных соколов. Он не такой превосходный летун, как чеглок: его полет, напротив, часто походит на полет перепелятника. Благодаря коротким крыльям, дербник может, подобно перепелятнику, производить крупные повороты, и часто развлекается, как и чеглок, летая кругами во время своих воздушных упражнений, которые по привлекательности почти равны движениям чеглока. Эти качества в высшей степени облегчают ему охоту за мелкими пернатыми, которых он приводит в ужас так же, как чеглок или перепелятник. Когда я с высоты Обдорска озирал лежавшую передо мной широкую, сильно наводненную северную местность, на расстоянии почти одного метра от моей головы внезапно появился дербник, преследовавший снизу одну варакушку; испуганный неожиданной встречей, соколок в полном смысле отпрянул назад, задерживая свой быстрый лет трепыханием крыльев, повернул и несколько секунд спустя исчез, в то время как перепуганная и спасшаяся благодаря мне добыча шмыгнула в кучу сложенных дров, ища спасения от своего ужасного врага. Мелкие птицы, живущие в тундре, доставляют необходимую для дербника пищу. От него много терпят варакушки, лапландские подорожники, желтые и северные плиски*, синицы, трещотки**, все песочники, вообще мелкие голенастые птицы, а также дрозды, так как он с такой же отвагой, как и чеглок, бьет птиц, равных ему по весу и, быть может, даже более тяжелых, чем он.* Имеются в виду желтые и белые трясогузки.* * Это ошибка. В тундре Западной Сибири пеночки-трещотки не живут, в данном случае это пеночки-таловки (Phylloscopus borealis).
Лорду Лильфорду пришлось убедиться, как один из пернатых хищников утащил у него в течение одного только часа не менее пяти раненых вальдшнепов. На Фарерских островах, по словам Мюллера, он часто ловится, залетая внутрь домов в погоне за скворцами. Когда он охотится за стаей этих птиц, скворцы стараются подняться выше его и до тех пор летят кверху, пока не становятся едва заметными для глаза. Этим самым они нередко спасаются от сокола. Но если какой-либо скворец отобьется от стаи, он делается верной добычей дербника. О ловкости этого хищника говорит факт, замеченный Сальвином и Бродриком, что он, подобно чеглоку, охотится и за ласточками, с несравненным искусством перенимая все их изворотливые движения. Мои личные наблюдения заставляют думать, что дербник, в противоположность другим благородным соколам, хватает свою добычу с земли и с воды. По крайней мере, я несколько раз видел, как он, совершенно как перепелятник, так близко облетал кусты, что почти задевал своими крыльями их листву, и поэтому я считаю его способным на все то, в чем так искусен перепелятник. Привычки дербника также напоминают привычки перепелятника: садясь на дерево, он всегда выбирает более низкие сучки и усаживается по возможности ближе к стволу.
Как большинство благородных соколов, дербник гнездится так же, сообразуясь с условиями местности; в горных областях - на скалах или в их трещинах, в лесистых - на деревьях, в тундре или на болотах - на земле. В середине или конце мая (на дальнем севере позднее) в гнезде находят четыре - шесть или продолговатых, или кругловатых яиц, покрытых по беловатому или темному кирпично-красному фону весьма нежными буро-красными и более грубыми черноватыми пятнами. В исключительных случаях яйца имеют шоколадный цвет с темно-бурыми пятнами, которые часто похожи на яйца пустельги или кобчика. Молодые выводятся приблизительно после трехнедельного насиживания*.* Период насиживания у дербника составляет 30-33 дня.
Вскармливаются обоими родителями, которые их горячо любят и храбро защищают. В общем, вое п иты ваются как чеглоки. Оставл я ют родителей уже в конце августа, покидают свой гнездовый район и направляются на зимние стоянки.
Хотя дербник питается преимущественно мелкими птицами, но вред, причиняемый им, едва ли ощутителен. Разумеется, и пользы хищник приносит столь же мало, так как уже прошли те времена, когда и дербника пускали в погоню за пернатой дичью. Удивительная смелость и несравненная ловкость делают его годным для охоты за мелкой дичью. Дербник был излюбленной ловчей птицей многих страстных охотниц, и особенным любимцем императрицы Екатерины II, для охоты которой эти птицы ловились и доставлялись ежегодно в довольно большом количестве. После осенних охот они выпускались на свободу.
