Гриценко Николай Олимпиевич

Грице́нко Николай Олимпиевич

(1912—1979), актёр, народный артист СССР (1964). По окончании Театрального училища имени Б. В. Щукина (1940) в Театре имени Евг. Вахтангова. Искусству Гриценко присущи склонность к глубокому внешнему и внутреннему перевоплощению, умение пользоваться приёмами гротеска и буффонады. Среди ролей: Тарталья («Принцесса Турандот» К. Гоцци), Мамаев («На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского), Фёдор Протасов («Живой труп» Л. Н. Толстого), князь Мышкин («Идиот» по Ф. М. Достоевскому). Снимался в фильмах: «Большая семья», «Хождение по мукам», «Анна Каренина» и др. Государственная премия СССР (1952, 1970).

* * *

ГРИЦЕНКО Николай Олимпиевич

ГРИЦЕ́НКО Николай Олимпиевич [11 (24) июля 1912, ст. Ясиноватая, Украина — 8 декабря 1979, Москва], российский актер; народный артист СССР (1964), лауреат Государственных премий СССР и РСФСР.
В созданных им сценических образах удивительным образом сочеталось необыкновенное психологическое правдоподобие с острогротескным рисунком роли. Казалось бы, два несовместимых понятия — жизненная достоверность и театральная условность — были основными художественными константами артиста.
Удачный дебют
Гриценко вырос в шахтерской семье в Донбассе, но тяга к театру сорвала его с родных мест. В 1937 он поступил в училище при театре им. Вахтангова (впоследствии училище им. Б. В. Щукина (см. ЩУКИН Борис Васильевич)), еще студентом привлек к себе внимание актеров и режиссеров театра неординарностью своей творческой личности. Его самостоятельная работа по рассказу А. П. Чехова «Жилец» оказалась настолько удачной, что он был привлечен к работе в Вахтанговском театре задолго до окончания училища. Кстати, «Жильца» он играл, находя все новые и новые краски, с огромным успехом на эстраде до конца своих дней.
Сочетаемость несочетаемого
В 1940 по окончании училища Гриценко уже официально был зачислен в труппу театра. Поначалу он играл небольшие комедийные роли, в которых ярко проявлялся его незаурядный импровизационный дар. Вместе с художником он искал смешные детали костюма своего персонажа, не чурался достаточно рискованного грима. Но все его самые смелые фантазии всегда были оправданы внутренней логикой развития образа, подсмотренного в реальной действительности, выхваченного из самой гущи жизни. Именно поэтому персонажи, даже самые нелепые и диковинные, были убедительны.
Редчайшую изобретательность проявил Гриценко, создавая образ бывшего золотопромышленника Молокова в спектакле «На золотом дне» (1955, постановка А. И. Ремизовой). Необычайных размеров живот, свинячие глазки, сизый от беспробудного пьянства нос, заплетающаяся речь — все работало на создание комедийного персонажа. Особый успех у зрителей вызывал он, когда, спасаясь от кредиторов, нырял под низкий диван, где непостижимым образом умещалась его грузная фигура.
В его творчестве шли рука об руку два типа персонажей, взаимообогащая друг друга: острохарактерно комедийный и лирико-героический. И в том и в другом случае актер оставался самим собой, его индивидуальность настолько выразительна, что его невозможно было ни с кем спутать.
Роль князя Мышкина («Идиот», 1958, постановка Ремизовой) — поразительный сплав трагического и комического. Актер не боялся выводить своего героя в смешном свете, добиваясь при этом потрясающей достоверности. Смешная (если можно назвать ее смешной) наивность не от мира сего придавала трагическому образу Мышкина в обрисовке Гриценко необыкновенную привлекательность.
Мастер перевоплощения
И снова — поразительный феномен перевоплощения — почти одновременно им были сыграны две совершенно разноплановые роли — испанского гранда Дон Гуана в «Маленьких трагедиях» А. С. Пушкина (1959, постановка Е. Р. Симонова (см. СИМОНОВ Рубен Николаевич)), бесшабашного повесы, отважного забияки, страстного любовника, и Степана Казанца, бывшего фронтовика, передового комбайнера в «Стряпухе» (1959) и «Стряпухе замужем»(1961) (оба спектакля были поставлены Р. Н. Симоновым). Плащ и шпагу сменила выжженная кубанским солнцем гимнастерка, иной стала походка, другой — ритмика речи и даже цвет глаз, казалось, изменился.
