Бедный

Бедный

       

БЕДНЫЙ Демьян (1883–) — псевдоним современного поэта Ефима Алексеевича Придворова. Р. в семье крестьянина Херсонской губ., служившего в Елизаветграде церковным сторожем. Свое детство Б. яркими красками описал в автобиографии: «Жили мы вдвоем в подвальной каморке на десятирублевое отцовское жалованье. Мать с нами жила редкими временами, и чем эти времена случались реже, тем это для меня было приятнее, потому что обращение со мной со стороны матери было на редкость зверское. С семи лет и до тринадцати мне пришлось вытерпеть каторжную совместную жизнь с матерью в деревне у деда Софрона, удивительно душевного старика, любившего и жалевшего меня очень. Что касается матери, то если я остался жильцом на этом свете, она менее всего в этом повинна. Держала она меня в черном теле и била смертным боем. Под конец я стал помышлять о бегстве из дому и упивался церковно-монашеской книгой „Путь ко спасению“». Тринадцати лет Б. был отдан в киевскую военно-фельдшерскую школу. Двадцати одного года (1904) поступил на историко-филологический факультет петербургского университета. «После четырех лет новой жизни, новых встреч и новых впечатлений, после ошеломительной для меня революции 1905–1906 и еще более ошеломительной реакции последующих лет я растерял все, на чем зиждилось мое обывательски благонамеренное настроение. В 1909 я стал печататься в Короленковском „Русском богатстве“ и очень близко сошелся с известным поэтом-народовольцем П. Ф. Якубовичем-Мельшиным... Дав уже раньше значительный уклон в сторону марксизма, в 1911 я стал печататься в большевистской — славной памяти — „Звезде“. Мои перепутья сходились к одной дороге. Идейная сумятица кончалась... С 1912 жизнь моя — как струнка... То, что не связано непосредственно с моей агитационно-литературной работой, не имеет особого интереса и значения». Впервые выступил 7/20 мая 1911 на страницах «Звезды». Начав в следующем году свое сотрудничество в «Современном мире» (см.), Бедный превращается в присяжного фельетониста большевистской прессы. Огромное большинство его произведений впервые появляется на страницах «Звезды», «Правды», «Бедноты», «Известий ВЦИКа». В 1913 выпускается первый сборник его «Басен». Эпоха гражданских войн 1918–1920 создала исключительную популярность Б. в широких массах рабочих и беднейшего крестьянства. В особенности большим успехом пользовалось его творчество в Красной армии. Неутомимый агитатор, «доблестный кавалерист слова», Б. в 1923 был награжден орденом Красного знамени. В своей сопроводительной грамоте Президиум ВЦИКа отметил «особо выдающиеся и исключительные заслуги» Б., произведения к-рого, «простые и понятные каждому, а потому и необыкновенно сильные, — зажигали революционным огнем сердца трудящихся и укрепляли бодрость духа в труднейшие минуты борьбы».
       На какой социальной основе выросло творчество Б., иначе говоря, каков классовый генезис его поэзии? Такой базой необходимо считать крестьянство. В этом нас убеждают не столько факты его биографии (сами по себе достаточно красноречивые), сколько вся устремленность его творчества раннего периода. Своими темами, образами, выразительными и изобразительными средствами поэтической речи молодой поэт тесно связан с деревней, с бытом и мироощущением великорусского крестьянства. Это определение нуждается конечно в немедленном социологическом уточнении. Такие поэты, как Клюев (см.) или Клычков (см.), с большой художественной силой закрепили в своем творчестве строй переживаний зажиточной, крестьянской верхушки. Б. представляет диаметрально противоположную группу крестьянства — недостаточного, беднейшего, пролетаризующегося.