Так называемые неблагородные соколы схожи с их благородными родичами по внешности, строению клюва, крыльев и хвоста, но имеют более длинное и рыхлое оперение, более короткие крылья, в которых маховые перья не столь тверды, более длинный хвост, более сильные ноги с более короткими пальцами и различно окрашенное, смотря по полу, оперение. Неблагородные соколы похожи друг на друга, как по образу жизни и повадкам, так и по форме и окраске. Тотчас видно, что они менее одарены, чем только что описанные родичи. Полет их, правда, еще легок и довольно быстр, но все-таки далеко уступает полету благородных соколов. Обыкновенно они летают на значительной высоте над землей, внезапно останавливаются, увидев добычу, долгое время трепещут крыльями, благодаря чему продолжительное время держатся почти над тем же местом, и затем с довольно стремительной поспешностью бросаются вниз за намеченной добычей. Ради удовольствия они иногда, особенно в ясный летний вечер, забираются высоко, причем проделывают весьма красивые воздушные упражнения. Когда они сидят, то выглядят более вялыми, нежели благородные соколы, почему кажутся крупнее, чем есть на самом деле. На земле держатся довольно ловко: их длинные плюсны придают им довольно легкую походку. Что касается развития внешних чувств, то они нисколько не уступают в этом благородным сородичам; но своим образом жизни от них отличаются. Они живее и веселее, притом смелы и задорны. Они часто из озорства преследуют более крупных пернатых хищников, а филина дразнят, насколько хватает сил. Их крик "кли-кли-кли" звучит по-разному, смотря по тому, что они им выражают: радость или страх. Будучи раздражены, они хихикают.
У нас неблагородные соколки довольно пугливы и бывают даже очень осторожны, когда знают, что их преследуют; на юге живут с человеком на самой короткой ноге. А красная пустельга вовсе не боится человека и даже его жилище считает своим. Они легко приучаются вылетать и возвращаться обратно, повинуются зову, приветствуют своих хозяев радостным криком и выказывают свою привязанность разными другими способами.
Чрезвычайно привлекательна зимняя жизнь этих соколов. Во время перелетов они собираются в общества, которые держатся вместе все время пребывания на чужбине. От Жердона и других индийских орнитологов мы узнаем, что европейские виды являются в южной Азии обычными зимними гостями. Они совершают перелеты вплоть до центральных частей экваториальных стран и для пребывания своего избирают там подходящие места в степях или девственных лесах. Причиной продления их пребывания служит обилие корма; поэтому соколов обыкновенно и встречают там, где массами попадается саранча. Кто не видел лично туч этих насекомых, тот не может составить о них никакого представления; попадаются такие участки леса, в которых по стволам и ветвям деревьев видна одна только саранча. Спугнутая туча этих прожорливых созданий затемняет свет. Но скоро появляются и истребители саранчи и первым из них - красная пустельга. Сотни этих птиц неподвижно сидят на высочайших вершинах мимоз и плавно или трепеща крыльями без устали летают и скользят над черно-серой тучей саранчи, проделывая самые разнообразные движения. Пока саранча висит еще на ветвях, длинные иглы и шипы деревьев не позволяют ринуться на нее проворным пернатым хищникам; но лишь только насекомые снимаются, соколы подлетают к ним, проносятся, охотясь, сквозь толпу летящей массы и ловко выхватывают когтями одного из этих вредных насекомых. Саранча вертится в когтях птицы, кусает своего врага острыми челюстями в защищенную щитиками плюсну; но враг оказывается сильнее. Один щипок сильного клюва раздробляет голову саранчи, и победитель тут же принимается есть ее. Не теряя времени, пустельга отрывает у насекомого крылья, отламывает жесткие ножки и съедает свою лакомую добычу в воздухе же, где она умеет удерживаться плавным полетом. В течение двух минут ловкий охотник ловит, разделывает и уже съедает саранчу. И вновь спешит к туче насекомых, чтобы еще поживиться одним из них. Одних этих данных достаточно, чтобы эти птицы приобрели наше расположение. Но и в летнюю пору они приносят такую же пользу человеку, как в далекой Африке, почему и заслуживают, чтобы всякий здравомыслящий человек щадил их, берег и холил.
