Sancta simplicitas

см. O, sancta simplicitas!

Святая простота.

Право на труд, а не святая обязанность труда, обязанность в поте лица добывать хлеб свой, (так вот что скрывалось за "чистой идеей труда"! Чисто крепостническая идея об "обязанности" крестьянина добывать хлеб... для исполнения своих повинностей? Об этой "святой" обязанности говорится забитому и задавленному ею коняге); затем, выделение труда и вознаграждение за него, вся эта агитация о справедливом вознаграждении за труд, как будто не сам труд в плодах своих создает это вознаграждение ["Что это?" - спрашивает г. Струве, - "sancta simplicitas или нечто иное?". Хуже. Это - апофеоз послушливости прикрепленного к земле батрака, привыкшего работать на других чуть не даром ]... (В. И. Ленин, Экономическое содержание народничества.)

Одною из заветных формул того времени была "святая простота". В ней заключалось нечто непререкаемое, и при упоминании об ней оставалось только преклоняться. Но употребляли ее неразборчиво и нередко смешивали с пошлостью и невежеством. Это уж было заблуждение, которое грозило последствиями очень сомнительного свойства. Крестьянство задыхалось под игом рабства, но зато оно было sancta simplicitas; чиновничество погрязло в лихоимстве, но и это было своего рода sancta simplicitas; невежество, мрак, жестокость, произвол господствовали всюду, но и они представляли собой одну из форм sancta simplicitas. (М. Е. Салтыков-Щедрин, Пошехонская старина.)

Достань, Илька, миллион! - А как достать миллион? -спросила Илька. - О наивность! Sancta simplicitas! Как достать миллион? Достать его можно различными способами. Способы бывают тяжелые и легкие... (А. П. Чехов, Ненужная победа.)

Костер задушил голос Бруно, исторг отречение Галилея, вынудил малодушие Декарта. А что он боролся против книги, не доказывает ли этого тот факт, что еще долго после того, как палач перестал возводить на костер мыслителя, он продолжал бросать его оружие - книгу. Но победила книга. И победила потому, что на одного врага, которого истреблял костер, она превращала тысячи в единомышленников. Перед книгою исчезла та sancta simplicitas, которою поддерживался огонь костров. (К. А. Тимирязев. От дела к слову, от зверя к человеку.)

Толстой не только подавил меня своим величием, но и доставил мне эстетический восторг последними днями своей жизни. Но все вместе так прекрасно, что становится страшно оставаться без него на этом свете... В этом еще больше убеждают меня духовенство, синод, попы и старцы. Какую холуйскую роль они играют: "он" умирает и думает, что он один (sancta simplicitas), а попы, чтоб выйти из глупейшего положения, заискивают, ищут задних ходов, чтобы хоть как-нибудь примириться и влить умирающему причастие. (К. С. Станиславский - Л. А. Сулержицкому, ноябрь 1910.)