       Центральным образом ранних произведений Б. следует считать батрака, энергично борющегося с кулацким засильем. «Строчит урядник донесение: „— Так что Нееловских селян, ваш-бродь, на сходе в воскресенье мутил Демьян...“» («О Демьяне Бедном — мужике вредном», 1909). Путь демьяновского революционера обычен: «хватание за букварь, а после за листовки, тюремный курс за забастовки». Но примечательно, что этот «Товарищ Борода» — по своему происхождению — мужик, «взрощенный деревенским полем, обкочевавший все большие города», что в прошлом у него «десятки лет батрацкого скитания по экономиям помещиков былых». Поэт неоднократно разрабатывает образ молодого крестьянина, ушедшего в город, поступившего там на фабрику, участвовавшего в рабочем движении и возвратившегося в деревню для новой и упорной борьбы. Персонаж этот проходит через все творчество Б., найдя себе законченное выражение в поэме «Мужики» (1918). Петр Костров вернулся из Питера в родную деревню, «перешел, забыв завод, на крестьянский обиход». Завод не забыт им, разумеется: уроки пролетарской борьбы запомнились Петру навсегда, но это оружие Костров применяет в родной ему обстановке против «богатеев», сбивающих с толку деревенский люд.
       Тематика молодого Демьяна отражает в себе психологические настроения этих бедняцких слоев дореволюционной деревни. Сатирический показ сельских «мироедов» (старшина, урядник, лавочник, вообще кулак, помещик и поп), непримиримая рознь между ними и эксплоатируемым «народом», темнота деревни, ее материальная бедность и социальная приниженность — все эти мотивы с неоспоримостью устанавливают батрацкий генезис демьяновской поэзии. Пред нами — художник «деревенского пролетариата, и если Петр Костров воплощает в себе черты сельского революционера, борющегося тем оружием, владеть к-рым его научил фабричный город, то не менее аллегоричен и другой герой Б. — деревенский дед, одетый в худые лохмотья — «в промокших дырявых онучах». Этот странник попадает в Пугачевский комитет бедноты: «Над крышею крайней избушки кумачный полощется флаг». В комитете деда одевают в то, что еще вчера было отобрано у деревенских «живоглотов». «Надевши тулуп без заплатки, вздохнул прослезившийся дед: — „До этого места, ребятки, я шел ровно семьдесят лет“».
       То, что Б. вошел в сознание читателей как рабочий поэт, ни в коей мере не противоречит всему сказанному выше. Б. свободно перебрасывается в своем творчестве к рабочим мотивам и тем не менее остается поэтом деревенской бедноты. Батрак, выходящий на арену широкой социальной борьбы, воспринимает идеологию рабочего, за к-рым все же остается политическое руководство. Нужно учесть также и то, что рабочий класс неослабно пополнял свои кадры именно в эти годы и именно из этого необъятного резервуара деревенского батрачества (1912–1914 — эпоха наивысшего расцвета русского капитализма). Выросшее на батрацком корню творчество Б. впитало в себя затем «конгениальные» рабочие мотивы; это было предопределено всей ориентацией передовых слоев его классовой группы. Характерно, что в песне деда Софрона: «Как я гряну во все сорок сороков, да сороков, как я крикну на Москве всех батраков, всех батраков» — мотивам рабочей революции придаются черты батрацкого восстания.