Обыкновенная пустельга (Falco tinmmcuhis) чрезвычайно красивая птица. У самца в полном оперении голова, затылок и хвост - пепельно-серые (за исключением голубовато-черных концевых полос с белыми каем кам и); верхняя часть тела краси вого ржаво-красного цвета, все перья с концевыми треугольными пятнами. Горло беловато-темное, грудь и брюхо красивого красно-серого или бледно-желтого цвета, на некоторых перьях имеется по одному черному продольному пятну. Маховые перья черные и украшены 6-12 беловатыми или ржаво-красными треугольными пятнами на внутренних опахалах, на концах же с более светлыми каймами. Глаза темно-карие, клюв бурого цвета, восковица и голое место около глаз - зеленовато-желтые, ноги лимонно-желтого цвета. Есть усы. У старой самки вся верхняя часть красноватая с продольными пятнами, идущими до верхней части спины, отсюда же идут поперечные пятна; хвост по серо-красноватому фону имеет перевязи на конце широкие, в других частях узкие, одно только надхвостье чистого пепельно-серого цвета. Молодые носят одежду матери. Длина птицы достигает 33 см, размах ее крыльев 70, длина крыльев 24, хвоста 16 см. Самка на 2 см длиннее и на 3-4 см шире самца.
Нет ни одной страны от Лапландии и до южной Испании, от Приамурского края и до западного берега Португалии, ни одного местечка в Европе и Азии, где не было бы пустельги. Она живет как на равнинах, так и в гористых местностях, все равно, лесисты они или нет, она так же хорошо укрывается и в скалистых, и в лесистых местностях.
Обыкновенная пустельга (Falco tinnunculus)
Пустельга, бесспорно, принадлежит к числу самых миловидных соколов. Ее повсеместная распространенность и постоянное появление то тут, то там предоставляет всякому случай наблюдать эту птицу; кто познакомится с ней, тот и полюбит ее. Пустельгу можно видеть в деятельности с раннего утра до позднего вечера, часто совершенно в сумерках. Со своего гнезда, которое всегда является центральным пунктом обитаемой области, она летает на поля в одиночку или парами, а осенью даже и более многочисленными обществами, по крайней же мере вместе со своим подросшим семейством. Пустельга вьется, трепеща крыльями, над каким-нибудь определенным местом, обозревает с этого пункта всю расстилающуюся под ней окрестность и несется стремглав вниз, завидев своим необыкновенно зорким глазом какую-нибудь мышку, кузнечика, сверчка или другое более крупное насекомое. При этом, камнем несясь вниз, она прижимает к телу крылья; подлетев к самой земле, немного раскрывает крылья, нацеливается на добычу, схватывает ее когтями, взвивается и съедает ее, отлетев прочь; если добыча велика, она относит ее на более удобное место, где и съедает. Если самка сидит на яйцах, то самец издали оповещает ее призывным криком о своем прибытии или удаче на охоте, издавая разнообразные сдавленные и слегка крикливые звуки. Если пустельга во время охоты окружена еще неопытными молодыми, то возле пернатого кормильца царствует веселый беспорядок; кажд ы й из пте н цов старается п реду п ред ить другого, каждый пытается первым овладеть добычей. Такая семейная картина представляет собой чрезвычайно занимательное зрелище: горячая преданность птицы к своему потомству делает ее еще более привлекательной.
Смотря по состоянию погоды, пустельга кладет яйца немного позже или раньше. До начала мая редко можно найти полную кладку; чаще всего ее не находят до начала июня; само собой разумеется, что в южной Европе птица несется раньше. Для гнезда служит большей частью гнездо вороны или какое-либо углубление в скалах и строениях. У нас пустельга гнездится во всех вороньих, грачиных или сорочьих гнездах, в старых лесах охотно селится и в дуплах деревьев. Она общительна, как и ее ближайшие родичи, иногда образует настоящие колонии: известны случаи, что 20-30 пар мирно гнездились в одной и той же роще. Плоское дно гнезда этого сокола, мало отличающегося от гнезда других хищных птиц, скудно выкладывается корешками, соломой, мхом и шерстью животных.
