Легенда

Легенда

       

ЛЕГЕНДА (от церковно-латинского «legenda», формы множеств. числа сущ. среднего рода «legendum» — «отрывок, подлежащий чтению», — осмысленной позднее как форма единственного числа женского рода). —
       1. В первоначальном значении слова Л. — отрывки «житий» и «страстей» святых, зачитывавшихся во время церковной службы или монастырской трапезы в дни, посвященные этим святым.
       2. Отсюда — в более широком, внеритуальном значении — небольшое религиозно-дидактическое повествование, разрабатывающее в форме связной фабулы или отдельных эпизодов фантастическую биографию лиц, животных, растений, вещей, ставших по каким-либо причинам предметами христианского культа: легенда о кресте, Л. об осине — иудином дереве и т. п.
       3. При еще более широком словоупотреблении термин Л. применяется также для обозначения:
       

а) произведений неповествовательного характера, разрабатывающих «легендарные» темы — напр. драматических мираклей;
       б) религиозно-дидактических повествований, связанных с нехристианскими культами — буддийским, мусульманским, иудейским: Л. о Будде, Л. о потомках Мухаммеда, хасидские Л. о цадиках;
       в) не подтверждаемых историческими документами и часто фантастических рассказов о каком-либо историческом деятеле или событии, совершенно не связанном с религиозными культами; например Л. об Александре Македонском и т. п.
       