       С годами диапазон творчества Б. расширился, но батрацкая подоснова его стиля осталась неизменной. Это признал и сам поэт. Избрав себе на заре творчества псевдоним «Демьяна Бедного — мужика вредного», он неоднократно подчеркивал свою органическую связь с деревенским пролетариатом: «Мне родня всесоветская, мужики...», «Нету, братцы, у меня такого дня, чтоб я не думал о крестьянах...», «В печальных странствиях, в блужданиях по свету я сохранил себя природным мужиком...», «Вам, кровным братьям мужикам, для глаз — далеким, сердцу — близким, вам, горемыкам-беднякам, я поклонюсь поклоном низким. Вот, братцы, я, каков уж есть — мужик и сверху и с изнанки» (повесть «Красноармейцы») и т. д. В этих признаниях — глубокая социологическая правда. В литературу Б. пришел из деревни, и те батрацкие настроения, к-рыми наделила его классовая группа, определили собой его литературный стиль.
       Свой путь Б. начинает с гражданской поэзии. Первые опыты отмечены явными подражаниями Некрасову и Якубовичу (см.). Но скоро поэт находит себя. От пессимистических самообличений он обращается к сатире. Объектами ее служат душители рабочей печати («Звезда»), разные оттенки соглашательского меньшевизма («Муха»), либерализм («Кукушка»), третье-июньская дума («Притон»), черносотенство («Союзники») и пр. Но основной и характернейшей темой этого периода является классовая борьба в деревне. Перед читателем проходят эксплоататоры всех видов и мастей, данные в намеренно примитивном и обнаженном раккурсе. Тут и помещик-»народник», ищущий популярности у мужиков, но морщащийся, когда те заводят разговор о «землице». Тут и лавочник Мокей, к-рый, пожертвовав на погоревших 50 рублей, стал затем чинить в своей лавке «дневной грабеж» («Мокеев дар»). Тут и Сысой Сысоич, «туз-лабазник», к-рый «боялся упустить из рук барыш большой, перед иконою престольной в светлый праздник скорбел душой» («В церкви»). Им противостоит эксплоатируемая деревенская голытьба. Стражник Фаддей провоцирует поджог. «В огне погибли все достатки несчастных батраков», и в довершение всего их же обвинили в поджоге и «упекли в тюрьму». Но рисуя угнетенных, Б. с особенным вниманием и сочувствием останавливается на протестантах, бунтарях. Таков бедняк Фока: «Аль наша память коротка? Аль мужики от бар когда добро видали? Проваливай отсель, собачий сын, пока тебе бока не обломали». Поэт констатирует усиление в деревне именно тех форм классовой борьбы, которыми так богат капиталистический город. «Над мужиком, над Еремеем, в деревне первым богатеем, стряслась беда: батрак от рук отбился, батрак Фома, кем Еремей всегда хвалился» («Хозяин и батрак»).
       Жанры этого периода — сказка, фельетон и эпиграмма, а чаще всего — басня (см.). Поэт пользуется этой сатирической формой, предоставляющей удобные возможности для замаскированного обличения. За Еремеем или Фокой цензору не видно представляемых ими классов; с другой стороны, непременный довесок басни — ее «мораль» — дает возможность настроить читательское восприятие в нужном направлении, подсказать ему разгадку авторской аллегории. Как и все мастера басни, Б. охотно прибегал к использованию звериных личин. В хищном обжоре-кроте нетрудно было угадать кулака, образы мухи и паука были достаточно ясны по своей классовой принадлежности. Продолжая щедринское противопоставление щук — ершам, Бедный восклицал в конце басни:
       