Кладка состоит из 4-9, обыкновенно 4-6 кругловатых яиц, покрытых буро-красными пятнами и крапинками по белому или ржаво-желтому фону; яйца различны по величине и форме, имеют в большом поперечнике 36-41 мм, в меньшем - 29-32 мм. Они насиживаются преимущественно самкой; но иногда труд этот разделяется и самцом, который в другое время птенцовой поры заботится о корме для самки. Как и большинство хищных птиц, самец чувствует себя пригодным для ловли добычи. Но не в состоянии раскладывать пищу по ртам птенцов, предварительно размягчив ее в зобу. Напротив, если молодые уже довольно окрепли, может быть, даже научились летать, тогда он проявляет самую горячую отцовскую заботу даже и тогда, когда по воле случая самка лишилась жизни. Оба родителя любят свое потомство с чрезвычайной нежностью, присущей всем хищным птицам, и проявляют необыкновенную смелость даже против человека.
Любимую пищу пустельги составляют мыши, вместе с тем она питается и насекомыми. Она ест и мелких птиц, если может добыть их и, случается, натаскивает своим птенцам несколько пар жаворонков; я не считаю невероятным, что она может решиться полакомиться где-нибудь молодым зайчиком. И, наконец, мне припоминается интересное наблюдение моего отца, как одна пустельга летела за бегущим взрослым зайцем, бросилась на него с высоты по крайней мере 20 м, дважды подымалась вверх и стремительно бросалась на косого с высоты с такой силой, что от него летела шерсть. Однако считать пустельгу, благодаря этому, за вредную птицу и преследовать ее, вместо того, чтобы брать под защиту, столь же несправедливо, как и безрассудно. Кто знаком с образом жизни пустельги, тот знает, что сокол этот принадлежит к числу полезнейших птиц и сохраняет наши поля от многих грабителей, хотя изредка он и промыслит какого-нибудь зайчишку или куропатку.
Я добирался до многих гнезд пустельги, будучи уже взрослым, наблюдал этого сокола в трех частях света и считаю себя поэтому совершенно компетентным высказать о нем собственное мнение. Но в этом случае мое мнение не единично. Все истинные и лишенные предрассудков наблюдатели высказываются совершенно в том же смысле, как и я. "Вред, причиняемый пустельгой, - говорит мой отец, - незначителен, так как она уничтожает небольшое количество птиц; но польза, приносимая ею истреблением мышей, весьма велика". В таком же духе высказывается и Науман: "Пустельга, правда, разоряет многие гнезда мелких птиц, преимущественно жаворонков. Однако она уничтожает гораздо большее количество мышей, почему и является весьма полезной птицей; она съедает также много вредных насекомых, например, кузнечиков, полевых сверчков и т.п.". С не меньшей ясностью высказывается и Глогер, хотя он добросовестно перечисляет все проделки пустельги и обвиняет ее, например, в уничтожении птичьих яиц. "Пища, которой питается эта птица, делает ее, несмотря на небольшой вред, причиняемый ею мелким животным, весьма полезной для человека". Убедительны слова и Гомейера: "Пустельга принадлежит к числу полезнейших птиц, благодаря тому что питается, насколько я могу заключить, исключительно мышами, жуками, сверчками, кузнечиками и т.п. Сколько я ни наблюдал пустельгу во время своих экскурсий, я никогда не видел, чтобы она поймала птицу или даже преследовала ее. Правда, говорят, наблюдались случаи, что она ловила птиц, но, во всяком случае, это были исключения, не стоящие внимания". Упомяну еще здесь, что Прин, исследовавший погадки в одной колонии из двадцати гнезд этих соколов, нашел, что они состояли исключительно из мышиной шерсти и костей. Поэтому я считаю излишним приводить дальнейшие доказательства пользы пустельги.
