Рылеев Кондратий Федорович

РЫЛ́́ЕЕВ Кондратий Федорович (1795—1826), рус. поэт, декабрист. У Л. были особые причины интересоваться его личностью и творчеством: Р. был близок с братом бабушки Л., Аркадием Алексеевичем Столыпиным (см. Столыпины), сочувствовавшим декабристам. Его вдове Р. посвятил стих. «В. Н. Столыпиной», в к-ром напутствовал ее сыновей в духе гражд. доблести. С одним из них, А. А. Столыпиным (Монго), Л. был связан не только родственно, но и дружески. Отзвуки поэзии Р. наблюдаются в самых ранних произв. Л.: в поэме «Кавказский пленник» (ср. с отрывком из незаконч. поэмы Р. «Палей»), стих. «К Д[урно]ву» (ср. посвящение к поэме Р. «Войнаровский»), в набросках поэмы «Олег» (ср. «Олег Вещий» Р.). Не без влияния «Дум» Р. создает Л. в 1830 стих. «Наполеон (Дума)», «Могила бойца (Дума)». По мнению исследователей, воздействие революц. поэзии Р. сказалось в стих. Л. «10 июля (1830)», «Новгород», «Опять вы, гордые, восстали», «К***» («Когда твой друг с пророческой тоскою»), в поэме «Последний сын вольности». В 13—14 строфах 1-й части «Демона», по-видимому, есть следы чтения «Гайдамака» Р. Было выдвинуто предположение о Р. как адресате стих. «Великий муж! здесь нет награды» (в наст. время не считается убедительным). Однако в зрелую пору у Л. лишь изредка встречается прямая перекличка образов и поэтич. формул [ср. образ «надменного временщика» в «Умирающем гладиаторе» Л. и «К временщику» (1820) Р., мотивы «суда потомства» у обоих поэтов]; Л. следует за Р. гл. обр. в социально-политич. направленности лирики (ср. у Р. «Я ль буду в роковое время...», 1824, и «Думу» Л.). Едва наметившаяся в поэзии Р. тенденция к слиянию интимной и гражд. лирики — «К Косовскому» (1821), «К N. N.» («Ты посетить, мой друг, желала», 1824—25) и др. — свое наиболее органич. и последоват. воплощение получила в лирике Л. Лирич. герой Л. близок героям Р. твердостью, гражд. мужеством; вместе с тем последекабрьская действительность обусловила в нем черты трагич. безысходности, рефлексии, скептицизма. В то же время социальный протест героев Л. шире, чем у Р. Глубже и многостороннее ставит Л. проблему личности и ее свободы, впервые объединив политич., социальный, нравственно-психол. и филос. аспекты этой проблемы. Л. более последователен в попытках сблизиться с народом, его жизнью, творчеством (см. "Бородино", "Завещание", "Казачья колыбельная песня", "Родина", "Песня про...купца Калашникова»). Подняв на новую ступень гражданственность рус. романтизма, Л. соединил его с оставшимися недоступными Р. завоеваниями социально-психол. реализма.

Лит.: Висковатый, с. 84, 119, 183—84; Владимиров, с. 5—6; Шувалов (1), с. 307—08; Нейман (4); Нейман (8), с. 437—44; Мануйлов (1), с. 131—36; Ефимова М. (1), с. 139—46; Соколов А. Н., Очерки по истории рус. поэмы XVIII и 1-й пол. XIX в., М., 1955, с. 590—92, 605; Закруткин В., с. 261—70; Заславский И. Я., К вопросу о декабрист. традиции в творчестве Л., «Вісн. Киïв. ун-ту», 1959, № 2, в. 2, с. 17—24; Эйхенбаум (12), с. 13—14; Архипов, с. 317—23; Удодов (2), с. 275—78; Удодов Б. Т., О творч. связях М. Ю. Л. и К. Ф. Рылеева, в сб.: Индивидуальность писателя и лит.-обществ. процесс, Воронеж, 1978, с. 3—21.