«У щуки сила сеть (к чему самообман?).
       Опомнившись, она затеет новый план.
       Ерши, вам надо ждать великой передряги,
       Объединяйтеся, миляги».
       

Восприняв этот жанр от Крылова (см.), Б. насыщает его той революционной тематикой, к-рая отсутствовала у его предшественника. Мораль Крыловских басен, даже в наиболее обличительных местах, откровенно буржуазна; басни Б. служат делу социальной революции. «Жил-был на свете клоп. И жил мужик Панкрат. Вот как-то довелось им встретиться случайно. Клоп рад был встрече чрезвычайно. Панкрат не слишком рад... Взобравшись ловко по обоям к Панкрату на рукав, клоп этаким героем уселся на руку и шарит хоботком. От злости наш Панкрат позеленел весь даже: „Ах, чорт, и ты туда же, кормиться мужиком“. И со всего размаху хлоп дядя по клопу свободною рукой» (басня «Клоп»). Аллегория ясна; но учитывая, что неискушенный читатель может не понять ее, Б. спешит поставить все точки над і: «Сижу, ужасною догадкой потрясенный: ну что, как этот клоп казенный?»
       Октябрьская революция ставит предел дальнейшему развитию демьяновской басни. Этот иносказательный жанр теряет свои права на существование в эпоху обостреннейших гражданских войн. Центр тяжести поэзии Б. перемещается на открытую, недвусмысленную сатиру. Свое внимание Демьян Бедный отдает «Денике-воину», «Кулаку Кулаковичу», «Иуденичу», «купцу Шкуродерову и орловскому помещику Зубодробилову». Однако объектом ее становится не только белогвардейщина, хотя в этой области Б. создает ряд любопытных произведений (особенно удачен пародийный «Манифест барона Врангеля»). Внимание поэта привлекают: эмигранты, рыцари «ера» и «яти» (цикл «Выметенный сор»), западноевропейские социалисты (цикл «О пресмыкающихся»), объединившиеся против советской страны империалисты («Грабьинтерн»). Но всего шире распространяется антирелигиозная сатира. Ранние басни почти обходили церковь: их не пропустила бы цензура. С 1918 Б. отдает этому жанру все свое внимание. Осмеянию подвергаются сначала корыстные и сластолюбивые служители культа (одну из наиболее характерных сатир «Пауки и мухи» читатель найдет на стр. 50 этого тома в статье «Агитационная литература»). Приблизительно с 1920, когда стихают военные бури, Б. переходит к планомерной атаке самой религии. Отметим здесь особенно «Землю обетованную» (март 1920), в к-рой традиционный эпизод исхода евреев из Египта передается в плане снижения стиля и пародийной «руссификации» фабулы. «Расскажу я по-своему всей Рассее об Аароне и Моисее. Вот были мужики: настоящие большевики». Б. применяет приемы травестирования (см.): за еврейской оболочкой скрывается русская действительность. В поэме действуют иудейские меньшевики и эсеры, Елдад и Модад, анархисты, спекулянты на манной крупе («манне небесной»), жандармы и даже бронированные колесницы! Все это введено в рассказ не только в сатирических, но и в дидактических целях. «Но из библии все ж почерпнем мы урок: пусть былые ошибки послужат нам впрок». «Если дрогнете вы, как евреи когда-то, слабость духа в беде обнаруживши ту же, ваш конец будет многим похуже». В «Новом завете без изъяна евангелиста Демьяна», написанном позднее (1925), Б. пытался, точно придерживаясь канонических текстов Евангелия, «показать, что Иисус выглядит совсем иначе, чем принято изображать...
       «Для большей жизненной убедительности я привлек к делу многочисленных русских христов и христоносиц». Здесь, как и в «Земле обетованной», поэт снижает и пародирует высокий евангельский стиль: «Иоанн Предтеча» у него превращается в «Ивана Захарьича Иорданского», «Осип» ведет «Марью» в Вифлеем «на регистрацию» и т. д. Пародируются не только евангельские образы, но и выспренняя лексика: «Аще кто ударит тебя по ланите, то-бишь на нынешнем языке звезданет тебя по щеке...». В развитии антирелигиозной пропаганды эти демьяновские поэмы сыграли безусловно весьма значительную роль. Следующим объектом его сатиры той поры является деревня. Поэт изображает уцелевшие в ней враждебные революции силы. «У кулака под вечер гости, попа расперло от ухи... — Отец, еще по рюмке, что ли? Кумышка ж право не плоха, — за гибель всей батрацкой голи! их-хи-хи-хи, ах-ха-ха-ха!» В целом ряде произведений Б. разрабатывает одну и ту же сюжетную схему: деревня недовольна советской властью, но вот приходят белые, вводят там царские порядки, и крестьяне с восторгом встречают возвращающуюся Красную армию. Так построены: «Генерал Шкура», «Беседа дяди Софрона», горькая дезертирская повесть «О Митьке-бегунце и об его конце» и в особенности «апокалиптическая поэма» «Царь Андрон».
       Как ни широко раскидывается в эту пору сатира Б., ею не исчерпывается его творчество. Гражданская война, борьба с белогвардейщиной требовала от революции предельной мобилизации ее моральных и физических ресурсов. От поэта, желавшего ускорить эти процессы, требовалось не только яростное отрицание отживающих форм жизни, но и глубокий революционный пафос. Что Б. вступил на этот путь, достаточно красноречиво свидетельствуют заголовки его стихотворений: «Обманутым братьям в белогвардейские окопы», «Пора», «Защищайте Советы», «Ура, добьем Юденича», «На защиту Красного Питера» и т. д. Пафос этот облекается в различные поэтические формы. На первом плане высокая лирика:
       

