МЕРЛО-ПОНТИ

МЕРЛО-ПОНТИ
(Merleau-Ponty) Морис (1908— 1961) — французский философ, представитель феноменологии и экзистенциализма. Профессор философии в Коллеж де Франс, профессор детской психологии в Сорбонне. Испытал влияние идей гештальтпсихологии, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра. Главные темы творчества М.-П. — специфичность человеческого бытия как открытого диалога с миром; характер и механизмы ‘жизненной коммуникации’ между сознанием, поведением человека и предметным миром; присутствие и конституирование в опыте экзистенции фундаментальных смыслообразующих структур и содержаний, организующих опыт как целостность и мир как конкретную ситуацию; способы феноменологического анализа и прочтения интенциональной жизни сознания и экзистенции и др. При рассмотрении специфики существования субъективности и ее отношений с миром М.-П. отвергает как ‘реализм’ (отождествляя его с эмпиризмом и механицизмом, редуцирующим следствие к причине, ‘материально взятому стимулу’ и объясняющим жизнь сознания ‘действием социологической или физиологической каузальности’), так и ‘критическую философию’ (классический трансцендентализм, философию рефлексивного анализа). Последнюю философ упрекает в сосредоточении на анализе ‘возможного’ (‘чистого’) сознания, или ‘чистых сущностей сознания’, и игнорировании проблемы ‘непрозрачности’ и сопротивляемости мира, онтологической устойчивости и конститутивности феноменального слоя, разнообразия фактических модусов сознания. Выдвигая требование ‘придать конечности позитивное значение’, М.-П. ставит своей целью исследовать человеческий опыт в реальном синкретизме рационального (необходимого) и случайного, в его историчности и действительной неоднородности, со всеми его ‘случайными содержаниями’ и тем, что в нем считается ‘бессмысленным’. Человек с необходимостью является ‘взглядом’ на ситуацию, продуцированием ее смысла (значения), что позволяет ему преодолевать созданные структуры, производить новые, отвергать наличное и ‘ориентироваться по отношению к возможному’ (‘Структура поведения’, 1942). Ввести в сознание ‘коэффициент реальности’ и трансформировать трансцендентальную философию посредством интегрирования в ее корпус ‘феномена реального’ М.-П. предполагает на пути разработки феноменологической идеи сознания как ‘сети значащих интенций’, то прозрачных для самих себя, то скорее переживаемых, чем познаваемых. Анализ онтологически первичных ‘синтезов’ опыта, выявление продуктивной деятельности дорефлексивных и допредикативных его форм позволяет, по мнению философа, ‘растянуть’ интенциональные нити, связывающие нас с миром, прояснить их и показать тем самым, как происходит ‘встреча’, ‘наивный контакт’ человека с миром, как рождается, конституируется смысл в глубинах дорефлексивного опыта экзистенции. Именно перцептивный опыт в его ‘перспективизме’ (акт восприятия всегда выполняется ‘здесь и теперь’, т.е. в определенной перспективе, которая обусловлена местом, телом и прошлым опытом человека, задающими ему его ‘ситуацию’, ‘точку зрения’) является, по мнению М.-П., тем ‘типом первоначального опыта человека’, в котором конституируется ‘реальный мир в его специфичности’. Философское же Я не должно позволять фактическим условиям ‘действовать без его ведома’ (‘Науки о человеке и феноменология’, 1954). Философская рефлексия должна стать более радикальной, делая себя причастной к ‘фактичности иррефлексивного’ и проясняя свои собственные основания и истоки; она должна ‘поставить сознание перед его иррефлексивной жизнью в вещах’, перед его собственной историей, которую оно ‘забыло’. ‘Феноменология восприятия’ (1945) М.-П. есть попытка найти ответ на вопрос: ‘где рождается значение?’. Анализ опыта тела воспринимающего субъекта, его навыков показывает нередуцируемость смыслов феноменального слоя сознания и доказывает его фундаментальный онтологический характер. Феномены, которые интеллектуалистская философия сводила к ‘простому заблуждению’, должны быть прочитаны в качестве ‘модальностей и вариаций тотального бытия’, считает М.-П. Истолкование этого ‘слоя живого опыта’, через который первоначально даны субъекту вещи, мир, Другой, позволит понять систему ‘Я — Другой — вещи’ в стадии становления, т.е. ‘раскрыть действительную проблему конституирования’. В понятии экзистенции М.-П. стремится реинтегрировать психическое и физиологическое. ‘Первоначальная операция означивания’ осуществляется в пространстве феноменального тела (лишь в абстракции двумя полюсами которого являются субъект и мир) как ‘значащего ядра’, ‘узла живых значений’. Тело порождает смысл, проецируя его на свое материальное окружение и определяя тем самым горизонт экзистенциального пространства человека, его возможности понимания мира, других и себя самого. Тело открывает субъективности мир, располагая ее в нем. Этот третий, по мнению М.