СМЫСЛ ИСТОРИИ

СМЫСЛ ИСТОРИИ

— одно из ключевых понятий философии истории, характеризующее ту цель, которая стоит перед человечеством и которую оно стремится реализовать в ходе своей постепенной эволюции. Цель — как истории, так и любой человеческой деятельности — представляет собой одну из разновидностей ценностей. С.и. означает, т.о., направленность ее на какие-то ценности.
Выделяют четыре основные позиции в решении вопроса о С.и.:
1) история наделена объективным смыслом, поскольку она является средством для достижения определенных ценностей (таких, как, скажем, свобода, всестороннее развитие человека, его благополучие и т.п.), реализация которых хотя и является итогом исторического развития, но не зависит от планов отдельных людей и их групп, от их понимания истории и от их сознательной деятельности;
2) у истории объективно есть смысл, т.к. она является ценной сама по себе, в каждый момент ее существования, причем эта внутренняя ценность совершенно на зависит от людей и их групп, которые могут как понимать смысл и ценность истории, так и не понимать их;
3) история имеет субъективный смысл как средство достижения тех идеалов, которые вырабатывает само человечество и которые оно стремится постепенно воплотить в жизнь в ходе своей деятельности;
4) у истории есть субъективный смысл, поскольку она позитивно ценна сама по себе, и эта ее ценность придается ей не извне, а самими людьми, живущими в истории, делающими ее и получающими удовлетворение от самого процесса жизни.
О первых двух позициях можно сказать, что история наделена смыслом, независимым ни от человека, ни от человечества в целом. Ход истории предопределен, ее ценность в качестве средства или самой по себе существует независимо от к.-л. планов или действий людей. Согласно двум последним позициям, сам человек придает истории смысл, делая ее средством достижения каких-то своих идеалов или считая ценностью сам по себе процесс исторического существования. Первые две позиции характерны для сторонников коллективистических (закрытых) обществ, полагающих, что история реализует определенное предназначение. Позиции, усматривающие в истории субъективный, задаваемый самими людьми смысл, разделяются обычно сторонниками индивидуалистических (открытых) обществ, исходящими из идеи самоконституирующегося человечества (см. ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО И КОЛЛЕКТИВИСТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО ).
Хорошими примерами первой позиции в вопросе о С.и. служат религиозные концепции истории. Так, иудеи, исходя из своего понимания призванности, отраженного в книгах пророков, усматривали объективный С.и. в установлении господства Яхве над всеми народами. Человек может пытаться способствовать этому процессу или, напротив, препятствовать ему — от этого ничего не зависит. История, написанная в соответствии с христианскими принципами, также является провиденциальной и апокалиптической. Она приписывает исторические события не мудрости людей, но действиям Бога, определившего не только основное направление, но и все детали человеческой деятельности. В философии истории Г.В.Ф. Гегеля, являющейся модификацией христианской философии истории, история рассматривается как целеполагающее и смыслообразующее поступательное движение. «Мир не предоставлен случаю и внешним случайным причинам, но управляется провидением» (Гегель). Ход и развитие мировой истории раскрываются как «разумный прогресс в сознании свободы». Знающая саму себя свобода способна самостоятельно стать действительным миром свободы. Объективный смысл придает истории и К. Маркс: целью и тем самым смыслом истории является будущее «царство свободы», для достижения которого необходимо уничтожение частной собственности и создание бесклассового общества.
Вторая из указанных позиций в вопросе о С.и. видит цель истории не в будущем, а в самой длящейся истории, и вместе с тем полагает, что внутренняя ценность придается истории не человеком, а присуща ей независимо от него. Эта позиция является редкой, поскольку она плохо приложима к реальной истории, переполненной угнетением, войнами и насилием. Можно отметить, что для Маркса объективную внутреннюю ценность имеет не только жизнь в постистории, при коммунизме, но и жизнь в реальной истории, однако только при условии, что эта жизнь сознательно посвящена борьбе за высокие коммунистические идеалы, т.е. идет по линии действия законов истории и согласуется с ее конечной целью.
Согласно третьему из возможных ответов на вопрос о С.и., история имеет инструментальную цель и является средством достижения тех идеалов, которые вырабатывает сам человек. Эти идеалы могут быть коллективистическими (построение некоего совершенного общества, способного безоблачно существовать тысячелетия), или индивидуалистическими (последовательное и постепенное усовершенствование имеющегося общества), или промежуточными между открытым коллективизмом и ясно выраженным индивидуализмом. В частности, К. Ясперс в числе тех субъективных внешних ценностей, или целей, которые чаще всего выдвигаются индивидуалистическим обществом в качестве основных ориентиров своей деятельности, называет: цивилизацию и гуманизацию человека; свободу и сознание свободы; величие человека; открытие бытия в человеке и др. Все эти цели историчны. Они «могут быть достигнуты в каждую эпоху, и действительно — в определенных границах — достигаются; постоянно теряясь и будучи потерянными, они обретаются вновь. Каждое поколение осуществляет их на свой манер» (Ясперс). Субъективный смысл придает истории К. Поппер: «Хотя история не имеет цели, мы можем навязать ей свои цели, и хотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл». Поппер отбрасывает старую, коллективистическую по своей сути идею о том, что высший суд — это суд истории. Высшим судьей своей жизни и своей истории является сам человек, поскольку именно он своей деятельностью, направленной на реализацию определенных идеалов, делает историю оправданной или неоправданной.
В основе представления об истории как средстве реализации идеалов, выработанных самим человеком, лежит идея самосоздающегося человечества, будущее которого определяется им самим, а не божественной волей или непреложными законами истории. Человечество, подобно Богу в еретической мистике, должно совершить парадоксальное действие: опираясь на свои собственные, ограниченные (в отличие от божественных) силы, оно должно возвыситься над самим собой.
Согласно четвертой позиции в вопросе о С.и., история является позитивно ценной сама по себе, как текущий ход событий, приносящий удовлетворение тем, кому выпала удача жить и быть погруженным в него. Этот смысл можно назвать автаркическим (от греч. autarkeia — самоудовлетворение) и передать словами: «История ради истории». История оказывается самоосмысленной в том же самом значении, в каком самоосмысленны индивидуальная жизнь, познание, любовь и иные «практические» действия. Автаркический смысл истории получил свое классическое выражение в др.-греч. мышлении. С т.зр. последнего, история движется по кругу, постоянно возвращаясь к своему исходному пункту, она не имеет никакой, находящейся в конце ее или вне ее цели. В моменты триумфа народов и гос-в им следует думать о возможных ударах судьбы. «Чем больше обдумываю я события старого и нового времени, тем больше видится мне во всех делах и свершениях слепота и ненадежность всех человеческих дел» (Тацит). Поскольку будущее случайно и не может придать смысл настоящему, история имеет ценность лишь сама по себе, в самом непосредственном ее течении.

