КАБАЧЕСТВО

КАБАЧЕСТВО

было время, когда русский народ жил по обычаям своим и по закону отцов своих. Весь народ, с князем и епископом, составлял одно целое, жил одной общей мирской жизнью, представлял один русский мир. Важнейшей общественной связью служило братство; у народа были свои русские песни, свои пляски, своя музыка, свои пиры; пиры бывали княжеские, братские (братчины) между несколькими семьями, между одними мужчинами и отдельно между девицами (складчины). На пирах, на праздниках, при обрядах свадебных и погребальных народ пил свои исстаринные напитки — брагу, пиво, квас и бархатный мед, каждая семья непременно варила к празднику хмельную бражку. Люди достаточные, князь, епископ, пили виноградные вина. Вообще все пили питье домашнее, почти даровое, здоровое, и хотя не могли не встретиться случаи неумеренного употребления питей, но пьянства совершенно не было, пьянство было немыслимо: ряды кабаков, вечно переполненных пьяным людом, не возмущали еще светлого потока народной жизни.
В XIII в. являются татары, господствуют два с половиной века и томят народ разного рода податями, и вот татары наконец уходят, но подати (тамга) остаются. С XIV в., усиливаясь все более и более, появляются налоги на брагу, пиво, мед, на квас, а с к. XIV в., когда в России в первый раз появилась водка, и на водку. До сих пор напитки в больших городах продавались в корчмах. В XIV и в XV вв. корчмы мы встречаем в Новгороде, Твери, Смоленске, Пскове. В других городах корчем не было, а в селах и подавно, но и в упомянутых городах было не больше, как по одной или по две корчмы. Но когда появилась водка, корчмы стали размножаться, и явилось кое-где пьянство. Для свежей и здоровой земли явление пьянства было не по нраву; со всех сторон поднялись против него голоса духовных владык и князей.
Случалось, князь, чтоб ослабить пьянство в тайных корчмах, уничтожит их, а заведет свою казенную корчму, но узнает про это владыка и пишет ему: «князь, не хорошо: снеси прочь корчму», — и князь корчму сносит. Так дело шло до 2-й пол. XVI в., когда в русской жизни вдруг возник новый отпрыск татарщины — кабак, которым мы обязаны татарам вместе с тамгою, правежом и др. подобными благами. Кабаком (слово татарское) у татар называлось сначала село, имение и потом постоялый двор, где, кроме съестных припасов, продавались и напитки, употребляемые татарами до 1389, когда, приняв магометанскую веру, они должны были отказаться от вина. В Казани, во время взятия ее Иваном Грозным, в 1552, упоминаются Кабацкие врата. После Казанского похода Иван Грозный заболел, потеряв царицу, и потом, отдав управление земщиной касимовскому татарину, окружил себя опричниной, для которой за Неглинной, между Арбатом и Никитской, он построил дворец, а на Балчуге завел избу, где бы опричники могли пить и гулять, сколько им угодно, и назвал эту избу кабаком. В этот кабак приходили посторонние люди, покупали там водку, кабак тотчас же оказался делом выгодным, и вот наместникам областей предписывается уничтожить везде вольную торговлю напитками и заводить царские кабаки. Но чиста и здорова еще была народная жизнь, и царев кабак на Балчуге, по выражению современных памятников, возбудил многое нарекание и погибель. Царь Федор Иванович, как рассказывают, велел сломать этот кабак, но зато, тотчас же по смерти отца, пожаловал Ивана Петровича Шуйского великим жалованьем, отдав ему город Псков с пригородами, с тамгою и с кабаками. Сделался царем Борис Годунов, запретил употребление вина и содержание корчем, и в то же время вновь открыл кабак на Балчуге, который и получил название Большого царева кабака. Место этого знаменитого прапращура российских кабаков указывают у Каменного моста. До сих пор пьянство было редким исключением, и народ, заплатя явку за пиво и мед, варил его дома и пил его у себя дома, сколько ему угодно. Но когда варить пиво и мед и курить вино было запрещено, когда все эти напитки стали продаваться от казны, когда к слову «кабак» приложился эпитет «царев» — народ поневоле потянулся к кабаку, и пьянство увеличилось. Зараза мало-помалу входила в жизнь; появление царева кабака в каком-нибудь месте сначала пугало народ, и он писал к царю: «Царь, вели снести кабак». И царь кабак сносил. В глазах народа кабак сделался чем-то проклятым. «Кабак, — говорил народ, — пропасть, — тут и пропасть». Явилось поверье, что церковь, поставленная на месте кабака, непременно провалится. В Новгородской губ. в Грузинском погосте в 1681 появился кабак, а монахи соседнего монастыря пишут к царю, что тут кабаку быть нельзя, ибо это место святое, здесь апостол Христов Андрей Первозванный посох свой водрузил, и благочестивый царь посылает грамоту, чтоб кабак снести.
