СОФИСТИКА

СОФИСТИКА

        (от греч. — умение хитроумно вести прения), 1) филос. течение в Др. Греции, созданное софистами. 2) Рассуждение (вывод, доказательство), основанное на преднамеренном нарушении законов и принципов формальной логики, на употреблении ложных доводов и аргументов, выдаваемых за правильные (см. Софизм). Будучи разновидностью метафизич. мышления, С. коренится в абсолютизации относительности познания. Спекулируя на фактах изменчивости, противоречивости и сложности объектов познания, С. отрицает абс. моменты в процессе постижения истины: «Для субъективизма и софистики релятивное только релятивно и исключает абсолютное» (Ленин В. И., ПСС, т. 29, с. 317). В своих построениях С. использует различные логич. ошибки, подмену понятий, неверные формы вывода, а также словесные уловки и ухищрения, многозначность понятий и терминов. Нарушая требования формальной логики, С. ведёт к утрате мышлением конкретности и определённости и к субъективистскому применению «гибкости понятий»: «эта гибкость, применённая субъективно,— эклектике и софистике» (там же, с. 99). Марксизм-ленинизм противопоставляет С. диа-лектич. принципы объективности, всесторонности и конкретности анализа природных и социальных явлений.

        Маркс К. и Энгельс Ф., Нем. идеология, Соч., т. 3; Ленин В. И., К вопросу о диалектике, ПСС, т. 29; его ж е, Политич. софизмы, там же, т. 10; ?арамонов Н. 3., Критика догматизма, скептицизма и релятивизма, М., 1973; Заботин П. С., Преодоление заблуждения в науч. познании, М., 1979.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983.

СОФИСТИКА

[греч. σοφιστική (τέχνη)] – совокупность многообразных видов аргументации, основанных на субъективистском использовании правил логич. вывода ради сохранения и утверждения наличных положений и теорий, к-рые по тем или иным причинам, независимо от фактич. положения дел, признаются истинами, не подлежащими критике, пересмотру. В отличие от науч. аргументации, направленной к изменению сложившихся положений и теорий при их насыщении новыми элементами знания, С. подчинена принципу сохранения наличных положений и теорий – либо с помощью искусной реинтерпретации нового, позволяющей показать новое как частный случай наличного, либо с помощью очищения наличной системы знаний от всего противоречивого, избыточного, способного поставить под угрозу и изменить сложившуюся логич. форму. В отличие от науч. аргументации, С. вытесняет противоречия и проблемы за рамки наличных систем знания и тем самым препятствует разрешению конфликта между наличным и новым знанием. В то же время она активно формирует проблематику, вскрывая противоречия между наличным и новым, а вместе с тем и тот минимум условий перестройки системы, к-рый достаточен для включения в нее нового. В этом своем качестве С. и науч. аргументация образуют единство противоположностей, обеспечивающих преемств. развитие системы знания. Способствуя выявлению логич. противоречивости системы знания, С. выступает необходимым моментом в движении науч. знания, поскольку софистич. апологетика наличного негативно формирует свою противоположность – науч. критику.

Софистич. аргументация всегда возникает по частному поводу как ответная реакция на очередную угрозу сложившейся системе знания, поэтому фигуры С. – софизмы, как отмечал Гегель, при ближайшем рассмотрении оказываются первичной формой теоретич. освоения противоречий, представая обычно в виде апорий и парадоксов. Поскольку именно эти угрозы замкнутой системе в неявном виде содержат новое, уникальное, каждый софизм уникален, его логич. структура в принципе невыводима из наличного формального аппарата системы, а опровержение очередных софизмов выступает как бесконечный процесс преемств. саморазвития систем знания.

