Байрон Джордж Гордон Ноэл

Б́́АЙРОН (Byron) Джордж Гордон Ноэл (1788—1824), англ. поэт-романтик. Участник революционно-освободит. движения в Италии и Греции. Выразил умонастроение эпохи крушения просветительских идеалов. Сочетание в его поэзии скорби, иронии и воли к борьбе, противопоставление героич. личности бурж. миру сделали байронизм этапом в духовном развитии передового европ. об-ва. В России Б. известен с кон. 1810-х гг.; интерес к нему углубился после поражения восстания 1825: привлекал разрыв Б. с офиц. идеологией, бунтарский дух его стихов, преданность революции. Воздействие Б. сказалось в поэмах А.С.Пушкина «Кавказский пленник» (1821), «Бахчисарайский фонтан» (1823) и многих рус. романтич. поэмах 20-х гг. Пушкин вскоре преодолел байронизм, а другие рус. поэты ему подражали больше, чем Б. В 1828—29 Л., еще не зная англ. яз., воспринимал Б. через переводы 20-х гг. — «Шильонский узник» В.А.Жуковского (1822), «Абидосская невеста» И.И.Козлова (1826), «Паризина» В. Вердеревского (1827), через байронич. поэмы Козлова («Чернец», 1825), А.А.Бестужева (Марлинского) («Андрей Переяславский», 1-я гл., 1828), А.И.Подолинского («Див и Пери», 1827; «Борский», 1829; «Нищий», 1830), а также через франц. переводы и подражания (В. Гюго и А. де Ламартин). Ранние романтич. поэмы Л. («Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар», «Преступник», «Два брата») носят ученич. характер и в значит. мере являются переделками байронич. поэм Пушкина, Козлова и др. Мало самостоятельны и первые лирич. стихи Л., однако обильные текстовые заимствования из Б. и Пушкина подчинены уже здесь авт. замыслу и воспроизведению личных переживаний. Осенью 1829 Л. начал учиться англ. языку. Летом 1830 он, по свидетельству Е. А. Сушковой, был «...неразлучен с огромным Байроном» — скорее всего это были не сочинения Б., а только что вышедший 1-й том писем и дневников англ. поэта, изд. Т. Муром. Воздействие Б. на поэмы Л. («Джюлио», «Литвинка», «Исповедь») становится прямым и более явным. Его восприятие стилистических, композиционных, метрических особенностей байроновской поэзии совпадает с глубоким интересом к обществ.-филос. содержанию творчества англ. поэта. Как и в поэмах Б., герой Л. как бы заслоняет остальных персонажей: таковы Азраил («Азраил») и Ангел («Ангел смерти»), напоминающие в этом смысле героев «Каина» (1821) и «Неба и земли» (1822) Б. Несмотря на отсутствие буквальных совпадений, поэтов также сближает руссоистское противопоставление жестокости человека гармонич. щедрости природы. Байронич. мотивы легко прослеживаются в поэмах Л. о мстителе Аджи («Каллы»), о любви и смерти («Аул Бастунджи»), об участии героя в освободит. войне («Измаил-Бей»). Хотя образ Измаила во многом навеян Б. (ср.: «Измаил-Бей» и «Корсар» — «The corsair» Б.), поэма Л. представляет самостоят. интерес, т. к. осн. на оригинальном сюжете и отличается большей локальной и историч. точностью. Л. вносит в описание кавк. горцев новые оттенки. Близость к Б. проявляется и в поэмах «Хаджи Абрек», «Боярин Орша». Заимствуются не только отдельные ситуации из «Гяура» («The Giaour», 1813), «Паризины» (1816), «Осады Коринфа» («The siege of Corinth», 1816), напр. отступничество героя, его конфликт с об-вом из-за преступной страсти, но и экзотич. обстановка, напряженность чувств; как у Б. и его подражателей, стиль Л. отличается предельной экспрессивностью, эмоциональностью, ясно выражая авт. отношение к описываемому. В то же время в этих поэмах намечается преодоление байронизма, которое завершилось в «Мцыри», хотя и здесь повторяются характерные для поэм Б. исповедь героя-пленника, его стремление к свободе. Уже в «Боярине Орше» намечена историч. обстановка, с к-рой связаны судьбы персонажей; в этом Л. опирается на историзм В. Скотта и позднего Б. Вслед за Б. он соединяет образ разбойника-мстителя с темой нац.-освободит. борьбы; здесь сказывается также традиция декабрист. лит-ры в трактовке предводителей восставшего народа.