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.

СМЫСЛ ИСТОРИИ

    СМЫСЛ ИСТОРИИ — понятие (или способ восприятия) социального времени, придающее последнему значение процесса восходящего, движущегося к заветной цели. Несмотря на очевидную зависимость от телеологической и провиденциалистской традиции (см. Провиденциализм), это понятие сохраняет свой статус в большинстве теорий социального развития. В рамках христианского миросозерцания оно связано с соотношением имманентного и трансцендентного в истории: эмпирический ряд событий может создать впечатление о божественном замысле о мире. При этом имманентная и трансцендентная логика не только не совпадают, но открыто противостоят друг другу: первая ведет к торжеству господ мира сего, исповедующих “мораль успеха”, вторая — к конечному, эсхатологически заданному торжеству “нищих духом”, исповедующих аскетическую мораль смирения и самоотверженности.

    Начиная с христианства в понимание хода истории заложен определенный парадокс: те, кто имеет преимущества в эмпирической истории, обречены утратить их в тот самый момент, когда земная история раскроет свой трансцендентный смысл; напротив, потерпевшие в реальной истории становятся избранными. Эти парадоксы в превращенной форме выразил марксизм: пролетариат, не имеющий никаких шансов в “земной истории” буржуазного общества, где действуют законы абсолютного и относительного обнищания, обретает торжество в судный день мировой революции, все меняющей местами. Эти рецидивы эсхатологизма отвергает позитивистская традиция, согласно которой в историческом процессе имеет место не таинственные скачки и перевертывание статусов, а медленное и неуклонное наращивание определенного позитивного содержания. Однако и эта традиция не свободна от давления провиденциалистско-эсхатологического парадокса: почему, в самом деле, законы причинности, действующие в истории, отвечают чаяниям людей и ведут в будущее, совпадающее с их представлениями о счастье и социальной гармонии? Одно из двух: либо моральный императив каким-то образом причастен к онтологическим основаниям бытия, и тогда мы остаемся “в плену” провиденциализма, либо он относится к феноменологии субъективного — но тогда нам не следует приписывать ему смыслообразующее историческое значение.

    Так или иначе, смысл истории означает восходящий ряд, ведущий к конечному воплощению определенного идеала. Простая логика причинно-следственной связи не могла бы обеспечить такие результаты, поэтому последовательная секуляризация исторического сознания требовала бы упразднения вопроса о смысле истории как такового. Можно сказать, что процесс секуляризации исторического сознания прошел два этапа. На первом имело место скорее неосознанное, чем осознанное перекладывание божественного обетования на логику вещного мира — на логику развертывания технического и экономического прогресса, взявшего на себя функцию по осуществлению социального идеала. На втором этапе, который мы переживаем сегодня, утверждается целиком посюсторонняя установка сознания, видящего в индивидуальных целях и практиках людей “конечную” инстанцию, за которой никакой другой, высшей инстанции не просматривается. Но в мировоззренческом смысле это, скорее, уклонение от философского “задания”, чем решение его.