В подобном расширенном словоупотреблении термин легенда теряет точное литературоведческое значение, и рассмотрение его применения в переносном смысле выходит за рамки предлагаемой заметки, устанавливающей специфику жанра и диалектику его развития на конкретном историческом материале Л. феодальной общественной формации Зап. Европы.
       Со стороны специфики жанра легенда может быть определена как малый жанр средневековой повествовательно-дидактической литературы, преследующий цели прямой пропаганды тех или иных элементов христианского культа и тем самым идеи избранничества духовенства, как агитационная новелла церкви.
       Этой агитационно-пропагандистской установкой объясняются и наиболее характерные стилевые особенности средневековой легенды: в области тематики — отбор сюжетных элементов, способных наиболее сильно воздействовать на чувство слушателей — тематика ужасов и чудес, широкое развертывание описаний мук, пыток и казней, использование мотивов сексуального характера (насилие над девственницей, продажа девушки в публичный дом, соблазн распутной женщиной девственника), часто доходящих до пределов патологического (например возникающая в начале XIV века легенда о «двенадцатилетнем монашке», умирающем от тоски по сладостному младенцу Иисусу); в области композиции и языка — введение элементов прямой дидактики, часто занимающих весьма значительное место в построении повествования, риторические формы сказа, имеющие своей целью усилить воздействие на слушателя.
       Агитационно-пропагандистская сущность легенды прекрасно осознавалась и церковью, усиленно насаждавшей и культивировавшей этот литературный жанр. Об этом свидетельствует наличие многочисленных сборников легендарных сюжетов (изложенных в мнемотехнических целях без всяких украшений, сжатым деловым языком), предназначавшихся для проповедников; об этом свидетельствуют предписания духовникам пользоваться мартирологами (так, папа Евтихиан рекомендует всем пастырям: «Martyrologium et poenitentialem sapiat. Libellum istum unusquisque habeat»); об этом свидетельствует наконец огромная собирательская работа, проводимая церковью по линии закрепления и циклизации Л. и особенно усиливающаяся в эпохи начинающегося «оскудения веры» — в эпохи позднего феодализма и его распада.
       Поскольку духовенство в общественной формации феодализма образует весьма неоднородную по своей мощности прослойку господствующего класса, включающую наряду с крупнейшими феодальными землевладельцами и безземельное городское духовенство, постольку классовая ориентация его агитационной новеллы — легенды — существенно изменяется на различных стадиях развития феодализма. Так, для эпохи раннего (чисто аграрного) феодализма характерен, с одной стороны, расцвет панегирических легенд, связанных с именами крупных церковных и даже светских феодалов (ср. напр. Л. о св. Леодегаре, епископе Отунском, о св. Томасе, епископе Кёнтерберийском, св. Эдмунде, короле англов, и т. п.), а с другой — культивирование Л., пропагандирующих местные святыни и паломничество к ним (так наз. патрональные культы).
       К этим двум типам Л., сохраняющим свою значимость на протяжении всей эпохи феодализма благодаря сохранению основных предпосылок их появления — феодальному способу производства и свойственному натуральному хозяйству партикуляризму, продвижение европейской колонизации (крестовые походы) и рост торговых связей с Востоком добавляют новый тип Л. с тематикой экзотических путешествий (широкое распространение Л. о св. Брандане) и восточной сюжетикой (Л. о Валааме и Иоасафе, Л. о семи спящих). Также не бесследно проходит для Л. выделение международной организации рыцарства и создание рыцарских орденов — ориентация на феодальную аристократию на новом этапе ее существования и претензия на пропаганду в ее среде идеи избранничества духовенства (Л. типа «Чистилища св. Патрика», «Рыцаря с бочонком», «Евстахия», «Маккавеев», разрабатывающие так сказать рыцарскую тематику) порождают цикл легенд совершенно куртуазного стиля (особенно Л. о Марии приобретают характер служения даме) и способствуют международному распространению Л. этого типа (Л. о св. Георгии).
       Однако с началом обособления города от деревни, с ростом торговли и разлагающего действия торгового капитала, наряду с перечисленными выше типами Л., ориентирующимися целиком на феодальную аристократию, появляется и все более укрепляется существенно отличный тип Л., по тематике и стилю тесно примыкающий к новелле «городского сословия» — к фаблио (см.). Панегирик церковному князю-феодалу сменяется в Л. этого типа прославлением честного, добросовестного и благочестивого купца и ремесленника, тематика военных подвигов и небывалых путешествий — тематикой повседневного быта, в котором и осуществляется магическая помощь церкви и ее святых (Л. «О добром Герхарде, кёльнском купце», Л. типа «Чудес святой девы», где магическая помощь оказывается родильнице, у которой захлебнулся в воде младенец, женщине на тонущем корабле и т. п.).
       Но легенда — церковная агитновелла — является не только средством воздействия на различные прослойки господствующего класса феодального общества с целью монопольного укрепления за духовенством командных позиций; она вместе с тем и главным образом обслуживает интересы господствующего класса в целом, являясь орудием идеологического порабощения эксплоатируемых классов, внедряя в них убеждение в нецелесообразности каких бы то ни было продвижений вверх по общественной лестнице, прославляя «нищих духом», смиренно и простодушно верующих. В десятках вариантов повторяется в Л. тема освобождения и спасения через веру неграмотных, невежественных, слабоумных, отверженных представителей люмпенпролетариата — воров и проституток; сюда относятся знаменитые легенды о «Жонглере девы Марии», о «Спасенном девой Марией с виселицы воре», «О беглой монахине» и др.
       В эту же эпоху обостряющейся классовой борьбы Л. становится превосходным средством разжигания национальной и религиозной вражды (так, рост конкуренции между торговцами-евреями и христианами приводит к созданию цикла Л. антисемитского содержания, как Л. «Об умученном родителями-евреями обратившемся в христианство отроке» и т. п.).
       Неудивительно поэтому, что уже рано жанр Л. вызывает пародию в новеллистической продукции «городского сословия», осмеивающей в фаблио ряд традиционных ситуаций Л. (ср. «О виллане, попавшем в рай благодаря своему уменью спорить», «О торговце, поручившем свою лошадь богу и взыскавшем убытки с божьих людей — монахов» и т. д.), противопоставляя пропагандируемой Л. идее магической помощи практические правила житейской мудрости:
       

«Ou quel paradis? dist Martin,
       Il n’est paradis fors deniers
       Et mengier et boire bon vin,
       Et gesir sus draps deliez...»
       

(«В каком раю? — сказал Мартин, — / Нет рая кроме тугой мошны, / И еды и хорошего вина, / И спанья на тонкой простыне...» — «Сказ о Мартине-хапуге»). Эти зачатки критического отношения к Л., намечающиеся в эпоху позднего феодализма, превращаются в эпоху его распада, с ростом классового самосознания буржуазии, в мощное антилегендарное движение XVII—XVIII вв.; «просветители» от простого игнорирования легендарной тематики переходят к действенной, антилегендарной сатире, которой лучшие из идеологов революционной буржуазии наносят смертельный удар продукции, «способной вызвать лишь слезы... над слепотой и тупоумием породившего их человечества» (Лессинг). Л. умирает вместе с породившей ее общественной формацией. Попытки возрождения Л. делались романтиками, что являлось одним из характерных показателей реакционности их идеологии.