Дж. Г. Байрон. Гравюра У. Эдвардса с оригинала Т. Филлипса

Присущие Б. ненависть к политич. и нац. гнету, прославление революц. борьбы, противопоставление природы и естеств. чувств об-ву, разочарование в людях и сосредоточенность в себе отвечали потребностям внутр. развития Л., стимулировали его; в лирике Л. байронич. мотивы приобрели самостоят. звучание. Изображая страсть, раскрывающую личность лирич. героя, Л. следует ораторскому декламац. стилю Б. с его приверженностью к гиперболизации, абсолютам, антитезам, к афористичности и заострению мысли. Метрика стиха Л. близка метрике стиха Б., более свободного, чем русский. В соответствии с практикой англ. стихосложения Л. использует, напр., 5-стопные ямбы с одними мужскими рифмами и варианты трехдольных размеров, не свойственные рус. поэзии. В четырехстопном ямбе он допускает нек-рые отклонения от «правильности», напр. два безударных слога между ударными. После ученических прозаич. переводов 1830 (II, 241—46) — отрывка из стих. «Тьма» («Darkness», 1816), начала «Гяура», 1-й строфы «Беппо» (1818) и «Прощанья Наполеона» («Napoleon\'s farewell», 1815) — Л. переводит стих. «Прости» (1808), сохраняя его англ. название — «Farewell», а также начало баллады о черном монахе из «Дон Жуана» — «Баллада» («Берегись! берегись! над бургосским путем»), сокращая текст, но сохраняя его размер и стиль, и «Стихи, записанные в альбом на Мальте» («Lines written in an album at Malta», 1809); вольный их перевод стал 2-й строфой стих. «В альбом» («Нет! — я не требую внимания»). Более точный и совершенный перевод сделан в 1836 («Как одинокая гробница»). В 1831 Л. не переводит, а пишет самостоят. стихи на темы Б. Стих. «К Л.» и «Подражание Байрону» сокращены по сравнению с соответств. стих. Б. в три раза и не заключают ни одной строки, к-рая бы точно воспроизводила англ. текст. «Видение» Л. вдохновлено «Сном» («The dream», 1816); Л. включил его в драму «Странный человек» (сцена 4); «Ночь I», «Ночь II» и отрывок «Сон» («Я видел сон: прохладный гаснул день») напоминают «Сон» и «Тьму» Б. Однако стихи Л. дают новые, своеобразные вариации на темы Б. 1-я строфа стих. «Время сердцу быть в покое» воспроизводит начало стих. Б. «\'Tis time this heart should be unmoved» (1824), но далее перелагает стихи С. Колриджа. Стих. «Ах! ныне я не тот совсем» довольно близко следует 5-й строфе поэмы Б. «Мазепа» (1819). Влияние Б. ощущается также в стих. «Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор»), «К Л.» и «Когда к тебе молвы рассказ». К Б. восходят стихи Л., посв. Наполеону, но Л. дает свою трактовку его личности с т.з. русского нац. самосознания. Строки в стих. «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья»): «Я молод, но кипят на сердце звуки, / И Байрона достигнуть я б хотел», а также стих. «Нет, я не Байрон, я другой» говорят не только о том, как сам Л. осознавал значение англ. поэта для своего духовного развития, но и о его высоком сознании своей миссии как миссии национальной, обязывающей его искать собств. путь в лит-ре, отличный от пути Б. Хотя между стихами Л. и Б. мало полных соответствий, число отд. словесных совпадений в них велико. Так, строки Л. «Мой дом везде, где есть небесный свод» («Мой дом») и отрывок «Синие горы Кавказа» имеют параллели в «Чайлд Гарольде» (песнь III, строфы 13, 61). Крик, вырвавшийся из уст дочери боярина Орши (гл. I, стихи 239—245), вторит крику Паризины (строфа 18) и неизвестной в «Гяуре» (строфа 11). Богохульные речи Юрия Волина («Menschen und Leidenschaften») и Владимира Арбенина («Странный человек») сродни речам байроновского Каина. Строки «Стансов» «Too brief for our passion, too long for our peace Were those hours» повторены в стих. Л. «К Дурнову» («Довольно любил я, чтобы вечно грустить, / Для счастья же мало любил»; I, 269). Стих. Л. «Кавказ» восходит к руссоистскому вступлению к «Гяуру» с сожалением о прежде свободном крае, ныне оскверненном кровопролитиями, и к стих. Б. «Лох-на-Гар» (1807). Многочисленные словесные заимствования молодого Л. могут быть осмыслены только в контексте всей эволюции его творчества, его связи как с рус. лит. традицией, так и с европ. романтизмом вообще. Не всегда