«Враг опьянен безумной отвагой,
       Идет к концу неразрешенный спор,
       В последний раз с дворянской тонкой шпагой
       Скрестили мы наш боевой топор.
       Пронзит ли враг нам сердце острой сталью,
       Иль голова слетит с дворянских плеч?
       От братских сил отрезаны мы далью,
       А у врага нет сил для новых сеч.
       В отчаяньи он все на карту ставит,
       Ему назад дорога отнята.
       Вперед, бойцы, и пусть змею раздавит
       Железная рабочая пята!»
       («Набат», 1919)
       

С подобной агитацией поэт обращается к крестьянам: от того, с кем пойдут они, зависит исход революции и будущее деревенского «пахаря». «Убогие пахари, Фролы, Афоньки, вставайте! Решается ваша судьба: казацкие кони, казацкие кони крестьянские топчут хлеба» («За волю и хлеб», 1919). И когда приходит наконец победа, поэт приветствует «советского часового», — крестьянина, стоящего на страже наших границ. «Герой, принесший гибель змею, твоих имен не перечесть. Тебе, — Вавиле, Фалалею, Кузьме, Семену, Еремею, слагаю стих я, как умею, и отдаю по форме честь».
       Жанры эпохи гражданской войны необычайно разнородны. Здесь мы встречаем и патетическое воззвание, и примитивную, намеренно грубую «агитку». Марши и песни уживаются бок-о-бок с язвительными эпиграммами. Патетическая лирика неотрывна от сатирического эпоса. Все эти формы Б. проникнуты единым и целостным устремлением. Разнообразие жанров обозначает лишь различие установок, многосложность заданий, стоявших перед поэтом восставшей и борющейся за свое существование революционной страны.
       Окончание гражданской войны определяет наступление нового, третьего по счету, периода в творчестве Б., периода, к-рый продолжается до наших дней. Изменившаяся обстановка требует новых тем. Строки демьяновских сатир посвящены возникновению и развитию нэпа («Эп», «В Спекуляндии»). На политической арене — новый враг — нэпман, расходящийся с партией только... в земельной программе: «вы в землю бы меня охотно закопали, а я бы вас!» («Пустяки разница»). Особо заслуживает здесь быть отмеченной мастерская поэма «Непград», написанная в форме дантовских терцин.
       Начинается стремительное развитие фельетона (см.), малой формы, отличительной чертой которой надо считать ее злободневность. Б. откликается на все события дня, к какой бы области они ни принадлежали. Он пишет фельетоны о мостовых без снега, о будильниках, вызванивающих царские гимны, о собачьей выставке, о хулиганстве, о фабричных прогулах и о «головешках», «дымящихся» во время партийных дискуссий. Окончив работу над большими полотнами гражданской войны, Б. принимается за каждодневное, будничное производство фельетонов, к-рые по необходимости должны стать экспромтами. «Пригоняю к строчке строчку, чтоб вышло во-время и в точку. Наше время стремительно! — На призыв „будь готов“ умей отзываться незамедлительно: „всегда готов“» («Олимпа нет», «О литературном ремесле»).
       Не следует думать однако, что фельетоны этого периода исключительно сатирические. В них часто вспыхивает прежний пафос. Говорит ли поэт о прекращении ввоза иностранного угля, напоминает ли о появившейся в Балтике английской эскадре, о том, что у нас «за каждым плугом и станком стоит советский военком», приветствует ли юбиляров, скорбит ли о смерти революционного деятеля — этот демьяновский пафос присутствует всегда. Особое место здесь попрежнему занимает деревня. В лубочной поэме «Шефы» (надписи к юбилейному плакату) изображены старые знакомые — деревенские поп и кулак в новой обстановке, отступающими и деморализованными. В поэме «Куриный брод» повествуется о том, как комсомольцы (им посвящена поэма) кладут конец взаимной вражде двух соседних деревень.
       Необходимо остановиться здесь на двух формах: эпиграмме и раешнике (см.), столь характерных для этого периода. Эпиграммам Б. присуща не только их обычная сжатость и острота, но и неожиданная смена интонаций. Таковы напр. эпиграммы на «хлюста по женской части» — Чемберлена или на Керзона, поносящего Коминтерн:
       