Библиография:
Литература, посвященная изучению Л., огромна, но в весьма значительной своей части преследует те же цели, что и сама Л. Библиографию Л. см. — для Германии — ст. «Legende» в «Reallexikon der deutschen Literaturgeschichte», B. II; для Франции — Doubet, Dictionnaire des Legendes, 1855; Histoire litteraire de la France; для латинской легенды средневековья и Л. других романских стран — Grober, Grundriss d. romanischen Philologie.
       См. также Веселовский А. Н., Опыты по истории развития христианской легенды. также Апокрифы, Жития.

Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.

леге́нда

выдержки из жития святого, предназначенные для чтения в церкви. Термин возник в католической средневековой письменности. С 11 в. легенды начали собирать в богослужебные сборники, в 12 в. появились гигантские своды полных житий, в 13 в. эти сборники житий вновь подверглись сокращению и стали предназначаться не для богослужения, а для индивидуального чтения (огромной популярностью в средневековой Европе пользовалась «Золотая легенда» доминиканца Иакова Варагинского (умер в 1298). В литературе Древней Руси легендарные сказания были распространены в 14 – первой пол. 15 в. и представляли собой ряд самостоятельных сюжетов, связанных с одним святым и объединённых в единый текст (входящие в состав «Жития Иоанна Новгородского» «Сказание о битве новгородцев с суздальцами», «Сказание о путешествии Иоанна на бесе» и «Сказание об открытии мощей Иоанна»). По предположению Д. С. Лихачёва, в Древней Руси бытовало большое количество не вошедших в состав житий и летописей, не записанных и поэтому навсегда утраченных легенд.
 

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006.

Легенда

ЛЕГЕНДА (от лат. слова legenda — то, что должно быть прочитано, или рекомендуемо к прочтению) — термин, употребляющийся в нескольких значениях. В широком смысле — недостоверное повествование о фактах реальной действительности, в более узком — повествование о лицах и событиях религиозной истории у христиан — истории библейской и церковной. Слово легенда было издавна в народном употреблении в романских странах, в других же языках это скорее лишь научный термин. В русском народном языке ему в известной мере соответствуют два слова: сказание (нем. Sage) и житие, первое с широким значением предания (устного или письменного) о фактах как церковной, так и светской истории, второе в более специальном смысле — жизнеописания святых лиц (ср., напр., «Сказание о Мамаевом побоище», «Сказание о Владимирской иконе божией матери», «Житие святых Бориса и Глеба», «Житие св. Антония»). Сказание нередко заменялось в старину и словом повесть, первоначально почти исключительно обозначавшим рассказ об исторических лицах и событиях, и лишь в более новое время ставшая термином рассказа беллетристического (Ср. в древности «Повесть о белом клобуке», «Повесть о Варлааме и Иоасафе»). Очень трудно провести точное разграничение между двумя видами народной словесности (см. этот термин): устной легендой и сказкой. В народном употреблении слово сказка охватывает самые разнообразные повествовательные жанры, понимается как вообще всякий рассказ, преследующий цели занимательности (см. слово «сказка»). Устная легенда есть один из видов сказки, при чем занимательность в ней служит лишь второстепенной, побочной целью, а главная задача легенды — дать благочестивое, серьезное повествование о важных и поучительных явлениях религиозной жизни, соединенное с верой рассказчика в правдивость излагаемого.

