Декабристы

ДЕКАБР́́ИСТЫ, рус. революционеры, деятели дворянского этапа революц. движения в России. В годы становления личности Л. декабризм как полит. движение ушел в прошлое, но как идеология он оставался реальным фактором воздействия на формирование полит. взглядов молодых людей. В окружении Л.-ребенка были люди, непосредственно связанные с Д. Родной брат его бабушки А. А. Столыпин был известен своим оппозиц. отношением к реакц. политике Александра I; Д. считали его своим единомышленником и в случае успеха восстания прочили в состав временного пр-ва. После смерти Столыпина К. Ф. Рылеев обратился к его вдове В. Н. Столыпиной (см. Столыпины) со стихотв. посланием, к-рое, без сомнения, было известно в Тарханах: Е. А. Арсеньеву связывали с адресатом самые дружеские отношения. Был связан с декабристскими кругами и др. брат Арсеньевой — Д. А. Столыпин. Троюродные братья отца поэта — Д. Н. и М. Н. Лермонтовы, офицеры Гвард. флотского экипажа, оказались причастными к событиям 14 дек. 1825. Первый из них, служивший на одном корабле с М. А. Бестужевым и А. П. Беляевым, вышел на Сенатскую площадь и только благодаря случайности отделался легким наказанием. Декабрьские события 1825 затронули и пензенское дворянство в целом: в ходе следствия были арестованы 11 выходцев из этой губ., в т.ч. трое (бр. Беляевы и И. И. Горсткин) — из Чембарского у. Разговоры о восстании велись и среди крестьян, с к-рыми общался маленький Л.; манифест Николая I по предписанию духовных властей читался в тарханской церкви и оживленно обсуждался. Юношеские годы Л. прошли в Москве, где оппозиц. настроения после 1825 были особенно сильны. В Пансионе в свое время учились многие Д., в т.ч. П. Г. Каховский. Воспитанники зачитывались стихами К. Ф. Рылеева и др. Настроения, определявшиеся их влиянием, еще сильнее были в Моск. ун-те: дела А.И. Полежаева (1826), бр. Критских (1827), о к-рых хорошо помнили в ун-те, а в годы пребывания там Л. — дело Н. П. Сунгурова (1831). С участником сунгуровского кружка Я.И. Костенецким Л. был знаком. Личное знакомство Л. с Д. произошло в 1837, на Кавказе. К нач. окт. 1837 относится (предположительно) знакомство Л. с А.И. Одоевским, в том же году он познакомился с В.М. Голицыным и С.И. Кривцовым. В годы второй ссылки круг связей Л. со ссыльными Д. расширился: в 1840 он (предположительно) познакомился с А.И. Вегелиным; был в дружеских отношениях с М.А. Назимовым и особенно с В.Н. Лихаревым, убитым в сражении при р. Валерик на глазах Л. С Н.И. Лорером близких отношений у Л. не установилось, но именно он с наибольшей обстоятельностью рассказывал о пребывании Л. на Кавказе. Вероятно также знакомство поэта с бр. А. П. и П. П. Беляевыми; в 1840 они посещали дом И.А. Вревского в Ставрополе, где часто бывал Л. Отношения Л. с сосланными на Кавказ Д. были достаточно сложными. «Сознаюсь, мы плохо друг друга понимали, — свидетельствовал Назимов. —...Над некоторыми распоряжениями правительства, коим мы от души сочувствовали и о коих мы мечтали в нашей несчастной молодости, он глумился. Статьи журналов, особенно критические, которые являлись будто наследием лучших умов Европы и заживо задевали нас и вызывали восторги, что в России можно так писать, не возбуждали в нем удивления» (Соч. под ред. Висковатого, VI, 303—04). Представитель поколения, сформированного последекабрьской действительностью, Л. в конце 30-х — нач. 40-х гг. был в самом деле б́́ольшим «реалистом», чем Д. Николаевскую Россию он знал лучше своих собеседников и потому скептически относился к реформаторской деятельности пр-ва. Его мятежной натуре было чуждо всякое примирение с жизнью, ставшее к тому времени в декабристской среде уделом не только Назимова. Творчески Л. также перерос Д. Безусловно влияние их поэзии на раннего Л. Свободолюбие и гневное отрицание тирании стали пафосом его творчества, в его стихах возникли излюбленные декабрист. темы и образы. Стихи памяти павшего воина или гражданина (напр., финал рылеевского «Волынского», стихи поэтов-декабристов на смерть Дж. Байрона) нашли у Л. своеобразное отражение в «Могиле бойца». В центре «Баллады» («В избушке позднею порою») — образ женщины-гражданки, растящей сына-мстителя; напрашивается параллель с «Рогнедой» Рылеева. Герой «Песни барда» напоминает рылеевского Баяна. Стих. «Наполеон» и «Могила бойца» Л. дает подзаголовок: «Дума». У Л. немало и прямых реминисценций из Рылеева. Следы влияния своей поэзии в творчестве Л. усмотрел В. К. Кюхельбекер; произв. Л. получили одобрит. оценку в его дневниковых записях (особенно высоко оценил он «Героя...» и «Маскарад»). Цикл «провиденциальных» стихов Л. образно и стилистически близок стихам Кюхельбекера с их мотивами отверженности и изгнанничества. В ранней лирике Л. ощутимо влияние декабристской поэтики. Так, выражение свободолюбивых идеалов, восходящих в обществ. сознании к