Матвеев Александр Терентьевич

Матве́ев Александр Терентьевич

(1878—1960), скульптор, заслуженный деятель искусств РСФСР (1931). Член объединений «Мир искусства», «Голубая роза» и ОРС. Стремился к классически ясным, просветлённым образам, чёткой архитектонике, обобщённости формы (надгробие В. Э. Борисова-Мусатова в Тарусе, 1910). Мастер пластики малых форм. Педагог.

* * *

МАТВЕЕВ Александр Терентьевич

МАТВЕ́ЕВ Александр Терентьевич (1878—1960), российский скульптор, заслуженный деятель искусств (1931). Член объединений «Мир искусства» (см. МИР ИСКУССТВА), «Голубая роза» (см. ГОЛУБАЯ РОЗА) и Общества русских скульпторов (см. ОРС) . Стремился к классически ясным образам, четкой архитектонике, обобщенности формы (группа «Октябрь», 1927). Мастер пластики малых форм. Педагог.
* * *
МАТВЕ́ЕВ Александр Терентьевич [13 (25) 1878, Саратов — 22 октября 1960, Москва], российский художник. Один из самых авторитетных мастеров русской скульптуры 20 в.
Выходец из семьи торгового служащего. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (1899—1902) у С. М. Волнухина (см. ВОЛНУХИН Сергей Михайлович) и П. П. Трубецкого (см. ТРУБЕЦКОЙ Паоло). Участвовал в выставках «Мира искусства» (см. МИР ИСКУССТВА) и «Голубой розы» (см. ГОЛУБАЯ РОЗА). Жил в Петербурге-Ленинграде (с 1907) и в Москве (с 1943). Прямое воздействие импрессионистической пластики Трубецкого ощутимо в ранних вещах Матвеева (портрет В. Э. Борисова-Мусатова (см. БОРИСОВ-МУСАТОВ Виктор Эльпидифорович) , гипс, 1900, Третьяковская галерея).
У скульптурного импрессионизма ваятель заимствует проникновенную любовь к иллюзорно-живой, как бы дышащей поверхности форм, у символизма и стиля модерн — тяготение к мотивам сонного покоя, почти транса, к образам зыбкого, тревожного равновесия на грани реальности и видения, жизни и смертного оцепенения. Хотя скульптора и называли впоследствии «русским Майолем (см. МАЙОЛЬ Аристид)», его образы ближе к живописи П. Гогена (см. ГОГЕН Поль) и пластике Ж. Минне (см. МИННЕ Жорж). Гармония «золотого века», неразрывно слитая с меланхолическим раздумьем — как бы о том, что век этот, царство идеального покоя замкнуто в границах искусства, и одного только искусства, — эти настроения доминируют в томных фигурах обнаженных мальчиков-подростков, украшавших виллу Л. Е. Жуковского в Кучук-Коя (Крым; мрамор, инкерманский камень, 1908—11; ансамбль сохранился во фрагментах; часть их перенесена в Русский музей), а также в спящей фигуре мальчика на надгробии В. Э. Борисова-Мусатова в Тарусе (гранит, 1910).
После Октябрьской революции участвовал в осуществлении плана монументальной пропаганды, создав энергически-мощный, грубовато-лаконичный по формам памятник К. Марксу в Петрограде (гипс, 1918, не сохранился). Неоклассические тенденции проявились в группе «Октябрь» (гипс, 1927, Русский музей; бронзовый отлив — 1958), где фигуры воина, крестьянина и рабочего, решенные согласно античному канону «героической наготы», призваны выразить три ведущие социальные силы революции. Не ограничиваясь внешней стилизацией, через античность Матвеев неизменно возвращается к натуре, открывая ее архитектонику и внутреннее величие [как в замечательной бронзовой фигуре стоящей женщины (1937, там же)].
На фоне помпезно-украшательских тенденций, широко распространившихся в официальной советской скульптуре 1930—50-х годов, искусство Матвеева представало образцом высокой художественной честности, стоического культа идеальной формы. Скульптор теперь приходится не ко двору, замыслы монументальных работ остаются неосуществленными; но сохраняются эскизы, впечатляющие экспрессией «сокровенной» пластики, которая как бы живет собственной внутренней жизнью (в 1940—50-е гг. ваятель, в частности, не раз обращался к образу А. С. Пушкина, достигая особой психологической остроты характеристик). Черты посмертной маски драматически соединены с пронзительно-живым взглядом в «Автопортрете» (бронза, 1939, Русский музей).
В 1920-е годы мастер работал для Петроградского фарфорового завода, создав изысканные образцы пластики малых форм, варьирующих мотив обнаженной женской фигуры.
Наследие Матвеева невелико по объему. Но его виртуозное мастерство оказало на традицию отечественной пластики весьма значительное влияние — в том числе и благодаря тому, что он был и замечательным педагогом (преподавал в ленинградской Академии художеств, а по переезде в Москву — в Московском художественном институте им. В. А. Сурикова).