ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ ЭМПИРИЗМ

’ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ ЭМПИРИЗМ’
самообозначение Делезом собственной философской установки, являющейся несущей конструкцией его интеллектуального творчества. Тема ‘Т.Э.’ нашла отражение в работах Делеза ‘Давид Юм: его жизнь, его сочинения, совместно с изложением его философии’ (1952, в соавторстве с А.Крессон), ‘Эмпиризм и субъективизм: Эссе по человеческой природе сообразно со взглядами Юма’ (1953) и в др. По мысли Делеза, ‘я всегда чувствовал, что я — эмпирик, то есть, плюралист. Что же имеется в виду под такой эквивалентностью между эмпиризмом и плюрализмом? Она выводится из двух характеристик, какими Уайтхед определил эмпиризм: абстрактное вовсе не объясняет, оно само должно быть объяснено; и цель не в том, чтобы переоткрыть вечное или универсальное, а в том, чтобы найти условия, при которых создается что-то новое’. Согласно Делезу, философское объяснение рационалистического типа фундировано поиском абстрактного, реализуемого в конкретном. В рамках подобного подхода первоначально осмысливаются такие абстракции, как Единое, Субъект, Целое; одновременно предполагается процесс (он может именоваться знанием, историей, истиной и т.п.), посредством которого эти абстракции воплощаются в мире. Мир этот таким образом принужден сообразовываться с составляющими данного процесса или с процессом в целом. Результатом таких процедур, с точки зрения Делеза, нередко выступает ситуация, когда ‘субъект порождает чудовищ’ либо — более определенно — ‘рациональное единство или целостность превращаются в собственные противоположности’. Как полагает Делез, ‘Т.Э.’ отталкивается от ‘такого анализа положения вещей, чтобы из последних мог быть выделен не предсуществующий им концепт /см. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ (ДЕЛЕЗ, ГВАТТАРИ) —А.Г./. Положения вещей — это ни единства, ни целостности, a множественности. И дело не в том, что есть несколько положений вещей (каждое из которых было бы еще и другим); и не в том, что каждое положение вещей множественно (что просто должно было бы указывать на его сопротивление унификации). С точки зрения эмпиризма существенным является само существительное множественность, обозначающее набор не сводимых друг к другу линий и измерений. Именно так создается каждая вещь’. Как отмечает Делез, факторами, пребывающими в самой множественности, которой они принадлежат, факторами, препятствующими ее росту, выступают ‘фокусы унификации, центры тотализации, точки субъективации’. Множественности, согласно Делезу, ‘составлены из становлений без истории, из индивидуации без субъекта (способ, каким индивидуализируются река, событие, день или час)’. Необходимо брать в расчет не элементы и термины, а ‘набор связей, неотделимых друг от друга’, который существует между ними. Множественность, по мысли Делеза, растет с середины подобно стеблю травы или ризоме (см. РИЗОМА). Ризома и ‘дерево’, по Делезу, противопоставлены друг другу как ‘два крайне разных способа мышления’. Как полагает Делез, ‘выделить соответствующие множественности концепты — значит проследить линии, из которых составлена множественность, определить природу этих линий, увидеть, как они начинают спутываться, соединяться раздваиваться, избегать фокуса или терпеть в этом неудачу’. Линия ‘вовсе не идет от одной точки к другой, а проходит между точками, постоянно раздваиваясь и дивергируя’. Такие линии, по версии Делеза, ‘суть подлинные становления, отличающиеся не только от единств, но и от истории, в которой они развиваются’. Делез подчеркивает, что ‘концепт существует в эмпиризме также, как и в рационализме, но у него здесь совершенно иное применение и совершенно иная природа: концепт выступает как бытие-множественным, а не как бытие-одним, не как бытие-целым или бытие в качестве субъекта. Эмпиризм фундаментальным образом привязан к логике — к логике множественностей’. По мысли Делеза, современная философия составляет, переделывает и разрушает свои понятия, исходя ‘из подвижного горизонта, из всегда децентрированного центра и всегда смещенной периферии, их повторяющей и дифференсирующей’; она преодолевает ‘альтернативу временного — вневременного, исторического — вечного, частного — универсального’. Делез цитирует мысль Ницше о том, что удел философии быть ‘против этого времени, в пользу времени, которое, я надеюсь, придет’: это означает, по мысли Делеза, что ‘вневременное’ глубже времени и вечности, — ‘философия не есть философия истории или вечности, она вневременна, всегда и только вневременна’. ‘Секрет эмпиризма’ в таком контексте оказывается следующим: эмпиризм ни в коей мере не противодействует понятиям, не взывает просто к пережитому опыту. Напротив, он предпринимает самую безумную из ранее известных попыток создания понятий. Эмпиризм — это мистицизм понятий и их математизм’. В рамках такой интеллектуальной модели понятие выступает ‘объектом встречи, здесь — сейчас ...Только эмпиризм может сказать: понятия есть сами вещи, но вещи в свободном и диком состоянии, по ту сторону ‘антропологических предикатов’. Именно такое понимание и позволяет обозначить подход Делеза как ‘Т.Э.’. В трактовке Делеза предлагается переосмыслить то, что в классической традиции принято именовать ‘непосредственной данностью’. Связи между налично пребывающими вещами (не предзаданные и внешние по отношению к последним) задаются одновременно с признанием фундаментальной различенности вещей — см. РАЗЛИЧИЕ И ПОВТОРЕНИЕ (Делез). Поскольку ‘непосредственная данность’ свидетельствует об актуальном присутствии ‘синтетически обработанного’ многобразия, постольку непосредственно даны (и это особо акцентируется) и различия между элементами этого многообразия. Именно дифференциация и различение фундируют таким образом ‘Т.Э.’: они указуют движение к условиям реального опыта. Делез, реконструируя ассоцианизм и эмпирический подход самого Юма, обосновывает приоритет теории включающих дизъюнкций и дискурса, базирующегося на рядом-положенности: конъюнкция ‘и’ у Делеза призвана доминировать над предикативом ‘есть’ (‘это есть то’ замещается ‘это и то’). Таким образом, если принцип трансцендентального единства апперцепции ориентирует на ось ‘мыслящее Я — чувственно воспринимаемое многообразие’, ‘Т.Э.’ стремится рассеять (см. РАССЕИВАНИЕ) органическое единство мира и сопряженное с ним единство классицистского мышления. Речь идет (в рамках ‘Т.Э.’) о неявно предполагаемом наличии некоей ‘запредельной’ области, конституируемой живой чувствительностью, реальным опытом. (‘Реальный опыт’ в контексте ‘Т.Э.’ полагается опытом вне-человеческим или сверх-человеческим. Использование предиката ‘человеческий’ применительно к опыту имплицитно содержит в себе хотя бы в первом приближении то или иное представление о человеке, а следовательно ‘дает старт’ кантовским ‘проклятым вопросам’.) Данная сфера — особый мир, имеющий, по Делезу, онтологический статус, — не трансцендентен и не является вещью в себе. Путь к этому онтологическому Иному располагается вне способностей, равно как и вне ограничений ‘чистого разума’ — см. КРИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАНТА: УЧЕНИЕ О СПОСОБНОСТЯХ (ДЕЛЕЗ).