-П., род бытия между ‘чистым субъектом’ и объектом трактуется как ‘застывшая экзистенция’, а экзистенция — как ‘постоянное воплощение’. Перцептивное сознание всегда ‘засорено’ своими объектами, оно увязает, застревает в них, имеет свое ‘тело’ в культуре, истории, прошлом опыте человека. Характеризуя сознание одновременно как спонтанность и отложения в нем прошлого опыта, М.-П. делает вывод об ‘анонимности тела’, невозможности ‘абсолютно центрировать’ экзистенцию, наличии деперсонализации в центре сознания, относящейся не только к генезису мысли субъекта, но и к ее смыслу. Не прозрачная для сознания интенциональность тела, синтезирующая опыт, ‘дологическое единство телесной схемы’ — такие описания процесса конституирования опыта и значения дает М.-П. Вместе с тем, его ‘философия двусмысленности’ пытается сохранить идею открытости ситуации, экзистенции как ‘движения принятия фактов на себя’. М.-П. стремится задать движение означивания одновременно как ‘центробежную и центростремительную силу’ и заявляет о предпочтении неоспоримого понятия опыта’ неоднозначному понятию ‘сознание’. В последний период творчества М.-П. занимался поисками оснований самого перцептивного опыта, истоков и механизмов изначальной включенности человека (как телесности) в мир, свидетельством которой и является перцепция. Задаваясь вопросом: ‘как наш опыт открывает нас тому, что не есть мы?’, он замышляет разработку онтологии, которая дала бы новое понимание внутреннего и внешнего, субъективного и объективного, перцепции (не являющейся ни объектом, ни ‘операцией’ субъекта, как бы его ни интерпретировали, но представляющей собой ‘архетип первоначальной встречи’) и ‘плоти’ (отсутствующего в предшествующей философии предельного понятия, не составляемого соединением тела и духа, этих двух субстанций, но являющегося ‘элементом’, ‘конкретной эмблемой’ некоего ‘общего способа бытия’ (‘Видимое и невидимое’, 1964). Понимая философию как ‘разъяснение человеческого опыта’, М.-П. уделяет большое внимание также анализу проблем политики; литературы и искусства; истории и методологии ее понимания; интерсубъективности и онтологии исторического праксиса; языка, его природы, истории и патологии. В разработке проблем истории и языка М.-П. опирается на идеи структурной лингвистики и структурной антропологии. Он исходит из различения языка ‘сказанного’ (закрепившегося в сложившихся формах выражения и, в качестве такового, представляющего собой определенный порядок и систему) и ‘говорящего’ (речевой практики, живого, подвижного, творческого языкового акта, в котором осуществляется трансцендирование, преодоление говорящим субъектом наличных значений, ‘к чему его побуждает происходящий вокруг него износ слов’). Язык для М.-П. есть ‘динамическая реальность’, неустойчивая совокупность наличных (общепризнанных) и нарождающихся значений, открытое предприятие говорящих субъектов, ‘которые хотят понимать и быть понятыми’. Анализ отношений между языком и мыслью, словом и его смыслом (значением, которое должно поддерживаться ‘всеми другими словами’, т.е. гештальтом языка, языком как целым, тотальностью) и др. позволяет М.-П. говорить о ‘перспективном’ характере смысла: смысл слова ‘находится не позади, а впереди’, он ‘не является с необходимостью результирующей всех предыдущих смыслов’. Соответственно, история языка, которая для М.-П. является лишь одним из примеров ‘всей истории в целом’, исследуется им как принципиально незавершенное стремление к обретению и расширению смысла. Создание новых языковых форм, сменяющих омертвевшие, — это непредсказуемое переплетение ‘случайностей и порядка’, ‘одновременно случайное и логичное движение вещей’. Таким образом, идет ли речь о человеке и его теле, или о мире, истории, языке, искусстве и др., экзистенциальная феноменология М.-П. рассматривает их через анализ динамического слияния (сращивания, переплетения, взаимопревращения) субъективного и объективного, внешнего и внутреннего, воспринимающего и воспринимаемого, видящего и видимого, смысла и бессмыслицы, логики и случайного. При анализе ‘этой странной системы взаимообмена’ — в результате которого ‘вещи и мое тело сплетены в единую ткань’, ибо я изнутри участвую в артикуляции Бытия, — экзистенциальная феноменология М.-П. пытается понять эту артикуляцию Бытия в стадии зарождения и оформления и, в этом онтологическом контексте, осознать: что значит воспринимать, осмыслять, ощущать, представлять, видеть? Философские идеи М.-П. продолжают оказывать влияние на представителей феноменологии, герменевтики и постструктурализма. Другие работы М.-П.: ‘Гуманизм и террор’ (1947), ‘Смысл и бессмыслица’ (1948), ‘Язык несказанного и голоса молчания’ (1952), ‘В защиту философии и другие эссе’ (1953), ‘Приключения диалектики’ (1955), ‘Знаки’ (1960), ‘Око и дух’ (1961), ‘Проза мира’ (1969). (см. также ПЛОТЬ МИРА, ОКО И ДУХ (МЕРЛО-ПОНТИ), ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ВОСПРИЯТИЯ (МЕРЛО-ПОНТИ).)