МОДУС

МОДУС
(лат. modus — мера, образ, способ) — философский термин, с помощью которого в 17—18 вв. обозначали свойство предмета, присущее ему не постоянно, а лишь в некоторых состояниях, — в отличие от атрибута (неотчуждаемого свойства предмета). По определению Гегеля, М. есть ‘инобытие абсолютного, потеря последним себя в изменчивости и случайности бытия, переход абсолютного в свою противоположность без возврата в себя, лишенное целостности многообразие определений формы и содержания’. МОЛНИЯ — естественно-научное и метафорическое понятие, нередко используемое в рамках описаний механизмов миросозидания и промысла Логоса, а также ассоциируемое со светом и просвещением. В большинстве религий и мифов божество спрятано от людских взоров, а лишь затем внезапная вспышка М. на миг являет его в ипостаси деятельной мощи. Данный образ Логоса, пронизывающего тьму, является универсальным (Блаватская). В мировоззрении античных народов М. или огненный эфир выступали символами, эмблемой верховной, суверенной, творческой власти. (Так, этими атрибутами демиурга обладал, в частности, Юпитер: три его М. символизировали случай, судьбу и предусмотрительность — силы, формирующие будущее.) Если жертвенный столб и ступени, крест и распятие репрезентируют устремления человека к ‘горнему’ миру, то М. символизирует обратное воздействие — ‘верхнего’ мира на мир ‘дольний’. Ваджра, являющая собой в тибетской символике ‘М. и одновременно бриллиант’, нередко олицетворяет также взгляд ‘третьего глаза’ Шивы, терминатора любых материальных форм. В контексте содержательных текстуальных реконструкций фрагментов Гераклита — М. суть божественный бич, удар Зевса или Перуна, от которого получают свой закон существа, движущиеся образом постепенного перемещения (‘все ползущее бичом пасется’; ‘всем сущим правит Перун’). Гераклитовский Логос (как ‘сосредоточенный смысл’ и как ‘мгновенное, правящее многим’) управляет по ‘способу М.’, стремительно захватывая все одним и ‘сам есть М’. — М. в таком контексте — нерассуждающая, сверхчеловеческая, всех-восторгающая и всесметающая сила типа ‘озарения’. (Ср. описание начала войны 1914 Н.Бором: ‘у людей в подобном совместном порыве поражает то, что он, с одной стороны, стихийно несвободен, как, скажем, лесной пожар или любое другое естественное явление природы, а с другой — в поддавшемся ему индивиде он порождает ощущение величайшей свободы’.) Анализ, постижение действия М. — немыслимы. Согласно Гераклиту, для постижения божественного Логоса необходима вера, ибо он ‘ускользает от познания’ из-за своей невероятности... ‘золото’ огненного Логоса заранее знает цену вещам — оно их высшая возможность... М. — тайная и истинная суть вещей, их исполнение. Логос — М. всегда дарит, освобождает мир и людей, а не карает их, здесь правит сама новизна — новое, открываемое событием. Логос суть дыхание новизны. Бог, по мысли Гераклита, не занимается запретами: ‘Богу все прекрасно, и хорошо, и справедливо, люди же принимают одно за правильное, другое за неправильное’. (Ср. у Витгенштейна: ‘мир есть все то, что имеет место, и все то, что не имеет места... как есть мир — для высшего совершенно безразлично. Бог не проявляется в мире’.) В мифологической, исторической и историко-философской традициях вождей, вбирающих в себя зевсовы М., именовали ‘бичами Божиими’. (Ср. у М.Волошина ‘слова св. Лу — архиепископа Труасского,— обращенные к Аттиле’ в эпиграфе к ‘Северовостоку’: ‘Да будет благословен приход твой, Бич Бога, которому я служу, и не мне останавливать тебя’; аналогично — заглавие неоконченного романа об Аттиле — ‘Бич Божий’ — у Е.Замятина.) Атрибутами высшей власти неизбывно полагались непостижимость, отказ от любых условностей; состязательность с Логосом всегда означала отказ от поиска путей к человеческому пониманию. В русскоязычной философской традиции правомерность придания понятию ‘М.’ статуса философского термина обозначали Г.Померанц и (особо акцентированно) В.Бибихин. По версии последнего, начиная с низвержения Перуна князем Владимиром посредством ‘молниеносного’ жеста, молниеподобный поворот утвердился как главный прием власти в России, а сама М. конституировалась как заповедный закон отечественной истории. (Ср. у М.Волошина: ‘Что менялось? Знаки и возглавья? // Тот же ураган на всех путях. // В комиссарах дух самодержавья, // Взрывы революции в царях...’.) Полагая ведущим критерием исторической состоятельности любой страны умение заметить и молниеносно преодолеть сложившееся ‘от-стояние’ от События (течения событий) мира (присущим в особенности менталитету России), Бибихин, тем не менее, вынужден констатировать наличие сопряженной и принципиально неразрешимой (в том числе и для России) проблемы трансляции власти, ибо у М. ‘наследников не бывает’.