Лучшим доказательством того, как туго кабак прививался к жизни и какие надо было употреблять усилия, чтоб сделать его необходимым, может служить история распространения кабаков.
Кабак, еще с самого начала, оказался вещью выгодною, и были употреблены всевозможные меры, чтобы распространить его, но кабак не шел. Цари жаловали кабаками князей, и бояр, и даже татар, всякий мог приехать в Москву и купить там себе кабак, т. е. право поставить его там, где ему хотелось, а вместе с кабаком брались на откуп и все напитки, даже сусло и квас, народу нечего было пить — но кабак все не шел вперед, а, напротив, появилось множество тайных корчем и ропат, которые были скрыты от общественного надзора и скоро сделались местами разврата. Народу сделалось противно самое имя кабака, и ведено называть их кружечными дворами, и очень часто случалось, что отдают кабак на откуп, и в целом округе не оказывается ни одного откупщика. В деревнях кабаки строго запрещались (до к. XVII в.), и еще в 1665 существовали честные русские люди, вроде Ордына-Нащокина, который, замечая зло, распространяющееся от казенных кабаков, хлопотал о прежней вольной продаже напитков.
В Москве, в н. XVII в., было, кажется, не больше двух-трех кабаков, но к концу века они увеличились неимоверно (по тогдашнему понятию). Кабаки начинались с самого Кремля. Здесь, при царе Алексее Михайловиче, на Земском дворе, возле самого государева дворца, с ведома Приказа начальных людей, были заведены кабаки, где разные ведомые вары, собравшись в артели, торговали вином. Всех этих варов было больше тысячи, и артель их получала большие выгоды. В XVIII в. в Кремле были известны два кабака: один духовный, другой подьяческий. Первый помещался на Красной площади, под известной Царь-пушкой, и назывался «Неугасимая свеча». Здесь, после вечерень, обыкновенно собирались соборяне, пили и пели «Пасху красную». Подьяческий кабак стоял ближе к дворцу, перейдя туда вместе с Приказами, — он стоял под горой, у Тайницких ворот, и назывался «Катон». При Анне Иоанновне кабак этот заметили, и в 1733 ведено было из Кремля вывести его немедленно вон, и вместо того одного кабака поставить, где надлежит, несколько кабаков, а в Кремле отнюдь бы его не было. Из других московских кабаков славились Каменномостский кабак, служивший притоном всяким ворам, и «Красный кабачок», куда собиралось все, что только было тогда в Москве разгульного. Из особенно замечательных старых кабаков упомянем о кабаке у Воскресенских ворот, где позднее были свечные лавки. Сюда собиралось после присутствия все подьячество. Между Моисеевскою площадью и Никитской был кабак, называемый «Каменный скачок», позднее просто «Скачок». Против Моисеевского монастыря стояло «Тверское кружало», а где ныне Воронин трактир, там был «Стеклянный кабак». В XVIII в. всю Россию обнимает откупная система, распространившаяся потом на Сибирь, на юг, где до тех пор московских кабаков не знали. Домашнее пиво и медоварение прекращается, и начинается пьянство в кабаках. Кабак в XVIII в. делается местом сбора для бесед, местом отдыха от трудов, где мужик, испивая сиротские слезы, имеет счастливую возможность забыться на минуту от своей тяжелой участи.
