кусъ

[Кусъ] (1)

1. Попытка:

[Скочи (Всеслав) отъ нихъ (киевлян) лютымъ звѣремъ въ плъночи изъ Бѣлаграда, обѣсися синѣ мьглѣ, утръже ваззни, с три кусы отвори врата Нову-граду, разшибе славу Ярославу, скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ. 35].

Ср. Кушатися — пытаться.

1093: И реша ему (Святополку) мужи смыслении: „Не кушайся противу имъ, яко мало имаши вой“. Он же рече: „Имѣю отрокъ своих 700, иже могуть противу имъ стати“. Пов. врем. лет, 143 (1377 г. ← нач. XII в.). 1183: Половци оборотилися противу рускимъ княземъ, и мы без них кушаемся на вежах ихъ ударити. Ипат. лет., 633 (XV в.). Дионисъ же снити въ адъ кушаяся не вѣдыи же пути, дѣтищь нѣкии именемъ Просемносъ обѣщася показати ему путь. Гр. Бог., 186 (XIV в.).

Ср. Окушатися — пытаться.

И бысть языкъ мои, яко трость книжника скорописца: тѣм окушахся изрещи слово. Посл. Дан. Заточ., 53 (XVII в. ← XIII в). Тѣмъ окушахся написати. Посл. Дан. Заточ. (У.), 54 (XVI в. ← XIII в.). Аз бо грѣшныи много окушахся и плакахся къ богу, да быхъ видѣлъ чюда тѣ. Паис. сб. Сл. о трех мнисех (Срезн. Матер. Дополн., 203).

Ср. Д. С. Лихачев („Воззни стрикусы“ в „Сл. о п. Иг.“ — ТОДРЛ, т. XVIII. М. — Л., 1962, стр. 587): „Соглашаясь со всей аргументацией Н. М. Дылевского, никак не могу согласиться, однако, с самим литературным образом «трижды урвать по кусу удачи». В свете данных литературоведения «кусок удачи» — находка явно неудачная. В древнерусской литературе мы не найдем образа схожего или однотипного. Поэтому я предлагаю, оставив предложенную Р. О. Якобсоном разбивку на слова, изменить знаки препинания и читать это место так: «утръже вазни, съ три кусы отъвори врата Нову-граду». Перевод этого места следующий: «урвал (захватил) счастье (удачу), в три попытки (или „с трех попыток»), отворил врата Новгороду (т. е. занял город)». Значение слова «кус» — «покушение», «попытка» подтверждается многими языками (см.: А. Г. Преображенский. Этимологический словарь русского языка. М., 1956, стр. 419, 420, — примеч. Д. С. Лихачева)... Если бы в древнерусских текстах удалось найти слово «кус» в значении «попытка», «покушение», «искус», то чтение этого места «Слова» можно было бы считать окончательно определенным“.

2. Кусок, ломоть, часть.

Велможа же оставльшююся часть хлѣбъ выторгаху, нарѣцаеми же ревнители видяху человѣка жруща кусъ, задавивше горло, выторгъше кусъ, расхитаху. Палея толк., 55 об. (1406 г. ← XIII в.). Мѣсяци же и дьнье и часове различьныя смерти от бога посылаеми человѣкомъ: или в водѣ утонути смерть, или кусомь подавився. Юр. прол., 210 (XIV в.). И отвѣща ми глаголя: Уби мя онъ, убиваю и азъ того, ядяше бо шесть кусовъ на вся всякъ дьнь и мала зелии свясла. Панд. Ник. (Чуд.), 145 об. (XIV в.). Ядь же бѣ блаженаго Варлама: сочиво от земьных зелий, и того мало, а хлѣба 3 кусы, и воду поскуду. Прол. БАН-II, 114 (XV в.). И мало аще царь на [ко]его казанца окомъ ярымъ поглянувъ и перстомъ указа, они же вскорѣ тотчасъ мечи на кусы разсекоша. Каз. лет., 86 (XVI—XVII вв.).

