Толстой Лев Николаевич

ТОЛСТ́́ОЙ Лев Николаевич (1828—1910), рус. писатель. Дневники, письма, записанные современниками беседы Т. содержат многочисл. суждения о Л. Первое знакомство Т. с Л. — непосредств. юношеское восприятие его произв. («Хаджи Абрек», «Измаил-Бей», «Герой нашего времени»). «Тамань» попадает в составленный Т. список книг, к-рые произвели на него «очень большое» впечатление в юности. С нач. 50-х гг. определяется устойчивый интерес Т. к Л., к осмыслению его творчества; читая и перечитывая произв. Л. (в т.ч. «Героя...»), он отмечает, что после прочтения «Маскарада» (запись 1854) «начинает понимать драму вообще»; находит «весьма хорошим» начало «Измаил-Бея»; высоко оценивает «Умирающего гладиатора»: «эта предсмертная мечта о доме удивительно хороша» (т. 47, с. 9—13). В дальнейшем худож. наследие Л. оценивается Т. как важный этап в развитии рус. лит-ры. В письме к Н. Н. Страхову от 3 марта 1872 Т., графически изображая процесс развития рус. лит-ры от Н. М. Карамзина в виде параболы, замечает: «Последняя волна поэтическая — парабола была при Пушкине на высшей точке, потом Лермонтов, Гоголь, мы, грешные, и ушла под землю. Другая линия пошла в изучение народа и выплывет, бог даст, а Пушкинский период умер совсем, сошел на нет» (т. 61, с. 274—75). «Истинный», «серьезный», «нравственный», «ищущий», «власть имеющий», «религиозный» — таковы встречающиеся у Т. определения таланта Л. Тремя «одинаково большими» поэтами Т. называет А. С. Пушкина, Л. и Ф. И. Тютчева. В письме к Л. Е. Оболенскому от 14 апр. 1889 Т. рекомендовал для публикации в «Русском богатстве» «весьма замечательную» статью О. П. Герасимова «Очерк внутренней жизни Лермонтова по его произведениям», к-рая «показывает в Лермонтове самые высокие нравственные требования, лежащие под скрывающим их напущенным байронизмом» (т. 64, с. 246). Ту же характеристику Л. сам Т. дал в беседе с А. Б. Гольденвейзером: «Вот в ком было это вечное, сильное искание истины! У Пушкина нет этой нравственной значительности...» (Гольденвейзер, с. 68). Деля писателей на «литераторов» (профессионалов) и «не литераторов», занятых в первую очередь нравств. и общемировоззренч. проблемами, Т. зачисляет во вторую группу только себя и Л.; в первую попадают Пушкин, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров (см. Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, т. 1, 1955, с. 236). Одну из гл. особенностей Л.-художника Т. видел в его способности «проникать в сущность явлений и давать высшую для своего времени точку миропонимания» (П. А. Сергеенко). Сожалея, что эта черта таланта Л. не смогла полностью раскрыться, Т. говорил Г. А. Русанову в авг. 1883: «Вот кого жаль, что рано так умер! Какие силы были у этого человека! Что бы сделать он мог! Он начал сразу как власть имеющий». Роман «Герой...» Т. считал «совершенным» в худож. отношении. 20 окт. 1909 он говорил С. Н. Дурылину о «Тамани»: «В повести нет ни одного лишнего слова. Ничего, ни одной запятой нельзя ни убавить, ни прибавить. Так еще писал только Пушкин». Творчество Л. становится для него эталоном при оценке совр. поэтов (К. Д. Бальмонта и др.), к-рых Т. готов признать, если они «докажут, что умеют писать не хуже Лермонтова». Т. считал произв. Л. доступными народу. В его пометках на книге А. Попова «Пособие для изучения образцов рус. лит-ры», изданной для нар. чтения, выделены «Пророк», «Когда волнуется желтеющая нива», «Парус», «Три пальмы». В изд-ве «Посредник», в делах к-рого Т. принимал ближайшее участие, сб. ««Ангел» и другие стихотворения М. Ю. Лермонтова» издавался в 1888, 1898, 1903, 1910; и все 4 изд. включали, помимо перечисл. выше, 19 стих.: «Листок», «Тучи», «Выхожу один я на дорогу», «Оправдание», «Дума», «Утес», «Сосед», «Молитва» («В минуту жизни трудную») и др. Общность социальной и этич. проблематики у Л. и Т., отмеченная самим Т., в значит. мере обусловила и соотносимость их творч. методов, где обнаруживаются не только точки соприкосновения, но и существ. отличия (см. Русская литература 19 века). Уже Н. Г. Чернышевский указывал на Л. как на непосредств. предшественника толстовского психологизма. Л. первым сосредоточил внимание на изображении «истории души человеческой»; при этом психологич. анализ Л. (как и самоанализ его героя) обладает логической стройностью и четкостью, стремлением объяснить внутр. мир героя, побудительные мотивы его действия. Психологизм же Т., обратившегося к изображению «самого психического процесса, его форм, его законов» (Чернышевский, т. 3, с. 422) воспроизводит непосредств. реальность протекания психич. жизни; вникание в движение «бесконечно малых», едва уловимых, подробностей обусловило внешнюю непоследовательность внутр. монологов толстовских героев — как гл. средства раскрытия «диалектики души». По-видимому, можно говорить о типологич. близости психологизма Л. и Т. в связи с обращением обоих писателей к драматургич. формам, в к-рых внутр. конфликт реализуется в столкновении характеров. Преемственная связь Т. и Л. сказывается и в близости нек-рых сюжетов и образов. В «Записках о Кавказе» (1852) Т. писал, что в юности он с «восторгом» и «наслаждением» читал «Кавказские сочинения Лермонтова» (т. 3, с. 215). В ранних произв. Т. воздействие Л. обнаруживается не только в тематич. плане (кавк. мотивы), но и в изображении типов людей, близких героям Л. (Капитан Хлопов — Максим Максимыч, Розенкранц — Грушницкий, Оленин — Печорин и т.