"Узник"

«УЗНИК», стих. Л. (1837), относящееся к условно выделяемому в его зрелой лирике «тюремному циклу» (см. Циклы). По свидетельству А. П. Шан-Гирея, "Узник" записан на клочке оберточной бумаги в то время, когда Л. находился под арестом за стих. "Смерть поэта" (см. в кн.: Воспоминания). Символич. мотив темницы и заточения в типичной для романтизма руссоистско-байронич. окраске проходит через все раннее творчество Л. и получает завершение в «Мцыри». Так трактуется тема порыва к воле и в стих. «Желанье» («Отворите мне темницу», 1832), первые строки к-рого стали зачином «Узника». Через «Желанье» стих. тесно связано с юношеской лирикой Л. — самый размер, четырехстопный хорей, до 1837 постоянно использовался Л. в стихах песенного и балладного типа. Однако в др. отношениях «Узник» знаменует обозначившийся в 1837 резкий перелом в лирич. творчестве Л. Мотив неволи, отчасти утративший абстрактную широту и философичность («образованности цепи и вериги бытия»), превращается в житейски-общезначимую «арестантскую» тему. Переживание тюремной тоски выводится за пределы уединенной душевной жизни героич. индивидуальности и включено в атмосферу народно-бытовой вольницы. Л., не стремясь к стилизации, уловил тон и приемы нар. поэзии: риторич. просьба об освобождении, сожаление о жизни, текущей своим чередом на воле, жалоба на нынешнее положение — композиция, органичная для нар. песен этой тематики. Свободное проникновение в нар. первоисточники здесь близко к пушкинскому (что было отмечено еще С. П. Шевыревым); возможно, пушкинский «Конь» из «Песен западных славян» дал импульс к переработке условно-романтич. «Желанья» в стих. иного внутр. строя. (Др. лит. источник «Узника», как показано В. Вацуро, — стих. Н. М. Языкова «Конь».) Вместе с тем фольклорная обобщенность 1—2-й строф сопряжена с психологич. и бытовой конкретностью 3-й строфы, как бы переключающей песню в лирич. новеллу (вместо эпитетов, близких к «постоянным», — прозаически точные, богатые сложными оттенками определения: «голые стены», «умирающий огонь» лампады, «звучномерные шаги» «безответного часового»). В стих. сформировалось новое лирич. «Я», позволяющее поэту слить остроту личного самоощущения с демократич. анонимностью песенного персонажа — поверх интеллектуальных и культурно-сословных перегородок. Отд. части и строки «Узника» долго бытовали в нар.-песенном обиходе, влились в тюремный фольклор. Стих. иллюстрировали: М. А. Врубель, С. В. Иванов, В. И. Комаров и др. Положили на музыку А. В. Богатырев, П. П. Булахов и др. Автограф (черновой без названия) — ГИМ, ф. 445, № 227а (тетр. Чертковской б-ки). Копия — ИРЛИ, тетр. XV. Впервые — «Одесский альманах на 1840», О., 1839, с. 567—68.

Лит.: Дурылин (3), с. 33—37; Виноградов В. В., Язык Л., в его кн.: Очерки по истории рус. лит. языка XVII—XIX вв., 2 изд., М., 1938, с. 269—300; Виноградов Г., Произв. Л. в нар.-поэтич. обиходе, ЛН, т. 43—44, с. 368—72; Мордовченко, с. 757—58; Максимов (2), с. 157 [ср. Максимов (1), с. 208—09]; Эйхенбаум (12), с. 76; Иконников (2), с. 53—54; Пейсахович (1), с. 472, 479—80; Архипов, с. 157—58; Островская Н., Первая публикация, «Радуга» (Киев), 1965, № 12, с. 168—69; Рубанович А. Л., Гуманизм Л., в сб.: Проблемы мировоззрения и мастерства М. Ю. Л., Иркутск, 1973, с. 40—42; Коровин (4), с. 74; Удодов (2), с. 79; Чичерин (1), с. 417; Велчев В., Въздействието на руската класическа литература за формиране и развитие на българската литература през XIX век, София, 1958, с. 51—52; Вацуро (5), с. 225.