Раз поставленный где-нибудь, кабак уже навсегда тут и остается, делаясь спасательным маяком для всего округа и обрастая народными воспоминаниями. «Тверское кружало», стоявшее в Охотном ряду, в XVIII в. заменяется «Цареградским трактиром», который завел какой-то грек (позднее гостиница «Париж»). Далее на углу Тверской и Газетного переулка стоял «Старый кабак», прославленный августиновским кучером. На Саввинском подворье жил Августин, у него был кучер из духовного звания Илья. Этот Илья иногда до того пил, что его забивали в колодку и приковывали цепью к стулу. Проспавшись на цепи, он вставал, брал в руки стул, и со стулом, с колодкой и с цепью на шее снова плелся в кабак на углу Газетного переулка. В 1862 в Москве считалось, по отчетам откупщиков, 215 кабаков, большая часть их идет от XVIII в. Голь кабацкая — главные посетители кабаков — проводили там время с женщинами, и за минуты буйного веселья среди этих женщин голь почитала их благодарной памятью, соединив их имена с именами кабаков, которые они посещали. Таков известный кабак «Танька», получивший имя от Таньки, известной разбойницы, хотя другое предание говорит, что местом посещения ее было «Петровское кружало». Подобным же образом получили свои названия кабаки: «Татьянка», «Агашка», «Аринка» на Девичьем поле. Многие кабаки получали имена от местностей, где они находились, и от других случайных причин: «Синодальный кабак», «Казенка», знаменитая некогда «Старая изба», «Роушка», «Ленивка», «Веселуха», «Каковинка», «Щипок», «Подберезка», «Варгуниха», «Разгуляй». Кабаки по окраинам города назывались прощами или росстанями, как, например, тверские росстани. Явилось множество кабаков, называющихся по имени бань, около которых они стояли как необходимая принадлежность: кабак «Новинские бани», «Сиверские бани», «Денисовы бани», «Девкины бани», «Барашевские бани», «Ирининские бани», «Елоховы бани», «Петровские бани», «Вишняковы бани», «Крымские бани». От XVIII же века явился кабак «Истерия», напоминающий нам о внесенной к нам тогда «цивилизации». С этого же века появляются фартины, трактиры, герберги, ресторации, ренсковые погреба, и число их в столицах росло все больше и больше, удовлетворяя вновь развившимся в народе потребностям.
Кабаки начинают появляться по селам и деревням, чего прежде не было. В 1787 в средней и южной России не существовало ни одного города, где бы не было нескольких кабаков; встречались такие села, где не было ни одного дома, в котором не торговали бы водкой. Но почти во всяком городе была пивоварня. В Москве в н. XIX в. существовали еще сотни пивоварень. Но откупная система увеличивается более и более, откупная сумма доходит в 1850 до 106 млн. руб. серебром, употребление пива уничтожается, исчезают наливки, настойки, травники, делаются преданием старинные квасы, меда, а народ поневоле налегает на одну водку.
У славян южных (сербов и болгар), западных (чехов) и у всего немецкого племени, при свободном и своеобразном развитии народностей, выработались в разное время различных названий питейные заведения, куда не стыдятся заходить честные люди, где нисколько не стыдится торговать честный торговец. Туда свободно входят женщины и дети; там художники и артисты пьют вместе с мастеровыми; известные писатели сидят вместе с каменщиками и портными. В то же время у нас в России вырабатывались в жизни кабаки, назначенные для одного лишь народа, да хозяева этих кабаков, называемые целовальниками, — тип истинно московский, неизвестный во всем Божием мире.