В южной Европе к обыкновенной пустельге присоединяется близкородственный, более красивый вид - степная пустельга (Falco naumanni). Длина ее достигает 32 см, размах крыльев 68, длина последних 26, хвоста 14 см; самка на 2 см длиннее и на 5 см шире самца. У старого самца зоб, большие кроющие перья крыльев, задние маховые и хвост голубовато-пепельно-серые; перья спины кирпично-красные без малейшей отметины; грудь и брюхо темно-красноватые с очень мелкими стержневыми, часто почти невидными пятнами; хвостовые перья на конце имеют черную перевязь. Глаза, клюв и ноги окрашены так же, как и у обыкновенной пустельги, но когти не черного цвета, а желтовато-белые. Самка очень походит на самку вышеописанного вида, но светлее и легко отличается по бело-голубоватому хвосту и по светлым когтям. Молодые сходны с матерью.
Истинная родина степной пустельги южная Европа, Испания с ее островами, Мальта, южная Италия, но предпочтительнее всего Греция и страны, лежащие далее на восток. Она обыкновенна в южной и средней Испании, на Сицилии и в Греции, несколько реже встречается в Турции, но попадается повсюду, а в южно-русских, сибирских и туркестанских степях вместе с кобчиком является одной из самых обыкновенных хищных птиц тех местностей. В западной Сибири, по моим наблюдениям, область их гнездования ограничена степями, наверное, то же самое можно сказать и о востоке Азии. К югу степная пустельга распространена до Марокко, Алжира и Туниса; некоторые из них, по словам Гейглина, гнездятся в крепостных стенах Александрии; в Палестине, Сирии и Малой Азии этот сокол принадлежит к числу обычных гнездующихся птиц и совершенно обыкновенен в Персии, особенно на юге ее. Из своей столь обширной родины он каждую зиму совершает перелет в Африку и южную Азию. По личным наблюдениям я знаю степную пустельгу как одну их самых обычных зимних птиц степей внутри Африки.
По своему образу жизни, поведению и повадкам она представляет собой точную копию нашей пустельги, но еще более походит своими привычками на кобчиков, с которыми ведет самую тесную дружбу. О жизни кобчиков я буду говорить подробнее, почему и отсылаю читателя к этому описанию; здесь же упомяну только, что степная пустельга, безусловно, относится к числу самых привлекательных птиц из всего семейства.
Степная пустельга (Falco naumanni)
Несмотря на страсть к истреблению птиц у испанцев, итальянцев и греков, на юге Европы никто не думает их преследовать, в глазах же турок и русских они считаются неприкосновенными птицами. Как на востоке, так и на юге России в полезности этих соколков уже убедились. В одних местностях на них смотрят как на посланцев с неба в губительную пору налетов саранчи. В других просто радуются их присутствию, бодрой подвижности и с благодарностью смотрят на них, как на полноправных обитателей однообразных степей; по крайней мере, охотно забавляются ими, когда приходится ехать верхом или в повозке через эти гладкие равнины. При приближении птицы пугливо слетают со своих мест отдыха и все далее и далее летят перед путниками. Степная пустельга оказывается еще в более высокой степени насекомоядной птицей, чем обыкновенная, а также и наиболее успешно действующим врагом ужасной саранчи. Она, разумеется, не откажется и от какой-нибудь мышки, молодой беспомощной птички, ящерицы, если таковые попадутся на глаза; в общем, по своей пище ближе походит на кобчиков, чем на обыкновенную пустельгу.
Южной Европе свойственна еще другая насекомоядная хищная птица, родственная пустельге, но особенно близкая степной пустельге, это кобчик (Falco vespertimts) - один из самых красивых соколов вообще. Отличительные признаки его: более короткий клюв, другая относительная длина маховых перьев, более короткий хвост и, наконец, разнообразие оперения, зависящее не только от пола, но и от возраста птицы. По величине он почти равен степной пустельге. Длина самца кобчика достигает 31 см, размах его крыльев 78, длина крыльев 22, хвоста 14 см. Самка, примерно, на 3 см длиннее и на 4-5 шире. В полном оперении самца нельзя смешать ни с одним соколом. Нижняя часть брюха, штаны и нижние кроющие перья хвоста темного ржаво-красного цвета. Восковица, голое окологлазничное кольцо и ноги кирпично- красные, клюв у основания желтый, на конце рогового голубоватого цвета. У самки голова и затылок светлого ржавого цвета, все остальные верхние части тела свинцово-серые: нижние шейные перья и хвост имеют более темные поперечные полосы; перед шеи, бока ее, за исключением бурых усов, - белые; остальные нижние части тела ржаво-желтые с единичными бурыми стержневыми штрихами. Восковица, окологлазничный ободок и ноги — оранжево-красные. В молодом оперении верхняя часть тела темно-бурая, причем каждое перо оторочено ржаво-желтоватой каймой; нижняя часть тела, начиная от белого горла, ржаво-желтая, покрытая широкими бурыми продольными пятнами. Голые места еще светлее, чем у самки. Глаза всегда карие.
