Московский университет

МОСЌ́ОВСКИЙ УНИВЕРСИТ́́ЕТ, осн. в 1755. Здесь с сент. 1830 по июнь 1832 (на политич., затем на словесном отделении) учился Л. После разгрома декабристского движения удаленность от столицы поставила М. у. в относительно благоприятные условия развития. По словам А. И. Герцена, «Московский университет устоял и начал первый вырезываться из всеобщего тумана» («Былое и думы», ч. 1, гл. 6). Герцен, как и В. Г. Белинский, И. А. Гончаров, Н. П. Огарев и Н. В. Станкевич, учился в ун-те в одно время с Л. «Он полностью принадлежит к нашему поколению», — писал Герцен о Л. в ст. «О развитии революционных идей в России». По мнению Н. Бродского, в этой статье Л. изображен так, будто Герцен был лично знаком с ним. Во время пребывания Л. в ун-те уже начал складываться кружок Герцена и Огарева (с 1831). Для его участников был характерен интерес к революц. событиям во Франции, к конституции и республике, позднее — к утопич. социализму. О контактах Л. с кружком сведений нет. Существует мнение, что Л. в ун-те держался особняком. Однако у него были здесь близкие друзья — А. Д. Закревский, А. А. Лопухин, В. А. и Н. С. Шеншины (иногда их называли «лермонтовской пятеркой», см. ст. Шеншин Н. С.). По воспоминаниям Я. И. Костенецкого, Закревский был дружен с Герценом и Огаревым и, возможно, рассказывал Л. об их кружке. В лермонт. время преподавание в М. у. было поставлено хуже, чем в предыдущие и последующие годы; профессорский состав, за немногими исключениями, был слабым, в преподавании царила рутина. Из четырех семестров пребывания Л. в М. у. первый не состоялся из-за холерного карантина, во втором семестре занятия так и не наладились — отчасти в связи с «маловской историей» (см. Малов М. Я.). В это время Л. перевелся с политич. отделения на словесное, насчитывавшее 160 студентов; среди них преобладали разночинцы. Деканом словесного отделения был М. Т. Каченовский (всеобщая история и статистика), профессорами — А. В. Болдырев (востоковедение), И. И. Давыдов (рус. словесность), Н. И. Надеждин (теория изящных иск-в и археология), П. В. Победоносцев (риторика), П. М. Терновский (богословие и церк. история). Осн. интересы Л. в университетские годы сосредоточились в сфере лит. творчества: он написал неск. поэм и драматич. произв. («Последний сын вольности», «Азраил», «Ангел смерти», «Измаил-Бей», «Испанцы», «Странный человек»), мн. стихов. В ун-те он бывал крайне нерегулярно, преим. на занятиях по рус. и англ. словесности, нем. языку и на лекциях М. П. Погодина по истории. На репетициях экзаменов по риторике (Победоносцев), а также геральдике и нумизматике (М. С. Гастев) Л., обнаружив начитанность сверх программы и одновременно незнание лекционного материала, вступил в пререкания с экзаменаторами; после объяснения с администрацией возле его фамилии в списке студентов появилась помета «consilium abeundi» («посоветовано уйти»). Л. был вынужден написать 1 июня 1832 прошение: «По домашним обстоятельствам более продолжать учения в здешнем Университете не могу, и потому правление Императорского Московского Университета покорнейше прошу, уволив меня из оного, снабдить надлежащим свидетельством для перевода в императорский Санктпетербургский университет» (Висковатый). 6 июня 1832 выдано свидетельство об увольнении, а в ноябре в Петербурге Л. поступил в Школу юнкеров. Впоследствии он писал об ун-те: «Святое место! помню я, как сон, / Твои каф́́едры, залы, коридоры, / Твоих сынов заносчивые споры» («Сашка»). Автобиографич. черты есть в описании университетских неудач Жоржа Печорина в «Княгине Лиговской» (гл. V).

Лит.: Герцен, т. 7, с. 225; т. 21, с. 235; Костенецкий Я. И., Воспоминания из моей студенч. жизни, «РА», 1887, № 3, с. 339—40; Висковатый, с. 103—42, Приложение 1, с. 1—4; Бродский (5), с. 236—47; Иванова Т. (1), с. 156—66; Безъязычный В л., Гурьянов В., Новое о студенч. годах Л., «Моск. ун-т», 1954, 16 окт.; Мануйлов (10), с. 68—77; Вистенгоф, в кн.: Воспоминания; Насонкина Л. И., Моск. ун-т после восстания декабристов, [М.], 1972; Андреев-Кривич (5), с. 108—14.