Несмотря на то что начала, вызвавшие на свет кабаки, были совершенно чужды народной жизни и кабаки вводились силой, управление ими и всем, что относилось до продажи напитков, уже никак не могло существовать вне общих оснований народного права. В государственной, общественной и народной жизни России сер. XVI в., когда в первый раз появился кабак, везде более или менее действовало выборное начало. Это же начало легло в основание первых установлений о торговле напитками. Царь Иван Васильевич Грозный заводит кабак, и надо сбирать на кабаки деньги, но кому? Послать ему туда боярина, дворянина, гостя торгового — царь и представить этого не мог: он поручил надзор за кабаками всему обществу, всему народу, он отдал сбор кабацких денег на веру выборным людям. Да дело было в том, что кабаки были ненавистны народу, и, без сомнения, нельзя было и ожидать, чтоб для управления кабаками пошли лучшие люди. Народу было сказано, чтоб он выбрал лучших людей, т. е. людей достаточных и верных, которые бы, дав присягу и поцеловав крест, сбирали бы кабацкую прибыль на вере. Но лучшие люди не шли на служение кабаку, шли только те, которым терять было нечего. Таким образом кабацкие выборные становились в глазах народа людьми низкими и презренными, и особенно те из них, которые заведовали самой продажей напитков. При каждом кабаке выборных было двое: голова кабацкий и его помощник; голове поручен был высший надзор за кабаком, а продавали напитки и сидели по кабакам его помощники, и хотя голова и его помощники одинаково целовали крест служить казне честно и верно и, следовательно, оба были целовальниками, но народ оставил это имя за одними сидельцами, назвав их целовальниками, а со слов народа этим именем стало называть их и само правительство. С именем целовальника народ соединил то постыдное, позорное и бранное значение, с которым оно дошло до XIX в., и история подтверждает справедливость народного приговора.
Казна требовала все больших и больших кабацких прибылей, и, чтоб вернее достигнуть этого, она, в отношении казенного сбора, связывала выборных самыми тяжелыми правилами в отношении к народу, к потребителям напитков, не стесняя выборных в произволе действия. Вместе с этим в Москве того времени, славившейся своим Шемякиным судом, своей московской волокитой, .воспитывался особый разряд людей, готовых за деньги служить всякому нечистому делу. Люди эти, отовсюду сбиравшиеся в Москву, знали, что казна смотрит сквозь пальцы на кабацкое дело, и, сойдясь с московскими подьячими, покупали через них места кабацких голов и откупщиков, давая при этом обязательство выбрать с кабака сумму, несравненно большую перед прежними годами. Но как ни дурны были кабацкие выборные, как ни велико было зло, приносимое ими народу, владельческие и господские крестьяне лишены были даже и этой благодати: целовальников к ним присылали из городов.
Целовальники и откупщики жили вне суда, имели право действовать бесстрашно, только чтоб они к новому году представляли большую прибыль перед прошлыми годами. Москва только и писала к целовальникам, чтоб они торговали, как бы нашей казне было прибыльнее, а питухов (которые пьют в кабаках) не отгоняли бы. Доносили целовальники, что народ не пьет в кабаках и кабаки пусты, а им на это отвечали, что они доносят неразумно, и как хотят они, а чтоб непременно собрали кабацкую прибыль. Доходят жалобы, что целовальники обмеривают, и народ поэтому перестает ходить в кабаки, и приходит позволение самим питухам мерять вино при покупке для того, чтоб им впредь приходить в кабаки было повадно. Меряя напитки неполными и неверными (незаорленными) мерами, целовальники, кроме того, примешивали в водку иное какое-либо питье, подливали воду. На питухов они смотрели, как на самый подлый народ, с которым можно делать все, что хочешь. В 1643 шуянин Аксенов бьет челом царю на Шуйского верного голову и на кабацких верных целовальников, на посадских людей, на Тихона Иконнина с товарищами, что отец его, Аксенова, пьет у них на кабаке безобразно и голова и целовальники кабацкого питья дают ему в долг много, не по животам и промыслу, и «чтоб мне, государь, — продолжает сын, — в том кабацком отца своего долгу не погибнуть и не дойти до того, что и откупить его будет нечем». Поэтому уставными грамотами определяется количество напитков на кружечном дворе, запрещается целовальникам давать вино в долг и в кабалу, чтоб питухи, как поучает Уставная грамота 1653, «в напойных долговых деньгах, стоя на правеже и сидя за приставы и в тюрьме, напрасно не помирали». Велят также смотреть, чтоб крестов, и образных окладов, и книг, и всякой церковной утвари, и татиных и разбойных рухлядей в пропое под заклад ни у кого не имали. Написывая на питухах лишние напойные деньги, подводя их за это под палки, сажая их в тюрьмы, целовальники, кроме того, давали и деньги взаймы, как обыкновенно делали это жиды-корчмари в Малороссии. Так, шуйский откупщик в 1646 роздал шестнадцати человекам 55 руб. 50 коп., каждому от рубля до восьми. В кабаках существовали самые низкие и бесчестные средства к наживе, совершались самые низкие преступления. По кабакам заведены были азартные игры, табак, женщины. Работник и мастеровой часто проживали все имущество жены и детей. Пока сидели они в царевом кабаке, никто и ни под каким предлогом не смел вызвать их оттуда, чтоб не нанести этим убытка казне. Пили до того, что все пропивали с себя и выходили из кабака буквально голыми.