Проводившееся часто учеными отграничение легенды от сказки указанием на приурочение легенды обязательно к какому-нибудь лицу или событию неубедительно, так как очень многие сказки (ср., напр., сказки об Иване Грозном и Петре Великом) также связаны с историческими именами и местностями (см. об историзации поэтических сюжетов в статьях — «сказка» и «странствующий сюжет»). Бр. Гриммы и у нас А. Н. Афанасьев делалиогромную ошибку: исходя из предвзятых представлений о типичном виде сказки, они нередко вычеркивали из имевшихся в их распоряжении записей то, что носило в себе отпечатки местных или персональных приурочении. Как было отмечено для всей народной словесности, четкое разграничение друг от друга ее отдельных видов невозможно (см. статью Народная словесность). Легенда также находилась в постоянном взаимоотношении с другими, преимущественно эпическими жанрами: она вплеталась в фантастическую и бытовую сказку, сама осложнялась ею (оттого и получила расширительное значение в смысле малодостоверного рассказа), проникла и в былины и в очень ей близкий по содержанию, тону и источникам духовный стих (см. эти слова).

В европейской литературе легенда, именно христианская, пользовалась громадным распространением. В средние века и в Византии, и на романо-германском Западе и на славянском Востоке легенда была главнейшим и важнейшим литературным жанром.

Содержание христианских легенд составляли преимущественно последующие темы: 1) о миросоздании (les legendes d'origine). 2) о конце мира, т. н. эсхатология, 3) о Христе и богородице, 4) жития святых и сказания об их чудесах, 5) рассказы о диаволе в его борьбе с богом и святыми.

Источниками дляхристианских легенд послужили во многом сказания, перешедшие в Европу с индийского и семитского Востока. Многочисленные буддийские повести (вроде рассказов в сб. Панчатантра), служившие примерами в поучениях буддийских проповедников, а также магометанские и еврейские сказания проникали в европейскую среду, получали христианское обличие (напр., житие Будды видоизменилось на византийской почве в христианскую повесть о св. Варлааме и Иоасафе) и, осложнившись европейским материалом, полагались в основу малых и больших сборников средневековых латинских легенд.

Сильный толчок к развитию и распространению легенды дали некоторые религиозные движения, особенно богомильская ересь у южного славянства и родственные ей ереси альбигойская и патаренская на Западе. Дуалистическое мировоззрение богомилов породило очень много легендарных сказаний о борьбе двух начал — божеского и дьявольского, с сюжетами о создании мира, о Христе, его крестном древе. Эти легендарные сказания, попав в письменность, разделили судьбу других аналогичных памятников, не признанных церковью каноническими, вместе с ними были включены в списки запрещенных для чтения книг и также получили название апокрифов. Часть других богомильских легенд влилась в общий поток церковных сказаний.

В XIII в. генуэзский епископ Яков де-Ворагине составил знаменитый сборник под заглавием Legenda aurea. В конце того же века был составлен, пов. в Англии, другой сборник назидательных повестей и легенд Gesta Romanorum, во множестве рукописей распространившийся по всей Европе — в Германии, Франции, Италии — и повсюду обраставший новыми легендами. Еще позднее возник сборник под названием Speculum Magnum (в др. русском переводе Великое Зеркало). Эти и другие сборники в целом виде и по частям проникли и к нам в Россию в XVII в. На Западе за ряд столетий легендарная литература так разраслась, что стала почти необозримой. В XVII в. голландский иезуит Болланд (1596—1665 г.г.) решил оказать науке и религии услугу объединением всех ранее разрозненных церковных сказаний и положил основание огромному изданию под заглавием Acta Sanctorum, изданию, продолжавшемуся последователями Болланда и в XIX в.

В русской письменности древнейшего периода господствовали образцы преимущественно византийской церковной литературы. Благочестивые сказания, повести и жития святых распространились и отдельными рукописями, и вставлялись в исторические компендиумы, вроде Летописных сводов, а б. ч. соединялись в т. н. Патерики (Отечники), Прологи, Четьи-Минеи. С вторжением западно-еврпоейских влияний, с культурным расслоением народа, с разветвлением общей литературы на литературу высших и нисших классов, христианская легенда продолжала по традиции жить полною жизнью в среде полуобразованной (см. статью Народная литература), особенно же в среде старообрядческой. Книжные легенды глубоко спустились в народную массу и стали источниками многих русских народных сказок, сказаний и устных легенд.