Ср. Р. О. Якобсон (Изучение „Сл. о. п. Иг.“ в Соединенных Штатах Америки. — ТОДРЛ, т. XIV. М. — Л., 1958, стр. 104): „Не зная древнерусского слова «вазнь» К (Екатерининская копия, — В. В.) читает «утръже вазнистри кусы» ... а П (Первое издание, — В. В.) «утръ же воззни стрикусы» с курьезным переводом «поутру же вонзив стрикусы». Этот перевод лег в основу дальнейших домыслов, и древнерусский словарь обогатился новоприобретенным «стрикусом», тогда как текст исправлен и ясен и не требует никакой ретуши: «утръже вазни с три кусы» — «урвал удачи с три клока» (впервые эта конъектура была предложена Р. О. Якобсоном в кн.: La Geste du Prince Igor. New York, 1948, стр. 68, — В. В.)“. Л. А. Булаховский („Сл. о п. Иг.“ как памятник древнерусского языка. — „Сл. о п. Иг.“. Сб. исследов. и статей. М. — Л., 1950, стр. 157): „Правдоподобным ... мне представляется, что «вознзи стрикусы» в рукописи, дошедшей до первых издателей, уже было искажением подходящих по смыслу слов «вънзи» (о)стры кусы», где кусы имело значение диал. польского kęsy — «зубы хищных зверей». Слово в последнем значении было, очевидно, редким (в позднейшей письменности оно не встречается) и оказалось непонятным переписчикам, не связавшим его с глаголом «кусать», от которого оно, как и польск. kęsy, было произведено“. Н. М. Дылевский („Утръ же воззни стрикусы оттвори врата Нову-граду“ в „Сл. о п. Иг.“ в свете данных лексики и грамматики древнерусского языка. — ТОДРЛ, т. XVI. М. — Л., 1960, стр. 63—66): „К сожалению, до сих пор этимологическая достоверность загадочного «стрикусы» не была подвергнута углубленному обследованию специалистами сравнительной этимологии индоевропейских языков. Предложенная И. М. Снегиревым и поддержанная высоким научным авторитетом крупнейшего лингвиста А. Потебни (Ср. : А. А. Потебня. „Слово о полку Игореве“. Воронеж, 1878, стр. 124, — В. В.) догадка была принята без особого научного скептицизма. За отсутствием других, более приемлемых и веских конъектур, она довольно прочно заняла место на страницах публикаций «Слова»... Переворот в чтении выражения «утръ уже воззни стрикусы» несколько лет тому назад произвел проф. Р. О. Якобсон... Правильность расчленения сочетания «утръже вознистри кусы» на пять слов не вызывает никаких возражений ... сочетание предлога «съ» с числительным в винительном падеже обозначения приблизительного количества было известно древнерусскому языку и встречается в нем достаточно часто. А потому «с три (кусы)», в котором Р. О. Якобсон видит именно такое сочетание, отнюдь не противоречит нормам древнерусского синтаксиса. Возникает, правда, вопрос: почему представление приблизительного количества связывалось с величиной, которая, казалось бы, не должна была вызывать такого представления — «с три кусы вазни» („с три клока удачи“ — в интерпретации А. В. Соловьева)? Более естественным в данном случае было бы сочетание «три кусы вазни» (без предлога „с“ — „урвал три куса, клока удачи“). Ведь «удач» у Всеслава было ровно три, количество их строго определено, они вполне конкретные, и их не следовало бы измерять мерою приблизительного количества. Три удачи вещего Всеслава: он занял Новгород, «расшиб славу Ярославу» и «сел даже на столе» в Киеве. Сочетание числительного «три» с формой существительного во множественном числе «кусы» (в именительном падеже с заменою окончания „и“ более новым „ы“ или в винительном падеже) было тоже вполне закономерно в русском языке вплоть до XVI в. По наблюдениям акад. Л. А. Булаховского, такая форма существительного (при „три“, „четыре“) была господствующей в памятниках письменности еще в конце XV в.“.

Ср. Стрикусы.

Первые издатели („Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новагорода-Северского Игоря Святославича...“. М., 1800, стр. 35): „...утръ же воззни стрикусы оттвори врата Нову-граду — по утру же вонзив стрикусы, отворил он ворота Новгородские...“. Примеч.: „По смыслу речи стрикусъ не иное что, как стенобитное орудие, или род тарана, при осаде городских ворот употребляемого“. Так же толковали А. С. Шишков, А. Г. Анастасевич, М. Максимович, А. Вельтман, П. П. Вяземский. И. М. Снегирев („Сл. о п. Иг.“. — Русский историч. сб., т. III, кн. 1, 1838, стр. 123, примеч. 92): „Стрикусы, вероятно, происх. от стрѣкати, колоть, бодать; также сходно с нем. Streitárte, бердыши, древнее любимое оружие германцев и франков“. А. А. Потебня („Слово о полку Игореве“. Воронеж, 1878, стр. 124): „Стрикусъ напоминает нов.-нем. streitaxt, которое в сред.-вер.-нем. было бы strît-askes, strît-ax (без t), а в др.-вер.-нем. strît-akis, strît-achus. Менее вероятно, что при быстром набеге Всеслав мог воспользоваться стенобитными орудиями“. Перевод: „И боевыми топорами отворил врата Новгорода“. Так понимают „стрикусы“ А. С. Орлов, В. Н. Перетц, Н. К. Гудзий, С. К. Шамбинаго, В. Ф. Ржига, Д. С. Лихачев (в ранних работах), В. Ф. Федоров и др.

◊ Кусы — вин. пад. мн. ч.