Кабак делался мало-помалу местом страшным и скверным. Мать, провожая сына, предостерегала его от кабака да от дружбы с целовальниками:
Не ходи, чадо, к костарем и корчемником,
Не знайся, чадо, с головами кабацкими.
Под влиянием ужасных сцен, совершавшихся в кабаке, — и вино, и кабак, и кабацкие пьяницы, — все это приняло дьявольское, темное, нечистое значение. Не перекрестивши рта, не перекрестивши стакана с вином, нельзя было выпить — иначе, вместе с вином, вскочит в рот и дьявол, сидящий в стакане. Дьяволы лично являлись в кабаках и спаивали народ. Опившиеся в кабаках или убитые там считались уже нечистыми, их не погребали, а зарывали в лесу. Патр. Адриан повелел, чтоб всех, которые, играя, утонут или вином обопьются, не отпевать, а класть в лесу или на поле. Отсюда-то распространилось злое, суеверное народное мнение, что если на общем кладбище похоронят опийцу, то быть неурожаю или засухе. В 1861 в одной деревне, во время случившейся засухи, народ вырыл из могилы труп крестьянина, умершего от пьянства, и, изуродовав его, бросил в реку.
Несмотря на то что прежние целовальники, как люди выборные, часто сменялись, несмотря на то что при введении откупов в прошлом веке уже не было верных целовальников, но имя их, их значение сохранилось в названии кабашных сидельцев целовальниками, они остались навек памятны в позорной брани: «целовальник!» С развитием откупов к целовальникам присоединились целые массы откупных чиновников, агентов, приказчиков, надсмотрщиков, безнаказанно дерзко употреблявших все средства споить народ. Целовальники, служившие в откупах, получали прежде жалованья от 6 до 8 руб. в месяц, и только те получали 25 руб., у которых продажи было не менее как на 2000 руб.
И несмотря на то что из этого скудного жалованья целовальники должны были платить за утечку, за освещение кабака, за бой посуды, кроме того, платить штрафы, угощать полицию и пр. — желающих служить целовальниками была целая бездна. Целовальники в Москве и жиды-шинкари на Юге наживались, богатели и делались откупщиками-миллионерами, как некоторые в Москве и десятки жидов-откупщиков. Значит, кроме миллионов, получаемых казною за откупа (в 1859 эта сумма выросла до 127,7 млн. руб. серебром), кроме сотен миллионов, наживаемых откупщиками (по вычислению Бабста, до 600 млн. ежегодно), сколько еще миллионов наживали целовальники! Целовальник находился как бы вне законов: полиция не могла ничего сделать с ним без откупщика. Целовальник знал одну власть — откупщика, имел одну цель — обирать народ. Он обмеривал, обсчитывал, обкрадывал народ, торговал крадеными вещами, торговал даже мелкой монетой, извлекая ее из народного обращения, и за все это продавал водку, разбавленную водою, известью, сандалом, куркумом, суриком. Нахальство и насилие дошли до того, что у одного откупщика вместо пробок затыкали посуду жеваной бумагой, которая размокала и обращала водку в какой-то грязный настой. Пример кабаков действовал соблазнительно. Виноторговцы вместо виноградного вина стали продавать пойло из бузины, винных ягод и разных красок; пивовары стали вместо хмеля власть в пиво ягоду куклеванец, — чем отравляют рыб и что строго запрещено, — и вдруг развилась обширная торговля куклеванцем. Зараза и нравственный разврат проникали в народную жизнь все глубже и дальше. Сначала в целовальники шли одни гнусные промышленники, развращавшиеся в городской жизни, потом в разных местностях сделалось обычаем, вместо заработков, ходить в города в целовальники, и, наконец, появились целые села, откуда на всю Россию выходили целовальники. Таковы богатые села Рязанской губ., Зарайского у.: Беломут, Ловцы, Любичи и знаменитое государственное село Дедново.
