Тавтология

Тавтология

       

ТАВТОЛОГИЯ (греческое — tautologéō — «говорю то же самое») — термин античной стилистики, обозначающий повторение однозначных или тех же слов. Античная стилистика подводит многословие речи под три понятия: периссология — накопление одинаковых по значению слов, напр. синонимов; макрология — обременение речи излишними пояснениями, напр. придаточными предложениями; тавтология — буквальное повторение тех же слов. Новейшая стилистика применяет ко всем этим понятиям общее обозначение — тавтология. Пример тавтологии из кельтской поэзии, вообще широко пользующейся тавтологией как художественным приемом: «...Ибо в битве, в борьбе и в бою, казалось ему, они были равны...» «Легче пасть от копья силы, смелости и ловкости боевой, чем от копья позора, стыда и поношения» («Ирландские саги», пер. А. Смирнова).
       Благодаря особенностям семантического развития языка (см. Семантика), в частности благодаря ослаблению первоначального значения, изменению социальной оценки и забвению этимологии слова, Т. возможна в языке в целом ряде случаев, не воспринимаясь как таковая: «черные чернила» (так как могут быть «цветные чернила») и т. п. Отсюда — возможность ряда риторических и стилистических фигур, построенных на Т. Особенно большое значение приобретает Т. в системах ритмической речи, построенных на параллелизме.

Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.

тавтоло́гия

см. плеоназм.

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006.

Тавтология

ТАВТОЛОГИЯ — повторение одних и тех же слов, выражений и т. п. как, например, в былине о Соловье-разбойнике:

Под Черниговым силушки черным-черно,

Черным-черно, как черна ворона.

Тавтология — прием чрезвычайно употребительный в так наз. устном эпосе с его любовным выписыванием деталей и длительным задерживанием на последних внимания слушателей. Обилие тавтологии в произведениях народной словесности несомненно также связано с особым «певческим» характером их исполнения, при котором тавтологии служили для заполнения «музыкального» «времени». Такой ритмический характер носят порой тавтологии и в литературе. Это, напр., совершенно очевидно в известном стихотворении Бальмонта: «Я мечтою ловил уходящие тени», где соответственно расположенные тавтологии дают ритм восхождения. См., напр., строфу:

«Я мечтою ловил уходящие тени,

«Уходящие тени погасавшего дня.

«Я на башню всходил, и дрожали ступени,

«И дрожали ступени под ногой у меня».

Велико значение тавтологии для выявления и поддержания определенной эмоциональной настроенности. Так, тавтологиями пестрят молитвы, заклинания и т. п., где повторностью утверждается настойчивость моления, неизбежность ожидаемых результатов и т. д. В стих. Лермонтова «Благодарность» (1840), тавтологическое «за все, за все» первого стиха («За все, за все тебя благодарю я») сразу же определяет всю насыщенность этого стиха. Действительно, сам по себе этот первый стих является только первой ступенью градации (см. это слово), ибо после него, постепенно наростая, расположены отдельные моменты страшной Лермонтовской «благодарности» богу «за тайные мучения страстей...», «за горечь слез...», «за месть врагов и клевету друзей...», «за жар души, растраченный в пустыне..». Но, несмотря на то, что указанный первый стих, будучи первой ступенью градации, должен быть по своему положению самым слабым ее членом, именно он сгущает в себе все остальные моменты градации, и к нему возвращается в конце концов последняя в завершающем ее стихе, где поэт благодарит бога:

За все, чем я обманут в жизни был.

Вот это-то значение первого, слабого члена градации, как основного, и раскрыто сразу же тавтологией «за все, за все», начинающей первый стих...

Отмеченное выше значение тавтологии в народной словесности для закрепления внимания слушателя на некоторых частностях описания, повествования и т. п., можно также обнаружить и в литературе. Гоголь, например, часто пользуется тавтологиями для того, чтобы нарочитой остановкой на какой-нибудь незначительной детали по контрасту вызвать ощущение комического в отношении к живописуемому. Вспомним хотя бы описание бекеши Ив. Ив. в «Повести о том, как поссорился Ив. Ив. с Ив. Ник.». «Славная бекеша у Ив. Ив... А какие смушки! Фу, ты пропасть, какие смушки...» или же тавтологическое: «Прекрасный человек Ив. Ив.», которым начинаются отдельные моменты характеристики Ив. Ив., причем для усиления тавтологий в виде доказательства «прекрасности» Ив. Ив. следует то описание его дома, то любовь его к детям и т. п... Чисто звучальная сторона тавтологий дает основание пользоваться ими, как рифмами. В соответствии с указанием Валерия Брюсова (см. его «Опыты»), эти рифмы, в которых повторяется одно и то же слово, следует отличать от рифм омонимических (см. «Омоним». Примеры тавтологических рифм у Пушкина (приведены Брюсовым):

1) Вот на берег вышли гости,

Царь Салтан зовет их в гости.

2) Женка, что за сапоги...

Где ты видишь сапоги?

Я. Зунделович. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925