Фигуры С. могут содержаться во всех видах познават. деятельности, когда познание оказывается вынужденным заполнять неизбежные пробелы за счет иррационального, по существу, фантазирования. Этот тип С. – "рабочего" теоретич. приема – связан обычно с тем, что Кант называл превращением логики из канона в органон познания, т.е. в нечто содержательное, само по себе обеспечивающее истинность вывода (см. Соч., т. 3, М., 1964, с. 161). Такая С., особенно широко используемая в массовой коммуникации, легко переходит в догматическую С. – в своеобразный процесс самосознания формы, если система содержат. формализма скована группой "решенных вопросов" и реализована на авторитетных текстах конечной длины, напр. на Свящ. писании. Софистич. аргументация в этих условиях порождает каскадное размножение "решенных вопросов", ведет к перенасыщению системы формой, к догматизации и в конечном счете к общему ее некрозу: система теряет способность к саморазвитию и переходит в семиотич. окаменелость – в катехизисное состояние конечной суммы авторитетных ответов на традиц. вопросы. По сути дела к тому же результату приводят попытки замкнуть систему дополнительным, снимающим выбор постулатом преемственности в духе биологич. наследств. кода или кибернетич. программы. В качестве такого рода попытки можно рассматривать гегелевскую интерпретацию истории. Используя идею тождества и неизменности познающего разума, Гегель интерпретировал иллюзию однозначности историч. ретроспективы с ее уже совершенными выборами как необходимо упорядоченную преемственность моментов развития формализма, в к-ром нет ничего, кроме вложенного туда разумом. Этот постулат по существу запрещал науч. исследование и давал сильнейший апологетический эффект, как только речь шла о современности: любое наличное бытие без труда получало филос. санкцию необходимого продукта всех предшествующих этапов развития, чем отсекалась возможность науч. критики, революц. практики. Этот момент С. в историч. концепции Гегеля точно подметил Маркс (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 1, с. 240).

Оценка С. только по конкретным ее проявлениям и субъективным стремлениям не дает представления о ее роли в истории мысли. А эта роль определяется тем, что по сути дела каждому радикальному сдвигу в способе мысли предшествует бурное развитие С. Софистич. аргументация стояла у колыбели европ. способа мысли, будучи одним из гл. факторов общей переориентации интереса с теогонич. связей порождения, составлявших костяк мифологич. мышления, на форму и логич. связь, к-рые теперь становятся осн. носителями связей целостности. Через критику С. античность вышла в совершенно новую логич. концепцию мира, живую до сих пор. Эта концепция основана на представлении о тождестве мысли и бытия, формы и оформленного, т.е. о синтезе устойчивого, оформляющего, качеств. начала и противостоящего ему подвижного, количеств. начала. Переход этот завершен в Аристотеле и закреплен в христианстве, но его предпосылки и частные результаты возникали много раньше, прежде всего благодаря деятельности софистов. Европ. способ мысли возводился в лесах С.

Новая волна С., связанная с развитием философии и филос. обоснованием опытной науки, поначалу не покидала антично-христ. схемы "творец – творение" и даже подчеркивала ее в деизме как осн. форме софизмов нового времени. Все исходные постулаты христианства оставались здесь неизменными, отвергалось лишь право церкви на авторитетное истолкование слова божьего. Откровению – знанию, переданному человеку богом через пророков, – деизм противопоставлял открытие – знание, полученное человеком в прямом общении с богом через сотворенную им природу. Отсюда делался вывод о беспредельности познания, об отсутствии противоречия между разумом и верой, естеств. разумом человека и словом божьим (см., напр., Т. Гоббс, Избр. произв., т. 2, М., 1964, с. 379–80). Начатые Локком попытки отказаться от теологич. оснований такого софизма породили вопрос о природе тождества мысли и бытия, о способах достижения этого тождества. Отказ от принципа врожденности идей, т.е. от теологич. посылки богоподобия человека, привел к новому софизму – софизму христ.-атеистич. агностицизма (Беркли, Юм). Анализ Канта и Гегеля показал, что этот софизм далеко не прост и, видимо, неразрешим в рамках логич. картины мира.

В науке 20 в. формируются новые системы апорий и парадоксов, к-рые можно назвать совр. научной С. Фигуры нового софизма связаны с попытками точными методами интерпретировать творчество. При этом, с одной стороны, вскрывается неустранимость способности человека мыслить, создавать новые связи идей, упорядочивать, формализовать, что образует исходный момент творчества, а с другой – отсутствие всего этого в обезличенных, непротиворечивых, рассчитанных на репродукцию результатах творчества, что закрывает возможности изучения творчества привычными для науки методами. Невозможность обосновать творчество через его результат, поиски источника нового знания за пределами репродукции, в деятельности, избегающей повторов, где с той или иной силой действует запрет на плагиат, – все это вызывает массу софистических по своему смыслу восстановит. предприятий, составляющих суть т.н. "вторжения точных методов" в гуманитарные дисциплины под флагом усиления "точности" гуманитарных исследований. Эти предприятия порождают парадоксальную ситуацию: чем "точнее" формализм, тем меньше в нем оказывается гуманитарного предмета. Поэтому весьма характерным стало движение по такой схеме: от предельной точности через серию снижающих точность упрощений к отказу от дальнейших попыток точной интерпретации. Однако без этого "нашествия" точных методов в сферу гуманитарного знания не могли быть выявлены парадоксы европ. способа мысли. Выступая по функции и по общему направлению как С., вытесняя на периферию системы мышления тривиальные, по видимости, проблемы как проблемы, неразрешимые по нормам этой системы, совр. форма С. выполняет крайне ценную работу, создавая условия для науч. критики оснований европ. способа мышления. Т.о., бесплодная с т. зр. научного продукта в обычном его понимании, С. в общем движении познания занимает законное место проблемообразующего момента, делает доступным для осознания то, что никогда не было бы замечено как проблема.