Одновременно с размножением на севере целовальников в Малороссии и Белоруссии распространились повсюду жиды-шинкари. Усилением жидов на счет умного, доброго и честного малоросского народа Малороссия обязана сначала полякам, а потом Москве, которая народу не давала водки, а жидам и полякам позволяла делать все что угодно. Вся Малороссия и Белоруссия стонали еще под игом поляков. Малороссы были для польского пана низкими холопами. Народ панам поставлял «меда та вина ситни», а паны за это усеяли всю Малороссию шинками, отдав их, вместе с народом, в аренду жидам. По указу 26 января 1725 кабаки Смоленской губ. были отданы на откуп жидам Борху и Лейбову, но они действовали так «хорошо», что через два года велено было сделать с ними расчет, и выслать их вон из России, и вперед не пускать. Закон 1845 окончательно запрещает жидам торговать в шинках по деревням, селам и хуторам. Запрещенье это остается и в положении 1863. И тут-то, среди глубочайшего, всеобщего молчания о пользах народа, начинают снова раздаваться голоса за жидов-корчмарей, поднятые в видах народной пользы. Один предводитель дворянства, указав на важное значение жидов для благосостояния губернии, ходатайствует о допущении их торговать в шинках, — тем более потому, что малороссы отказываются брать в аренду шинки, — и свидетельствует, что с освобождением крестьян некому будет содержать шинки, кроме жидов, а с воспрещением этим последним шинковать — шинки должны будут закрываться, и тогда дворянство понесет убытки. Предложение это было принято, как видно из циркуляра от 23 мая 1863, и дозволено жидам в местах их оседлости заниматься питейной продажей повсеместно, на общем основании. Народ Украины дал дорогу жидам-корчмарям, сам же совершенно отстранился от участия в торговле вином. «Отчего вы не торгуете вином?» — спрашивают тамошнего крестьянина. — «Боимся проторговаться». — «Да отчего ж жиды не проторговываются?» — «Да у жида, — отвечает народ, — бачьте, и жидовска натура, а у нас натура мужицька, христианска». Но кроме украинского народа, в южной России жило много староверов, и, кажется, они могли бы взяться за торговлю вином; но неслыханное дело, чтоб старовер или молокан был когда-либо откупщиком или целовальником.
Шинок, несмотря на всю его мерзость, был все еще сносен для малоросса, потому что к нему привыкли, но ничто не могло приучить южнорусский народ к кабаку. На человека, который решился бы идти в кабацкие целовальники, в Малороссии смотрели, как на христопродавца. Кабаков великое множество, и буквально ни один честный и добросовестный человек не пошел в целовальники: целовальниками сделались бывшие сидельцы в кабаках и множество подобных им людей, воспитанных в городском разврате и вышедших на свет вследствие явившегося на них запроса.
И. Прыжов
Источник: Энциклопедия "Русская цивилизация"

.

Игры ⚽ Нужен реферат?

Полезное


Смотреть что такое "КАБАЧЕСТВО" в других словарях:

  • кабачество — каб ачество, а …   Русский орфографический словарь

  • ПРЫЖОВ — Иван Гаврилович (1827 1885), историк и этнограф. В 1869 член тайного общества Народная расправа . По т.н. делу нечаевцев (1871) осуждён на 12 лет каторги и вечное поселение в Сибири. Осп. труды: Нищие на святой Руси (1862), История кабаков в… …   Русская история


Поделиться ссылкой на выделенное

Прямая ссылка:
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»