Ахмадулина Белла Ахатовна

АХМАД́́УЛИНА Белла Ахатовна (р. 1937), рус. сов. поэтесса. В своем творчестве часто обращается к образу Л., трагич. судьба к-рого переживается ею как «сегодняшняя», острая, не ослабляемая временем утрата; отсюда один из ведущих мотивов стихов о Л. — стремление «спасти», отстоять поэта от «пустой и совершенной свободы» смерти силой внутр. памяти и «зрения». Посв. Л. стихи — «Дуэль», «Лермонтов и дитя», «Глубокий нежный сад, впадающий в Оку» — это не воспоминание-дань великому поэту: лермонт. тема всегда включена у А. в собственную духовную ситуацию и соотносится с личностью поэта. Проникая в суть лермонт. мировосприятия, А. воссоздает образ Л. — «высочайшего юноши вселенной» — в стих. «Тоска по Лермонтову». Значительно дополняет и уточняет восприятие А. личности Л. ее эссе «Пушкин. Лермонтов» (1965) и новелла «Лермонтов. Из архива семейства Р.» (1973), в к-рой А. обращается к обстоятельствам гибели поэта. Новелла эта, основанная на документ. материалах, содержит и элементы фантастики, но границы между худож. вымыслом и биографически достоверными сведениями в ней не смешиваются. С психол. проницательностью рисует А. участников последней дуэли Л. — «внятного» и деловитого в своих объяснениях кн. А.И.Васильчикова и равнодушно-великолепного А.А.Столыпина (Монго). (Стих. «Лермонтов и дитя» можно рассматривать как поэтич. комментарий к новелле: «В тот день потупил взор невозмутимый Монго / Пред пристальным моим волшебным фонарем»). На основании незавершенной исповеди Н.С.Мартынова, мемуаров лермонт. поры А. стремится выявить те внутр. механизмы, к-рые привели к трагич. развязке, воссоздает облик убийцы Л., не умеющего «отличать самолюбия от чувства чести, отчего площадь его уязвимости была искушающе огромной и требовала неусыпной придирчивой охраны» (сб. «Сны о Грузии», Тб., 1977, с. 482). Образ самого Л. дан через восприятие Мартынова, при этом А. акцентирует не столько неприязнь, сколько его тупое недоумение перед личностью поэта. В повествование введена и полемич. переписка с воображаемым противником авт. отношения к Л., два письма А. к П.Г.Антокольскому и его ответы на них, отд. главка о бабушке поэта Е.А.Арсеньевой, к-рая «одна дала Лермонтову всю любовь». В эссе «Пушкин. Лермонтов» А. высказала свое понимание последних четырех лет жизни поэта как «мгновенного подвига многолетнего возмужания»; именно в эти четыре года «он бросается, чтобы прожить целую жизнь», подобно путнику в балладе «Тамара». И Л., по мнению А., «удалось совершить этот смертельно-выгодный для него обмен: две жизни в плену — «за одну, но только полную тревог»» (там же, с. 472—73). С лермонт. темой в творчестве А. связана миниатюра в прозе «Воспоминание о Грузии» (1965) и цикл стихов 1965—67 «Сны о Грузии». Поэтич. восприятие Грузии в известной мере обусловлено у А. биогр. близостью Л. к Кавказу и худож. преломлением кавк. темы в его поэзии и прозе. Традиции лермонт. поэзии, улавливаемые то в самой напряженности внутр. конфликта, то в развитии лермонт. мотивов одиночества, свободы, недостижимости «забвенья и блаженства», обреченности на страдание и желательности его, несомненно присутствуют в поэзии А., хотя все они преломлены через рус. поэтич. культуру 19 — нач. 20 вв., особенно поэзию А.А.Блока, М.И.Цветаевой. Соч.: Пушкин. Лермонтов, «Лит. Грузия», 1965, № 7; Уроки музыки, М., 1969; Лермонтов. Из архива семейства Р., «Смена», 1973, № 8—9; Стихи, М., 1975; Метель, М., 1977.

Лит.: Антокольский, с. 249—50, 252—53; Голованова (3), с. 182; Чупринин С., Способ совести, «ЛО», 1978, № 10, с. 50—51.