Повороты творческой судьбы непредсказуемы. То герой, то простак, то хватающий за душу трагический персонаж, то вызывающий взрывы смеха в зрительном зале комик. И все это рядом, в одном сезоне. Даже те, кто хорошо знал Гриценко, кто понимал, что его искрометная фантазия не имеет предела, были поражены его мастерством. Трагический, истинно русский образ Феди Протасова из «Живого трупа» (1962, постановка Р. Н. Симонова), страстного правдолюбца, мятущегося в поисках истины и затравленного за пренебрежение к ханжеской морали «высшего света», и комическая маска итальянского площадного театра Тартальи из «Принцессы Турандот» (1963, возобновление постановки Вахтангова Р. Н. Симоновым), мягкого, добродушного, суетливого толстяка, чья бестолковая деятельность запутывает и без того сложные сюжетные перипетии спектакля. Две роли, два противоположных характера. Но именно в этом разнообразии была сущность стиля этого замечательного художника.
И подтверждение тому — все новые и новые блистательные работы актера. Он сыграл лихого красного бойца Вытягайченко («Конармия», 1961, по И. Э. Бабелю (см. БАБЕЛЬ Исаак Эммануилович), постановка Р. Н. Симонова) и впавшего в религиозный фанатизм крестьянина Магару («Виринея», постановка Е. Р. Симонова (см. СИМОНОВ Евгений Рубенович)) так, что на фоне многих актерских удач этих спектаклей упомянутые персонажи выделялись своим необыкновенным правдоподобием при острогротесковом рисунке ролей.
Роль Мамаева
Исполнение Гриценко роли Мамаева в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» по А. Н. Островскому (см. ОСТРОВСКИЙ Александр Николаевич) (1968, постановка А. И. Ремизовой) поражало многокрасочностью, обилием ярких приспособлений и приемов, что, впрочем, никак не нарушало единства актерского ансамбля, а скорее даже обогащало его, внося дополнительные оттенки, обусловленные своеобычной индивидуальностью артиста. На первый взгляд казался смешным и жалким этот стареющий представитель бюрократического сословия России конца 19 в., но за нелепостью его внешнего облика скрывался звериный оскал одного из «столпов общества». Гриценко создал цельный, отточенный во всех деталях социальный тип приспособившегося к пореформенной политической конъюнктуре крепостника.
Спектакли, в которых был занят Гриценко, подолгу благодаря ему держались в репертуаре. Созданные им образы не тускнели со временем, и зрителям трудно было отделаться от ощущения, что перед ними не щедрая новизной находок, обогащенная неисчерпаемой фантазией импровизация, а упорный труд, помноженный на выдающийся талант большого мастера.
Не менее блистательные кинороли
Он много и успешно снимался в кино. Режиссеры высоко ценили его мастерство и с удовольствием приглашали в свои картины. Его роли так же, как в театре, были отмечены фантазией, изобретательностью; преувеличения, гротеск, контрасты украшали его работы. Роли были не похожие одна на другую, но всегда были решены с той тщательностью отделки, которая свойственна крупным мастерам. Сила таланта — в способности меняться и бесконечно искать. Поэтому закономерны, а не случайны в его творчестве столь разнящиеся друг от друга герои. В самом деле, трудно найти общие черты как в его театральных, так и в кинематографических персонажах, кроме, пожалуй, одной: всем им он отдает без остатка свою эмоциональную энергию. Какое счастье для нашей культуры, что пленка сохранила шедевры гриценковской фантазии и мастерства: Рощин (трилогия «Сестры», «Восемнадцатый год», «Хмурое утро»), Грацианский («Русский лес»), Каренин («Анна Каренина»), Сперанский («Адъютант его превосходительства»), немецкий генерал («Семнадцать мгновений весны»), Николай Антонович («Два капитана»).
Не всем актерам, даже многим известным, удается в равной степени состояться на театральных подмостках и перед кинокамерой. Зрители чрезвычайно помогают театральному актеру; возникающее чувство сопричастности, контакта с залом зачастую придает неожиданный импульс исполнителю. Другое дело — один на один с объективом, когда не спрячешься ни за какие приспособления, и глаза твои крупным планом должны передать всю гамму обуревающих тебя чувств.
Николай Гриценко был одним из немногих, кому судьба подарила редкий дар соединить в своем творчестве сцену и экран.