Лит.: Маркс К., Тезисы о Фейербахе, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 3; Маркс К., Энгельс Ф., Немецкая идеология, там же; Аристотель, Метафизика, М.–Л., 1934; его же, Категории, М., 1939; Юм Д., Соч., [пер. с англ.], т. 1–2, М., 1965; Платон, Избр. диалоги, [М., 1965]; Hegel G., Über das Wesen der philosophischen Kritik..., Sämtliche Werke, Bd 1, Stuttg., 1927; Kuhn Τh. S., The structure of scientific revolutions, [Chi.–а. о., 1962]. См. также лит. при ст. Софисты.

М. Петров. Ростов-на-Дону.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.

СОФИСТИКА

    СОФИСТИКА (от греч. σοφία — мастерство, знание, мудрость) — философское течение, существовавшее в Древней Греции с сер. 5 до 1-й пол. 4 в. до н. э. и абсолютизировавшее относительность знаний. Так, Протагор, самый знаменитый софист древности, учил, что человек есть мера всех вещей, и следовательно, нет объективной истины. Другой известный софист, Горгий, доказывал, что ничто не существует, а если существует, то непознаваемо, а если и познаваемо, то неизъяснимо. А раз так, то и опровергать, и доказывать можно все, что угодно. Именно на этой философской основе сформировалась методология риторической практики, основанная на сознательном нарушении принципов логики и гносеологии. Ее также стали называть софистикой, а приемы, которые она пропагандировала, — софизмами. Софистикой называют и речь, состоящую из софизмов.

    До сер. 5 в. до н. э. в Греции процветало природное красноречие. Историческая заслуга софистов (букв. — мудрецов) состояла в том, что они одними из первых стали разрабатывать логические, лингвистические и психологические приемы убеждения и противостояния убеждающему воздействию. От владения совокупностью этих приемов в условиях афинской демократии зависели честь и имущество, а подчас и сама жизнь обучающегося. Именно поэтому софисты обучали за деньги. Возможность наживы привлекла в нее большое число непрофессионалов, с которыми стали отождествлять всех софистов. Так возникло представление о софисте как алчном и циничном невежде, который “говорит, будто все знает и будто мог бы за недорогую плату в короткий срок и другого этому обучить” (Платон. Софист 234 а). Однако настоящую и бессильную ненависть вызвали не эти невежественные охотники за наживой, а те софисты, которые не уступали философам (бескорыстным любителям мудрости) ни в профессиональности, ни в одаренности и которые блестяще доказывали подчас совершенно очевидные нелепости.

    В условиях демократии из всех форм красноречия на первый план выдвинулась полемика, которая пришла на смену полемосу — реальной войне. Для развития этой формы риторической практики из софистики выделились диалектика, обучающая честным методам ведения спора, и эристикаискусство побеждать в споре любой ценой. Породив эти две противоположности, софистика не исчезла. Она стала специализироваться на монологе — основной форме тоталитарного красноречия, и именно благодаря этому выжила в эпоху тоталитарных режимов.

    Даже самая удачная софистическая находка, приведшая ее изобретателя к победе, после разоблачения ведет к поражению. Поэтому систему софистических приемов приходилось постоянно обновлять, опровергнутые уловки заменять новыми. Гегель трактовал софистику как первичную форму освое

    ния логической проблематики. В частности, многие софизмы (“лжец”, “куча” и др.) на деле оказались парадоксами — важнейшей формой постановки логических и математических проблем.

    Софистика — это логика кажимости. Софист использует лишь те нечестные приемы, которые кажутся правомерными честным непрофессионалам, напр., присяжным заседателям в суде. По своему происхождению это “добросовестные” методологические ошибки, которые совершил бы и сам непрофессионал при самостоятельном размышлении над проблемой, но выделенные в чистом виде, поднятые на уровень профессионального искусства. Поэтому борьба с софистикой распадается на два этапа: теоретическое исследование тех законов мышления, которые она нарушает, и пропаганду этих законов.

    Софистика не является низшей ступенью нравственной деградации в стремлении достичь цели любой ценой. Еще ниже стоит демагогия, не гнушающаяся преднамеренным извращением фактов, лестью, раздачей невыполнимых обещаний и т. д.

    Г.Д.Левин

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.