можно провести грань между воздействием на Л. самого Б. и воздействием общеромантич. тем и мотивов. Уже в раннем творчестве Л. прослеживается не просто влияние отд. произв. Б., но отношение Л. к его поэзии в целом. В характере филос. лирики Л. особенно проявляется влияние Б. и его «Каина» («Когда б в покорности незнанья», «Три ночи я провел без сна — в тоске»). Разделяя религ. и филос. сомнения Б., Л., однако, в большей степени и на иной лад стремится сформулировать определ. идеал высоконравств. личности и воспевает порывы духа у того, «кто в грудь втеснить желал бы всю природу, / Кто силится купить страданием своим / И гордою победой над земным / Божественной души безбрежную свободу» («Унылый колокола звон»). Л. нередко использует излюбленные формулы Б., напр. контрастные сближения ада и рая, земли и неба, блаженства и муки. Но он стремится избавиться от многословия англ. поэта, от характерных для него абстракций, ораторской пышности. В период зрелости Л., сохраняя живые связи с Б., творчески совершенно самостоятелен. В его стихотв. повестях абстрактный байронич. «антиевропеизм» соединяется с конкретным историко-этнографич. описанием Кавказа. Реальные бытовые подробности в «Мцыри» отличаются от вневременных описаний в «восточных» поэмах Б. Герой Л. преодолевает эгоистич. индивидуализм героев Б. и двусмысленность их нравств. позиций, но сохраняет смелость и жажду свободы. Прямое воздействие Б. проявляется здесь лишь в той мере, в какой повторяются в «Мцыри» вдохновленные Б. мотивы юношеской поэзии Л. Так, строфа 8 напоминает рассказ Селима («Абидосская невеста»), а жалоба Мцыри «На мне печать свою тюрьма / Оставила» — признание Боннивара («Шильонский узник»). В более сложной форме, чем в ранний период, проявилось влияние Б. в поздних редакциях поэмы «Демон», подсказанной также Дж. Мильтоном, А. де Виньи, Т. Муром. Л., однако, изображает существо не столько злое, сколько страдающее от неизбежности зла и невозможности вернуться к добру. Образ Демона м. б. отчасти навеян и образом самого Б. в стих. Ламартина «Человек. Лорду Байрону. Поэтические размышления» (1820), в к-ром Б. уподобляется Сатане. Тем не менее оригинальное лермонт. начало здесь гораздо существенней, чем круг ассоциаций, подсказанных англ. поэтом. Опыт Б.-сатирика учтен Л. в поэмах «Сашка» и «Сказка для детей». Вступит. строфы к «Сашке», рассказ о воспитании героя, отступления, иронич. замечания в скобках, пародии на романтич. штампы, снижение образов и лексики, приближение их к разг. речи, а стиха и ритма — к синтаксису прозы, комич. использование цитат имеют параллели в «Дон Жуане» и «Беппо». Как Б. и Пушкин, Л. сочетает гражданств. и лирич., патетич. и комич. элементы. «Герой нашего времени», открывший новый период в истории русского и мирового романа, сохраняет преемственную связь как с произв. франц. романистов, так и с письмами и дневниками Б., опубл. Муром в 1830. Л. трижды ссылается на них в автобиографических заметках. Рядом с заглавием стих. «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья») он пометил: «Прочитав жизнь Байрона (<написанную> Муром)» (I, 407). По мнению А. Глассе, о внимательном чтении этой книги говорят и многие ранние стихи Л. Образ Б., отразившийся в прозе Л., — образ сложный и противоречивый, в к-ром бурные страсти соединяются с рационалистич. анализом и самоанализом, активность с фатализмом, аристократизм с демократич. убеждениями. Этот образ близок Печорину, особенно как автору «Журнала». Стилистически прозу и Б., и Л. отличают философичность, подчеркивание алогизма внутр. жизни, афористичность, прозаич. детали, насмешки над поэтич. клише и чередование конкретных фактов с обобщающими сентенциями, а субъективно-лирич. повествования с объективно-ироническим. Но различие между Б. и Л. значительнее, чем черты сходства. В «Письмах и дневниках» Б. автор и герой совпадают; Печорин же как автор «Журнала» — персонаж Л., созданный не только самонаблюдением, но и вымыслом. Дневники и письма Б. предельно субъективны и не выходят за рамки исповеди и автопортрета, Л. же создает и обобщающий образ целого поколения, и реалистич. психол. роман, в к-ром лирич. начало подчинено