Д., опиралось на распространенный в их поэзии принцип слов-сигналов (особенно характерный для гражд. лирики). Каждое из подобных слов вызывало широкий ряд аллюзий и ассоциаций. Так, стих. «30 июля. — (Париж) 1830 года», посв. парижскому восстанию, приобрело широкий обществ. смысл, т. к. опиралось на слова-сигналы «народ», «вольность», «сограждане», «тиран», «венец», — они сочетались с политически нейтральной, но стилистически возвышенной лексикой. В стих. «Жалобы турка» тема гнева с опорой на слова «рабство» и «цепи» рассчитана на ассоциативное мышление читателя. В поздней лирике Л. воздействие поэзии Д. заметно в цикле стихов о заточенном в темницу узнике («Сосед», «Соседка», «Узник»). Знакомство с декабристской лит-рой в известной степени отразилось и в прозе Л. Возможна параллель между духовно опустошенным мизантропом Ижорским (у Кюхельбекера), с одной стороны, и Печориным — с другой, при том, что замысел Л. раскрыть характер «героя времени» был глубже, а его худож. воплощение — совершеннее. Одним из лит. учителей молодого Л. был А. А. Бестужев-Марлинский. Воздействие его стиля, а иногда и прямые реминисценции находим не только в стихах и поэмах Л., но и в романе «Вадим». Однако зрелый Л. выходит из-под влияния романтически-экспрессивной манеры Марлинского. Особенно ощутима связь Л. с декабристской лит. традицией в произв. на историч. тему, прежде всего в стихах о древнем Новгороде как символе свободы. Интерес поэта к нац. истории развивался в русле идейно-худож. исканий Рылеева, А. Бестужева, Кюхельбекера. В стих. Л. «Новгород» и «Приветствую тебя, воинственных славян» в соответствии с декабрист. традицией проводится мысль о том, что в древнерус. патриотизме — истоки совр. вольнолюбия. Не исключено, что «Новгород» непосредственно обращен к участникам декабрьского восстания. Вершина воплощения новгородской темы у Л. — поэма «Последний сын вольности». Самое противопоставление тираноборца Вадима и угнетателя Рурика выдержано в духе резко отрицат. отношения Д. к версии о варягах, как зачинателях рус. гос-ва. Трагичность завершающей сцены гибели Вадима от руки Рурика, мысль об одиночестве героя и неизбежности его гибели — все это отразило скептицизм по отношению к перспективам «борьбы свободы с самовластьем» после 1825. Нек-рые эпизоды поэмы по содержанию близки рылеевским текстам. Характер соотнесения истории и настоящего в поэме носит следы декабристского влияния: в героич. прошлом потомки должны искать пример гражд. поведения, черпать мужество для борьбы (ср. предисл. Рылеева к «Думам», критич. работы А. Бестужева). В поэме отразилось также декабрист. понимание Л. миссии поэта. Бард Ингелот поет «о родине святой» и «о милой вольности». Это — главная цель поэзии, провозглашенная деятелями тайных об-в. Воздействие декабристской социально-этич. проблематики и эстетики обнаруживается не только в «новгородских» стихах, но и в набросках поэмы об Олеге, драм о Владимире и Мстиславе. Черты декабристского подхода к проблеме «прошлое и современность» отмечены в научной лит-ре и применительно к кавк. поэмам Л. (в т.ч. «Беглец» и «Мцыри»). Разрабатывая темы рус. истории, Л. пошел дальше писателей-Д. В определении истинного характера противоречий между личностью и об-вом он овладел тем, что было сделано Д. и А. С. Пушкиным, и во многом пошел дальше. В «Последнем сыне вольности» уже нет абсолютизации политич. линии сюжета (что было обязательным для «Войнаровского» или «Аргивян»). Возрастает роль пейзажных и этнографич. описаний в качестве необходимого элемента характеристики героя. Язык поэмы, сохраняя признаки декабристской стилистич. системы, все же не так близок к ней, как к будущей поэме «Мцыри». С незнакомой Д. глубиной и многосторонностью Л. рассматривает проблему свободы человека во всех ее аспектах, а не только как свободы политической. Шаг вперед по сравнению с Д. сделал он и в стремлении сочетать идеи патриотизма с народностью, глубже постичь нар. жизнь. Л. был достойным преемником наследия Д., но созданное им уже принадлежало новому этапу развития рус. лит-ры.

Лит.: Кюхельбекер В. К., Дневник, Л., 1929, с. 219, 235, 271, 291; Сатин, в кн.: Воспоминания; Лорер, там же; Мануйлов (1), с. 103—36; Морозова, с. 617—32; Нейман (3), с. 31—61; Ефимова М. (1), с. 126—71; Семенов (7), с. 99—115; Попов А. В., Л. в первой ссылке, Ставрополь, 1949, с. 84—94; Похвиснев Г., Вырыпаев П., Пензенская действительность и декабрист. настроения М. Ю. Л., «Земля родная», Пенза, 1952, № 8, с. 131—38; Андроников (8), с. 98—103; Гиреев, Недумов, с. 507—14; Заславский И. Я., К вопросу о декабрист. традиции в творчестве Л., «Вісник Киïв. ун-ту. Серія філологіï та журналістики», 1959, № 2, в. 2, с. 17—24; Титов (2), с. 13—31; Вацуро (2), с. 341—63; Иванова Т., Л. на Кавказе, М., 1968, с. 69—78, 80—86, 120—29, 168—75; Недумов, с. 113—15, 189—200.