"Благодарность"

«БЛАГОДАРНОСТЬ», стих. позднего Л. (1840), в к-ром в афористич. форме с особой силой поэтич. экспрессии подводится итог отношений поэта с «непринявшим» его миром. Мотивы, нашедшие выражение в стих., восходят к ранней романтич. лирике, по-новому освещают тему богоборчества (см. Богоборческие мотивы), завершая ее в творчестве Л., и смыкаются как со стихотворными («Гляжу на будущность с боязнью», «Дума», «Как часто...», «Демон» и др.), так и с прозаич. произв. («Герой нашего времени»). Обобщающий смысл стих. отчетливо проясняется при сопоставлении со стих. 1830 «Благодарю!»: если раннее «передает горькую иронию поэта над своими обманутыми надеждами в любви, то ирония второго перерастает в безрадостный итог всей жизни» [Удодов (2), с. 169], что придает стих. программное значение и делает его одним из самых характерных лирич. изъявлений жизненной позиции Л. Трагич. чувство одиночества в мире и разлад с враждебной действительностью выливаются в дерзко-иронич. вызов богу, основавшему несовершенный и парадоксальный мир. Обобщенности стих. способствует укрупнение масштаба лирич. «Я», вступающего в непосредств. контакт с высшей духовной силой. «Ты» (бог) и «Я» (поэт) — два противостоящих друг другу, но равновеликих и могучих духа. Троекратное употребление выражения «за все», анафорич. архитектоника стих. также оттеняют абсолютный пафос отрицания, не ограничивающийся перечислением личных страданий, а простирающийся до отказа от жизни. Интимная форма обращения, предполагающая искренность и неподдельность благодарности, оборачивается страстными обвинениями, приоткрывающими силу внутр. переживаний лирич. героя; их подлинность и филос. глубина создаются нагнетанием ораторских формул, взаимопереходом интимно-прозаич. и патетич. интонаций. Стих. отражает общую эволюцию стиля Л., связанную с отказом от романтич. гиперболизации. Худож. эффект достигается иронич. переосмыслением благодарности, выражаемой не за радости жизни, а за испытанные в ней страдания. Парадоксальность ситуации находит поддержку в употреблении оксюморонных, внутренне противоречивых словосочетаний («отрава поцелуя», «клевета друзей»), к-рые, составив сложные оппозиционные пары («горечь слез» — «отрава поцелуя», «месть врагов» — «клевета друзей») неожиданно оказываются уравновешенными в смысловом отношении и близкими по экспрессивной окраске. Ирония обнажена и в концовке стих., звучащей как афоризм и противоположной по смыслу началу стих. В этом трагич. итоге заключено бескомпромиссное и полное скорбной насмешки отрицание всего мироустройства, прощание с «пустыней» жизни, где был напрасно растрачен «жар души». В лермонтоведении «Благодарность» связывают с «Молитвой» («Благодарю, творец, за все благодарю») В. И. Красова, считая стих. Л. иронич. переосмыслением идеи прославления созданного богом мира (Б. Я. Бухштаб). В таком случае слово «тебя» не могло по цензурным причинам быть напечатано с заглавной буквы («Тебя»), как оно написано в автографе. Однако были попытки толковать стих. Л. не как обращение к богу, а как «письмо к женщине, отвергнувшей его любовь и заставившей его страдать» (Архипов, 91—92). Эта т.з. лишает стих. той степени отрицания и обобщенности, какая типична для зрелого Л., выдвигавшего в качестве источника зла не реальное лицо, а весь миропорядок, устроенный богом. Помимо «Молитвы» Красова, стих. Л. соотносят также с окончанием шестой главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина (Д. Благой), в к-ром выдержана форма благодарности прошедшей юности с анафорич. зачинами («за грусть», «за шум», «за все, за все твои дары»). Но если Пушкин, несмотря на иронич. интонацию, благодарит за действительные дары («благодарю за наслажденья») «легкой юности» (в их числе оказываются и «милые мученья»), встречая новый этап жизни, то Л. заканчивает стих. «мрачно-иронической просьбой о смерти». Стих. положили на музыку: А. Е. Варламов, Н. Д. Дмитриев, Б. Н. Голицын, С. И. Зилоти, Б. А. Михайловский, И. А. Сац, Ю. М. Александров и др. Автограф — ИРЛИ, тетр. XV; воспроизведен: П. Е. Щеголев, Книга о Л., в. 2, 1929, с. 73. Впервые — «ОЗ», 1840, т. 10, № 6, отд. III, стр. 290. Датируется по «Стихотворениям» Л. (1840), где помещено с указанием даты. Эйхенбаум (5) предположительно уточнил время написания — конец апр. — нач. мая 1840 (т. 2, с. 218).

Лит.: Мануйлов (10), с. 129, 133, 138, 141; Семинарий, с. 13, 23, 241, 243, 289, 352, 386; Белинский, т. 4, с. 532; Чернышевский, т. 4, с. 649; Здобнов, с. 259; Благой (1), с. 414—15; Асмус (1), с. 117; Розанов И. (3), с. 126—127; Пейсахович (1), с. 468; Григорьян (1), с. 284—285; Бухштаб, с. 406—09; Архипов, с. 91—92; Удодов (2), с. 169, 188, 200; Коровин (4), с. 26—27; Коровин (5), с. 14—15.