«У буржуазии, на вид такой победной,
       Есть очень грозный супостат.
       Так хмурый лорд Керзон дал лестный аттестат
       Организации зловредной.
       ***
       Вреди, голубушка, вреди!
       Работы много впереди!»
       

Не менее любопытен его раешник — рифмованный стих, свободный в числе слогов, количество к-рых меняется от пятнадцати до одного. Этой формой написано большинство фельетонов Б., в частности все дипломатические послания «Наркомнеудела». Раешник отвечает содержанию фельетона, облегчает разговорный яз. автора. В эту достаточно свободную форму Б. в изобилии вбрасывает прозаические цитаты — протоколы, сообщения газет, цитаты из старых, сто лет тому назад изданных книг и пр. Иногда цитата является эпиграфом фельетона, и тогда самый раешник развертывает намеченную в ней схему. Но чаще она вводится в самый текст, к-рый приобретает внешнюю растрепанность. По сути дела здесь та же смена интонаций, что и в эпиграмме, но гораздо более усложненная. Фельетон, построенный по этому принципу, приобретает все черты «разговора», как бы он ни был велик размером.
       Мы восстановили главные вехи, по к-рым развивалась поэзия Б. Этапы ее эволюции неотрывны от русского революционного движения. В дооктябрьскую пору господствует басня, в эпоху гражданской войны она уступает место сатирической поэме и патетической лирике. Последний период творчества отмечен расцветом фельетона. Смена жанров обусловлена своеобразием тех заданий, к-рые последовательно ставила перед Б. действительность, и, обратно, по эволюции его творчества можно восстановить динамику последнего двадцатилетия.
       В своей работе поэт использовал разнообразные формы классической поэзии. Здесь он снял обильную жатву с тем, чтобы употребить ее для новых социальных целей. Сатирический лубок Б. в основе своей имеет форму исторической песни и былины (см.). «Выезжали три богатыря могучие, Вудро Вильсон, чудо заморское, Клемансо, парижский банкирский прихвостень и Ллойд-Джордж, приказчик купеческий». Но сюжетная схема былины преодолена: богатырей побеждает неведомая сила: «Исполать тебе, сила великая, защитница наша народная, наша храбрая Красная армия!» («Старая былина на новый лад»). Пушкинский мосье Трике превращается у Б. во французского спекулянта при самарском правительстве. Стихотворение написано в размерах «Онегинской строфы», но в эту форму вкладывается новое классовое содержание:
       

«Напрасно ждет Трике Жаннет:
       Мы за нее дадим ответ
       Чехо-словацкой подлой банде
       В французских шорах и узде,
       Белогвардейской всей орде,
       Всей черной Дутовской команде.
       Мы свой ответ мосье Трике
       Дадим — c винтовкою в руке».
       

Стиль Б. своеобразен. Он характеризуется намеренным примитивизмом образов (социальных «масок» попа, буржуя или батрака); почти полным устранением из повествования пейзажей (ни в сатирической, ни в патетической поэзии им места не находится); плакатной резкостью композиционных приемов (любимейшим из них является противопоставление «старого» и «нового»; отсюда — позднейшие довески к ранним басням). Наконец, стиль Б. характеризуется особым языком, «дерзким и колким», «без вывертов, без хитростей, без вычурных прикрас», языком, заимствовавшим из мужицкой речи крепкое словцо и острый образ. Вопрос о том, насколько художественна эта поэзия — праздный вопрос. У каждого класса своя эстетика. Класс, к-рый говорил устами Демьяна, не выдвинул до сих пор большего художника, нежели Демьян. Тем самым его творчество приобретает особую значительность. Путь Демьяна — это путь поэта деревенской бедноты в эпоху пролетарской революции.