    Смысл истории как задание социальной философии сводится к решению двух основных проблем: единство исторического процесса в пространстве_(глобализация) и его единство во времени (“связь времен”). После постмодернистских развенчаний смысла истории эти проблемы не исчезли — они лишь стали более трудными. Сегодня вопрос о смысле истории — это вопрос нон-конформистской, “диссидентской” науки, ибо законодательство прежнего, классического историзма, требующего признания и осмысления пространственно-временного единства исторического процесса, сегодня “отменено” теми, кто объявил конец истории. Объявившим выгодно снять обе указанные проблемы, дабы явочным порядком утвердить две узурпации: узурпацию планетарных (глобальных) интересов человечества “золотым миллиардом” и узурпацию современности “экономическим человеком”, не желающим открывать никакой постэкономической перспективы. А чтобы гнетущий вакуум, связанный с отсутствием смысла истории, не ощущался людьми, им предлагаются средства наркотизации сознания — соблазны “потребительского общества”, “цивилизации досуга”, “виртуальной реальности” и т. п. В потребительском обществе на самом деле мало истинного вещизма, в смысле добротной натуралистической “фактуры”. “Вещи” общества потребления — это наркотические снадобья, предназначенные создавать эскапистские эффекты (“бегство от действительности”). Т. о. за отсутствие смысла истории приходится платить цену: этой ценой является наркотизация сознания и шабаш иррациональности. Другой способ избавиться от проблематики смысла истории — передоверить утверждение пространственно-временного единства социального бытия технике, техническому прогрессу Последний якобы объединяет человечество помимо его воли и желания — самим фактом становления планетарной технико-коммуникационной среды. Снимается и вопрос об историческом развитии, т. е. о качественных превращениях общества во времени, ибо технический прогресс открывает возможность эмпирически улучшать жизнь помимо такого “архаического” творчества как творчество нового общества на основе ценностно ориентированной коллективной “воли к будущему”.

    В целом, похоже, дискурс о смысле истории заканчивается на Западе. Это связано с философской победой номинализма, неотделимой от победы индивидуалистического принципа. Оставаясь на номиналистических позициях, нельзя защищать смысл истории (разве что в урезанном значении сугубо индивидуального выбора отдельных людей, выстраивающих свои субъективные историософские, как и любые др. утопии, действие которых очерчивается теми же рамками, какими очерчивается индивидуальная свобода — рамками свободы др. индивидуальностей). Поэтому проблематика смысла истории теперь адресуется, в полном соответствии с предвидениями М. Шелера, другим культурам, сохранившим приверженность философскому реализму и Предпочитающим высшие коллективные сущности. Потеря интереса к проблематике смысла истории отражает потерю интереса к социальным и моральным качествам человека и общества, т. к. предполагается, что автоматизм самосовершенствующихся технологий (в том числе и социальных) позволяет совершенствовать нашу жизнь и повышать эффективность наших практик независимо от качеств социальных субъектов, улучшение которых прежде связывалось с историческим прогрессом и смыслом истории.

    Однако в последние годы вопрос о смысле истории снова всплывает в связи с темой глобализации и глобализма. Сегодня эту тему монополизировали экономисты и политологи, говорящие об устарелости национальных границ и суверенитетов, сменяемых глобальной экономической и политической (однополярной или полицентричной) системами. Но неизбежно возникающие при этом общие мировоззренческо-методологические вопросы грозят “реанимировать” проблематику смысла истории. Другая “ловушка” для “покончившего” со смыслом истории номинализма, кроется в концептуализации глобальных угроз, в теории “пределов роста”. Достоверность этих угроз и пределов означает неизбежность качественного поворота в социальном развитии, который невозможно осуществить, повинуясь автоматизму экономического и технического роста или автоматизму потребительских ожиданий. В этот автоматизм должна вклиниться ценностно ориентированная историческая воля, призванная повернуть ход событий, ведущий к планетарной катастрофе. Но такая воля предполагает интенсивное переживание надэмпирического смысла истории, высвечивающего долговременную перспективу человечества, заслоняемую конъюнктурной “моралью успеха”. Т. о., смысл истории перемещается из онтологической области, где зрели мифы гарантированной истории, связанной с законами мироздания, в аксиологическую, связанную с тестированием нашей способности преобразовать утвердившуюся в потребительском обществе систему ценностей, оказавшуюся разрушительной и для внешнего природного мира и для внутреннего мира человеческого духа и морали. И если объективная потребность в нахождении новых векторов развития, связанных с задачами планетарного выживания, действительно характеризует наше время, то оно ставит различные общества и культуры перед дилеммой: либо включаться в работу по выработке новой системы ценностей, либо Передоверить ее другим, сохранившим к этому вкус. Поэтому, если западная культура сохраняет свои претензии на духовную гегемонию в мире, ей придется преодолеть возникшее отвращение к поискам смысла истории и включиться в соответствующее соревнование мировых культур, готовящих планетарную “революцию сознания”.

    Лит.: Бердяев Н. А. Смысл истории. М., 1990; Булгаков С. Н. Два града. СПб., 1997; Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980; Философия истории, под ред. А. С. Панарина. М., 1999; ЯсперсК. Смысл и назначение истории. М., 1991; MüllerM. SinnDeutungen der Geschichte: Drei philosophische Betrachtungen zur Situation. Münch, 1976; SchelerM. Shriften zur Soziologie und Weltanschauungslehre. Lpz., 1923, А. С. Панарин

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.