Кобчик одинаково водится как в юго-восточной Европе, так и в Средней Азии и только на Амуре и в Китае замещен близким родичем. На западе нашей части света он редок, но иной раз пролетом встречается и там. Кобчик представляет собой в полном смысле характерную для степей птицу и живет, начиная от венгерской степи через южную Россию и всю Среднюю Азию до границ Китая. Соответственно этому он зимой улетает преимущественно в Индию, а не в Африку. Правда, и в Африке он встречается в долине Нила, но всегда лишь одиночками, и только на юго-востоке этого материка, куда он попадает, очевидно, из Индии и южной Аравии, его наблюдают чаще.
Кобчик (Falco vesperiinus)
В посещенных мною степях южной части западной Сибири и северном Туркестане кобчик принадлежит к числу весьма обыкновенных птиц: в этих областях его так же часто можно видеть, как облака на небе. Лишь в очень редких случаях я видел одиночных кобчиков, большей частью наблюдал их обществами и постоянно вместе со степными пустельгами, на которых они до мельчайших подробностей походят своим поведением и повадками. Оба эти быстролетных сокола всюду являются верными товарищами, и что замечаешь у одних, то видишь и у других. Где только найдется местечко для их отдыха, будет ли то линия телеграфных столбов или окаймляющий зимник частокол, плетень из конических корзин, наполненных землей, или врытые наискось столбы с 2-3 оставленными нарочно ветвями - они непременно уже тут.
Я должен заметить, что кобчики встречаются в степях не повсюду в одинаковом количестве, и во время своего полета, видимо, следуют направлению более крупных рек, по крайней мере, во время своих прилетов и отлетов в приречных долинах встречаются чаще, нежели в далеких степях. Здесь они разлетаются уже потому, что не везде могут найти подходящих гнездовий и должны отыскивать более удобное место стоянки. По моему предположению, они предпочитают отлогие откосы холмов или даже крутые обрывы гор открытым равнинам, хотя и здесь они отнюдь не отсутствуют. Такое предпочтение объясняется, быть может, просто тем, что поблизости таких отрогов есть подходящие для гнездовья скалистые стены, которые впоследствии и становятся центральным местом их участков. Если в известной местности растут несколько высоких деревьев, то кобчики иной раз образуют настоящие поселения, во всяком же случае деревья делаются местом утренних и в особенности вечерних собраний этих милых соколов. Тогда их видишь здесь в полуденную пору усевшимися для отдыха тесно друг к другу на деревья обществами из 20, 30 и более штук. В таком положении кобчики ждут, пока наступит позднее послеполуденное или вечернее время, необходимое для их охоты. Лишь только насекомые начнут усерднее летать и ползать, кобчики снимаются и летят во все стороны степи высматривать там кузнечиков, стрекоз, бабочек, крылатых муравьев и жуков. Большую часть пищи этих соколков составляют насекомые в различных стадиях развития, преимущественно жуки; реже они промыслят какую-нибудь мышку или маленькую ящерку. Удивительно то искусство, с которым кобчики схватывают ползущего по земле жука, держат его плотно между своими короткими когтями и съедают на лету. Иногда насекомое бывает настолько мелко, что его не замечаешь, будучи даже на расстоянии нескольких метров от сокола. И судишь об удачном лове лишь по тому, что птица съедает свою добычу на лету, для чего слегка протягивает лапы, что-то берет из них клювом и съедает. После этого соколок тотчас же приступает к своим воздушным упражнениям и вновь что-нибудь да ловит. Чем ближе наступает вечер, тем оживленнее становятся движения кобчика, так как с приближением ночи все больше и больше появляется насекомых, оставляющих свои укромные уголки и принимающихся летать. Поэтому этих птиц часто можно видеть на охоте поздно, после захода солнца, и только с полным наступлением ночи они обществами летят на ночлег. Напротив, в туманную погоду они, по словам Робсона, сидят на земле или летают у самой ее поверхности в надежде поживиться каким-нибудь одиноким насекомым. Но лишь только погода прояснится, и солнце снова ярко заблестит на небе, они выказывают полную оживленность и веселость.