Библиография:

I. Первое собр. сочин. Б. вышло в 1923, в изд. «Крокодил», в одном томе, с вводными статьями К. Еремеева и Л. Войтоловского. В настоящее время Госиздатом заканчивается 13-томное собр. сочин. Вышло 12 тт. (М. — Л., 1926–1928) Под редакцией Л. Сосновского, Г. Лелевича и А. Ефремина, со вступит. статьями редакторов (тт. I, II и XI) и комментариями. Издание это мало удовлетворительно: в него не вошла проза Б., хронологический принцип размещения материала постоянно перебивается тематическим; явно недостаточны комментарии.
       

II. Из отдельных статей о Б. отметим: Воронский А., «Красная новь», кн. 6, 1924; Войтоловский Л., «Печ. и рев.», кн. 4, 1925; Лелевич Г., «Молодая гвардия», кн. 9, 1925 и др. Отдельн. книги: Фатов Н. Н., Д. Б., М., 1922, 2-е дополн. изд., М., 1926; Сперанский В., Д. Б., М., 1925; Войтоловский Л., Д. Б., М., 1925; Медведев П. Н., Д. Б., Л., 1925; Ефремин А., Д. Б. на противоцерковном фронте, М., 1927 и др. Отдельн. главы посвящены Б. в книгах: Троцкий, Л. Д., Литература и революция, изд. 2-е, М., 1924; Коган П. С., Литература этих лет, Ив.-Вознесенск, 1924 (и др. изд.); Львов-Рогачевский В. Л., Новейшая русская литература и др. Библиография отдельных изданий Б. и всей критической литературы о нем — в библиографических указателях: Владиславлев И. В., Русские писатели, Л., 1924; Русская поэзия XX в. (Антология), ред. Ежова и Шамурина, М., 1925; Витман, Эттингер и Хаймович, Русская литература революционного десятилетия, М., 1926; Львов-Рогачевский В. и Мандельштам Р., Рабоче-крестьянские писатели, Л., 1926.

Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.

Бе́дный

Демьян (настоящее имя Придворов Ефим Алексеевич) (1883, д. Губовка Александрийского у. Херсонской губ. – 1945, Москва), русский поэт. Родился в крестьянской семье, испытал большое влияние дяди – Демьяна Придворова, поборника правды, заслужившего у односельчан прозвище Демьян Бедный, которое впоследствии избрал в качестве псевдонима сам поэт. Стихи начал писать во время учёбы в школе, печатался в газете «Киевское слово». В 1904—14 гг. учился в Петербургском ун-те, который не закончил. С весны 1911 г. стал активно сотрудничать с большевистскими газетами «Звезда» и «Правда», через год вступил в РСДРП. Эти события изменили содержание и направление творчества поэта: от казённого патриотизма и наивного романтического пафоса он приходит к агитационно-массовым произведениям, создаёт рифмованную публицистику, воспевает пролетарскую борьбу. Бедный пишет басни, памфлеты, пародии, стихотворные фельетоны, неотъемлемые атрибуты которых политическая актуальность и злободневность. Основные лиро-эпические произведения – повесть «Про землю, про волю, про рабочую долю» (1917—20) и поэма «Главная улица» (1917—22) представляют собой синтез нарочито простой поэтической формы и политического содержания. Используемая в агитационно-пропагандистских целях поэзия Бедного оказывала большое воздействие на малообразованных читателей и слушателей, приносила автору огромную популярность, он был культовой фигурой пролетарской литературы. Критика всячески восхваляла эталонный характер творчества Бедного как главного представителя пролетарских поэтов. Однако с изменением политической ситуации в 1930-е гг. изменилось и отношение к поэту, который продолжал пропаганду старых догм, не понимая, что́ хочет видеть в его произведениях новое руководство партии. Поэт попал в опалу, был исключён из партии, его произведения больше не печатались. Вновь вернулся к литературной деятельности в годы Великой Отечественной войны: сочинял антифашистские памфлеты, басни, тексты патриотических песен.

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006.