д.), местами — в стилевой «декламационной» приподнятости: для «Казаков», отмечает Эйхенбаум (12), «чтение стихов, и особенно Лермонтова, не прошло даром» (с. 170—72). Вместе с тем отношение Т. к творчеству Л. в целом не м. б. понято без учета отношения Т. к романтизму. Подчеркнуто антиромантич. позиция Т. с его сниженной, вплоть до пародирования, трактовкой героя романтич. типа (ср., напр., образ Наполеона в творчестве Л. и Т.) закономерно предопределила неприятие существ. сторон лермонт. творч. системы. Уже в 50-е гг. Т. начинает противопоставлять своих героев героям Л., последовательно «вытравляя» из них романтич. черты, «напущенный байронизм» и особенно черты эгоцентрич. демонизма. Т. с его стремлением найти для героя выход из внутр. разлада и конфликта с окружающей средой, требующему от своих «сложных», с развитым самосознанием, героев не только скептич. отрицания среды, но и выработки положит. программы социального поведения, всегда оставляющему для них возможность проявления «естественного» начала в человеке, позиция «гордой вражды» с небом и миром не могла представляться «правдой». Отсюда полемически резкое неприятие Т. поэмы «Демон», в к-рой он находил неестественное, гиперболич. изображение страстей. Особенно грешат «деланностью», по мнению Т., большие стихотв. вещи и в этом отношении «Демон» Л. «слаб» (см. Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, 1960, т. 2, с. 253). У Т. получили развитие народно-эпич. и демократич. начала, определившиеся в позднем творчестве Л. и сказавшиеся, в частности, в изображении войны. Исследователи неоднократно сопоставляли «Валерик» Л. и «Набег» Т. В 1909 в беседе с С. Н. Дурылиным Т. назвал стих. «Бородино» «зерном» «Войны и мира». Л. впервые отказался от «панорамных» батальных сцен, показав бой с т.з. рядового участника; этот принцип стал одним из стилеобразующих в воен. рассказах и в «Войне и мире», где он находил себе опору в общей системе историч. и филос.-этич. взглядов Т. Соч. Полн. собр. соч., т. 1—90, М. — Л., 1928—58 (по указат.).

Лит.: ЛН, т. 35—36, 37—38, 69, 75 (по указат.); Чернышевский, т. 3, с. 421—31; Сергеенко П., Как живет и работает Л. Н. Толстой, М., 1908, с. 51; Семенов (2); Маковицкий Д. П., Яснополян. записки. 1904—1910, в. 1—2, М., 1922—23; его же, У Толстого. 1904—1910. «Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого, ЛН, т. 90, кн. 1—4, кн. 5 (указатели); Апостолов Н. Н., Лев Толстой и его спутники, М., 1928, с. 15—19; Бродский (8), с. 58—60; Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, М., 1955, т. 1, с. 236, 407—08, т. 2, с. 149; Гусев Н. Н., Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, т. 1—2, М., 1958—60 (по указат.); его же, Два года с Л. Н. Толстым, М., 1973, с. 366; Мышковская Л. М., Мастерство Л. Н. Толстого, М., 1958, с. 5—29; Гольденвейзер А. Б., Вблизи Толстого, М., 1959 (по указат.); Эйхенбаум (12), с. 29, 279; его же, Лев Толстой, кн. 1, Л. — М., 1928, с. 170—72; Лотман Ю., Истоки «толстовского направления» в рус. лит-ре 1830-х гг., «Уч. зап. Тартуского ун-та», 1962, в. 119, с. 36—46; Бочаров С. Г., Л. Толстой и новое понимание человека. «Диалектика души», в кн.: Лит-ра и новый человек, М., 1963, с. 241—42; Бурсов Б. И., Л. Н. Толстой. Семинарий, Л., 1963, с. 276, 283, 324, 354, 379, 382—83; Спивак Р. С., К вопросу о становлении метода анализа «диалектики души» в творчестве предшественников Л. Толстого, в кн.: Творчество Л. Н. Толстого. Вопросы стиля, «Уч. зап. Пермского ун-та», 1963, т. 107; Биржишко А. И., Кавк. встречи Л. Н. Толстого с Л., «Уч. зап. Моск. обл. пед. ин-та им. Крупской», 1964, т. 152, в. 10, с. 231—62; ее же, Творчество М. Ю. Л. в системе эстетич. воззрений и оценок Л. Н. Толстого в 80—900-е гг., там же, с. 263—91; ее же, О лермонт. начале в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина», «Уч. зап. Горьк. пед. ин-та. Серия филол. наук», 1971, в. 82, с. 52—75; Леушева С., Л. и Лев Толстой, в кн.: Творчество М. Ю. Л. 150 лет со дня рождения, М., 1964; ее же, Лермонт. традиции в раннем творчестве Толстого, в кн.: Яснополянский сборник. [Год 1965], Тула, 1965, с. 59—79; Основин В. В., О нек-рых особенностях психол. анализа в драмах Л. Н. Толстого и М. Ю. Л., в кн.: Проблемы худож. мастерства и истории лит-ры, Г., 1967; Рус. повесть XIX в. История и проблематика жанра, Л., 1973, с. 444—45; Мануйлов В. А., Вслед за Лермонтовым, «Звезда», 1978, № 8.