Ко времени птенцовой поры стаи, летавшие на зимовки, сообща жившие там и вместе вернувшиеся, разбиваются на пары. И в это время можно видеть, как самцы проделывают всевозможные воздушные упражнения, охорашиваясь перед самками и развлекая их; вообще они выказывают все свойственное им искусство в летании. О размножении, к сожалению, я не могу привести собственных наблюдений и в этом случае должен заимствовать сведения у других натуралистов, именно у Радде и Нордмана. По сообщению первого, кобчики устраивают в мае свои гнезда на деревьях и для этого выбирают преимущественно высокие ивы; по сведениям последнего, они нередко пользуются сорочьими гнездами. Утверждали, что кобчик охотно устраивает гнездо и в дуплах деревьев; и это мнение отнюдь не невероятно. Кладка состоит из 4-5 яиц, которые очень малы, шаровидны, мелкозернисты и по желтовато- белому фону покрыты более бледными и более темными красно-бурыми точками и завитками. В начале августа птенцы уже вылетели, и с этих пор самым усердным образом обучаются своими родителями. Лишь только они выучатся ловить добычу, все кобчики, и старые и молодые, начинают готовиться к отлету на зиму.
Самые маленькие из соколов живут в южной Азии. Эти хищные птицы, будучи величиной с жаворонка, однако вполне оправдывают свое название, так как в смелости и храбрости они соперничают с самыми крупными благородными соколами. Эти маленькие миловидные соколы, которых Кауп сравнивает с попугаями, свойственны Индии и странам Малайского архипелага и распространены там в числе около полудюжины видов.
Самый известный вид - мути (Microhierax caerulescem), птица, имеющая в длину самое большее 20 см, при длине крыльев в 9 и хвоста в 6 см. Темя, затылок, хвост и состоящие из шелковистых перьев штаны этого соколка - голубовато-черные. Передняя сторона головы, горло, грудь и полосы, идущие от углов клюва вплоть до плеч - ржаво-красновато-белые; остальные нижние части ржаво-красные. Круглые беловатые пятна на хвосте образуют четыре красивые перевязи; с таким же рисунком и маховые перья. Глаза темно-карие, клюв буро-черный, ноги светло-голубые.
Мути (Microhierax caerulescens)
Этот сокол хорошо известен всем туземцам, распространен по всей южной Азии. К сожалению, об его нраве, равно как и о нраве других родственных ему соколов, известно очень мало. Рассказывают, что карликовые соколы в высшей степени храбрые птицы, ревностно охотятся за всеми мелкими пернатыми, но не боятся битвы и с более крупными птицами. Этими достоинствами, разумеется, пользуются столь любящие охоту индусы. Название этого сокола - мути обозначает "горсть" и дано птице потому, что, идя на охоту, его забирали в кулак и прямо как камень бросали на добычу. Мути, по словам Мундея, дрессируют бросаться на перепелов и другую подобную дичь. По уверению этого натуралиста, он по опыту убедился, что подобная охота доставляет своеобразное удовольствие. Выдрессированный соколик помещается на ладони головой в одну сторону, хвостом в другую, причем его оперение тщательно разглаживается. Подойдя шагов на 20-30 к дичи, сокольничий сильно кидает птицу вслед за улетающей дичью. Птица с величайшей храбростью, по-ястребиному стремительно несется вниз на добычу.
Некоторые натуралисты, а между ними и Жердон, сомневаются, чтобы этот сокол употреблялся для таких охот.
Жизнь животных. — М.: Государственное издательство географической литературы. А. Брем. 1958.