Легенда, подобно всем литературным, особенно повествовательным, жанрам, в сюжетах своих довольно устойчива. Все, что говорится о странствующих сюжетах (см. этот термин) применимо и к легендам. Напр., мировой сюжет о кровосмесителе, известный нам по Софокловой пьесе о царе Эдипе, в христианской литературе получил большую популярность. Известны западно-европейские и русские легенды подобного же содержания об Иуде Искариотском, о псалмопевце Андрее Критском, о папе Григории VII, народные рассказы о безыменном грешнике, сплетающиеся с другим циклом легенд — об Агасфере (См. последнее хронологически исследование проф. Н. К. Гудзия: «К легендам об Иуде предателе и Андрее Критском». Р. Филолог. Вестн. 1914 г.). Типические образы и формы легендарного изображения охарактеризованы в интересной книге франц. исследователя De la Haye Les légendes hagigraphiques. (Paris. 1906). Стиль христианских легенд обладает известной устойчивостью. Отдельные виды имеют свои особенности: т. н. жития, сказания о чудесах. С течением веков выработались определенные формулы, шаблоны, как в языке, так и в архитектонике. Напр., в русской житийной литературе можно проследить интересную смену разных повествовательных манер: то простого, неукрашенного жития, то жития витиеватого, велеречивого (о чем см. в работах В. О. Ключевского, Кадлубовского, Серебрянского и др.).

Новая литература образованных классов не могла, как известно, порвать совсем своих связей с традицией древне-русской, а также с литературой народной (см. об этом в статье Народная литература). В течение XIX в. многие из выдающихся русских писателей обращались к древней легенде, пленялись и ее содержанием, и стилем. Укажу здесь: поэму А. Толстого «Иоанн Дамаскин», «Легенду о св. Феодоре», А. И. Герцена, «Чем люди живы», «Крестник», «Два старика» и др. «народные рассказы» Льва Толстого, многочисленные легенды Лескова, сюжеты коих большею частью заимствованы из Пролога, утилизованные легенды Ремизова (подвергшиеся даже специальному Филол. изучению проф. Рыстенко в труде: «Заметки о сочинениях Алексея Ремизова». Одесса. 1913 г.), «Разбойник Петр» Валерия Брюсова и друг.

В зап.-европейской новой литературе старые легенды много раз служили материалом для творчества (в различных жанрах) выдающихся писателей. Романтизм привил вкус к средневековой легенде, воскресил ее, так как она была очень подходящей для выражения новых настроений и грез. Традиционные легендарные сюжеты наполнились новым смыслом, стали символом новых исканий. Сочинения Новалиса, Тика, Ваккенродера, Гейне и мн. др. заново осветили потускневшие было образы. Некоторые легендарные сюжеты стали как-то особенно популярны, ответив новым запросам эпохи: ср. возрождение сказаний о Фаусте, Дон-Жуане, Агасфере. Да и в дальнейшем развитии литературы XIX в. легенда то и дело привлекает внимание художников слова. Укажу для примера на произведения Вальтер-Скотта, Виктора Гюго, «Легенду об Юлиане Милостивом», «Искушение св. Антония» Флобера, «Сеньору Беатрису» Метерлинка, «Жонглера богородицы», «Св. Фавна» Анатоля Франса и др.

В устной словесности легендарное творчество народной массы не умирает и до сих пор, да и едва ли когда умрет. Наше время особенно благоприятно для наблюдений над творимой легендой. Недавно пережитые события мировой войны, а затем революции заставили сильно работать народную фантазию. Возникло много легенд, приуроченных к недавнему прошлому, но по ближайшем рассмотрении оказывающихся тесно связанными и в сюжетах, и в стиле с глубокой традицией. Оживление забытых было всяческих сказаний о чудесах, явлениях икон, о видениях святых было вызвано рядом фактов современной политики в религиозном вопросе (вскрытием мощей, изъятием церковных ценностей). А бурные общие социальные и политические перемены пробудили вновь легенду эсхатологическую.

БИБЛИОГРАФИЯ.

А. Веселовский. Опыты по истории развития христианской легенды. Журн. Мин. Нар. Просв. 1875—1877 г.г. Он же. Из истории литературного изучения Востока и Запада. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе. Спб. 1872.

Ф. И. Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. 250. Спб. 1861.

А. Н. Афанасьев. Народные русские легенды. М. 1859 г. 2-е изд. 1914 г.

М. И. Драгоманов. Малорусские народные предания и рассказы. 2 ч. Спб. 1861.

Проф. Ю. Соколов. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925