объективному. К такому роману стремился и Б. в «Дон Жуане», но внутр. развитие Жуана скорее констатируется, чем раскрывается. Между тем Л., опираясь на Пушкина, рисует сложный образ, несущий в себе несовершенства и противоречия действительности. Новаторство Л. по сравнению с Б. особенно ясно в лирике 1836—41, хотя он снова и более точно, чем в первый период, переводит стих. из «Еврейских мелодий» Б. «Душа моя мрачна» («My soul is dark»), пишет стих. «Умирающий гладиатор», развивая мотивы 140—141-й строф IV песни «Чайлд Гарольда», хотя и в его оригинальных стихах можно уловить отзвуки стихов англ. поэта. Эти переклички, по-видимому, бессознательные, говорят лишь об общем значении байронизма как явления рус. культуры и о силе воздействия Б. на Л. даже в годы зрелости. Но его поэзия 1836—41 больше соотнесена с конкретными психол. ситуациями; большую роль играют в ней жанр сюжетного или символич. пейзажа, образы природы. Лирика Л. более точно индивидуализирована и психологически мотивирована; она яснее определена исторически и свободна от свойственных Б. социальных и моральных предрассудков. В языке лирики Б. ощутимо влияние языка классицистич. поэзии и филос. рационализма 18 в.; для Л. же классицизм — пройденный этап лит. развития, и язык его отличается большей краткостью, простотой и близостью к повседневной речи. Через любомудров Л. познакомился с учением Шеллинга, с послебайроновской и тем более с послепросветительской стадией философии и соответственно с иной стадией нравственной и худож. культуры. Чувства лирич. героя Б. всегда окружены поэтич. и трагич. ассоциациями, к-рым соответствует возвышенность фразеологии, синтаксич. сложность, обилие персонификаций и уподоблений. У Л. чувства и речь проще, будничнее, даже в трагич. ситуациях. Спокойный рассказ о битве у Валерика — такое же новое слово о войне, каким до Л. были патетич. песни «Дон Жуана» (VII—VIII). Передавая слово простому солдату, армейскому офицеру, Л. достигает объективности и высшей простоты, до конца недоступной Б. Народность, психологическая и социальная конкретность зрелой лирики Л., свобода от классицистич. штампов и поэтизмов говорят о преодолении байронизма. Соч.: Letters and journals, with notices of his life, by Th. Moore, v. 1—4, P., 1831.

Лит.: Галахов, с. 277—88, 306—09, 595—96, 600—03; Висковатый, с. 154—66; Стороженко Н., Влияние Байрона на европ. лит-ры, в его кн.: Из области лит-ры, М., 1902, с. 185—86; Спасович (1); Веселовский А., Этюды о байронизме, в его кн.: Этюды и характеристики, т. 1, 4 изд., М., 1912, с. 517, 539—56; его же, Зап. влияние в новой рус. лит-ре, 5 изд., М., 1916, с. 183—89; Дюшен (2), с. 51—110; Розанов М. Н., с. 343—84; Шувалов (1), с. 299—301; Дашкевич (1), с. 432—34, 457—63, 470—72, 484—85; Родзевич (3), с. 33—49; Эйхенбаум (3), с. 27—34, 37—40, 46—52, 57, 60, 64, 84, 93, 103, 119—23; Эйхенбаум (12), с. 49—54; Жирмунский В., Байрон и Пушкин, Л., 1978, с. 110, 231, 290, 342; Гроссман Л. П., Рус. байронисты, в сб.: Байрон, М. — Л., 1924, с. 72—75; Бродский Н., Байрон в рус. лит-ре, «ЛК», 1938, № 4, с. 114—142; Гинзбург (1), с. 30—31, 35—42, 106—14, 118—19; Томашевский, с. 496—99; Федоров (1), с. 147—58, 174, 183—90, 211—20; Федоров (2), с. 246—64, 312—35; Нольман, с. 466—515; Дурылин (5), с. 170—72; Черный К., Л. и Байрон, в кн.: М. Ю. Л., 1841—1941, Пятигорск, 1941, с. 47—74; Дьяконова, с. 115—25; Финкель А., Л. и др. переводчики «Еврейской мелодии» Байрона, в кн.: Мастерство перевода, 1969, сб. 6, М., 1970, с. 192—200; Глассе А., с. 92—99, 104—05; Duchesne (1), p. 244—88; Simmons E. J., English literature and culture in Russia (1553—1840), Camb. (Mass.), 1935, p. 296—305; Entwistle W. J., The Byronism of Lermontov\'s «A hero of our times», «Comparative literature», 1949, v. l, p. 140—46; Shaw J. Th., Byron, the Byronic tradition ot the romantic verse in Russian and Lermontov\'s «Mtsyri», «Indiana Slavic studies», v. l, Bloomington, 1956, p. 165—90; Mersereau G., Mikhail Lermontov, Carbondale, 1962, p. 27—33, 37, 40, 48—49, 66, 93, 148; Zaorski J., Legenda Napoleońska w twórczości Lermontowa, «Zeszyty naukowe Uniwersytetu Lódzkiego», 1969, zes. 64, S. 33—41.