Подотряд Бесплавниковые или Настоящие, осьминоги(Apteroti или lncirrata)

Подотряд Бесплавниковые или Настоящие, осьминоги(Apteroti или lncirrata)

         Этот подотряд составляют обычные прибрежные осьминоги, которых объединяют, кроме сходного образа жизни, еще и некоторые общие им всем анатомические черты: у них нет плавников и присоски всегда без усиков (у осьминогов следующего отряда справа и слева от крупных присосок растут осязательные, по-видимому, усики), а остаток раковины имеет вид двух хрящевых палочек, спрятанных под кожей спины, либо отсутствует полностью. Присоски обычно располагаются на щупальцах в два продольных ряда.

        Живут бесплавниковые, или настоящие, осьминоги обычно недалеко от берега и неглубоко, кроме представителей подсемейства Bathypolypodinae, т. е. батиальных осьминогов, которые встречаются в океанах вплоть до глубин в 8 тыс. м. Предпочитают каменистое дно, но поселяются иногда и на илистых и песчаных грунтах, например обычный у нас на Дальнем Востоке песчаный пароктопус (Paroctopus conispadiceus).

        Типичный и наиболее крупный представитель всего отряда и рода настоящих осьминогов — обыкновенный осьминог, которого называют также и обычным спрутом (Octopus vulgaris). Он обитает в тропических, субтропических и в умеренных морях и океанах. К югу его распространение простирается до острова св. Павла и Австралии, к северу — до берегов Шотландии.

        В наших морях, на Дальнем Востоке, он встречается очень редко. Здесь самые обычные осьминоги: уже упомянутый песчаный пароктопус и шершавый пароктопус (Paroctopus asper).

        Все осьминоги подсемейства Octopodinae (к которому принадлежат и обычный спрут, и многие наши дальневосточные виды) по повадкам и образу жизни похожи друг на друга. Многие из этих животных еще очень плохо изучены.

        Но даже те немногие факты, которые уже известны исследователям, превзошли всякие ожидания.

        Однажды в морском аквариуме в Калифорнии осьминожиха по кличке Мефиста отложила яйца — маленькие студенистые комочки. Свои восемь рук Мефиста сплела наподобие корзины. Это было гнездо. Два месяца, пока осьминожиха вынашивала в нем яйца, она ничего не ела.

        Если кто-нибудь из служителей осмеливался подбросить кусочек мяса к самой ее голове, Мефиста вспыхивала в гневе кирпично-красным цветом, освобождала руку из импровизированной корзины и отбрасывала прочь любимую прежде пищу: ведь этот «мусор» мог попасть на ее драгоценные яйца!

        Когда Мефисту не тревожили, она нежно перебирала яйца, покачивала их, словно баюкая, и поливала водой из воронки.

        Другая осьминожиха из Брайтонского аквариума отложила яйца в углублении искусственной скалы (близко от стекла, так что за животным легко было наблюдать). Свое гнездо она окружила «крепостным валом», притащив несколько десятков живых устриц и нагромоздив их друг на друга. За этой баррикадой устроилась сама, только выпуклые глаза выглядывали из «крепости», зорко осматривая окрестности. Два самых длинных щупальца осьминожиха вытянула за укрепление, их концы постоянно извивались в разных направлениях, словно выискивая возможных врагов.

        Бдительная мать не позволяла ни одному живому существу приблизиться к ее гнезду г. Свободное от сторожевой вахты время она отдавала «домашним делам»: нежно поглаживала яйца, легонько встряхивала их, полоскала водой из воронки. Ее присоски, как крохотные пылесосы, очищали яйца от мелкого мусора и паразитов.

        Лишь редкие осьминожихи решаются принять немного пищи вблизи от охраняемых яиц. Обычно же они ничего не едят месяц и два, и даже четыре месяца, пока длится насиживание. Аскетизм этот вызван стремлением предохранить яйца от загрязнения. Даже взрослые осьминоги не переносят несвежую воду. Поэтому насиживающие самки постоянно поливают яйца струей из воронки — промывают их. Все, что может гнить, изгоняется осьминогами из гнезда. Вода должна быть чистой. Ради этого самки голодают: боятся уронить даже крошки со своего стола на драгоценные яйца, в которых заключено будущее их вида.

        Фанатичная преданность своим материнским обязанностям, продиктованная суровым инстинктом, часто наносит непоправимый вред здоровью осьминогов. Большинство из них, по-видимому, погибает, дав жизнь новому поколению.

        Страсть осьминогов к посуде, их стремление забираться в различные полые предметы, в том числе в пустые раковины, известна давно. Сто двадцать лет назад об этом писал французский зоолог Орбиньи. Но еще раньше и с большой выгодой для себя использовали эту осьминожью страсть рыбаки с берегов Средиземного моря. Как использовали — расскажу несколько позже.

        Когда нет готовых квартир, осьминоги строят их сами. Стаскивают в кучу камни, раковины и панцири съеденных крабов, сверху в куче делают глубокий кратер, в котором и устраиваются. Часто осьминог не довольствуется лишь «крепостным валом» из камней, а прикрывает себя сверху большим камнем, словно щитом.

        Предпринимая небольшие вылазки, осьминог не оставляет щит дома, а держит его перед собой. При тревоге выставляет его в сторону, откуда грозит опасность, одновременно обстреливая врага струями воды из воронки, словно из брандспойта. Отступая, осьминог пятится назад, за «крепостной вал», прикрывая свой тыл каменным щитом.

        Градостроительством осьминоги занимаются по ночам. До полуночи они обычно не предпринимают никаких вылазок, а по том, словно по команде, отправляются на поиски камней. Восьмирукие труженики тащат камни непомерной величины — в пять, десять и даже двадцать раз превышающие их собственный вес.

        В некоторых местах, особенно приглянувшихся осьминогам, водолазы находили на дне моря целые осьминожьи города — один каменный дом недалеко от другого.

        «На плоском дне отмели к северо-востоку от Поркерольских островов, — пишут Кусто и Дюма, — мы напали на город осьминогов. Мы едва верили своим глазам. Научные данные, подтвержденные нашими собственными наблюдениями, говорили о том, что спруты обитают в расщелинах скал и рифов. Между тем мы обнаружили причудливые постройки, явно сооруженные самими спрутами. Типичная конструкция имела крышу в виде плоского камня полуметровой длины, весом около восьми килограммов. С одной стороны камень возвышался над грунтом сантиметров на двадцать, подпертый меньшим камнем и обломками строительного кирпича. Внутри была сделана выемка в двенадцать сантиметров глубиной. Перед навесом вытянулся небольшой вал из всевозможного строительного мусора: крабьих панцирей, устричных створок, глиняных черепков, камней, а также из морских анемонов и ежей. Из жилища высовывалась длинная рука, а над валом прямо на меня смотрели совиные глаза осьминога. Едва я приблизился, как рука зашевелилась и пододвинула весь барьер к входному отверстию. Дверь закрылась. Этот дом мы засняли на цветную пленку... Тот факт, что осьминог собирает стройматериал для своего дома, а потом, приподняв каменную плиту, ставит под нее подпорки, позволяет сделать вывод о высоком развитии его мозга».

        Развитие у животных органов, способных использовать простейшие орудия, приводит к образованию более сложного мозга, к расширению сферы его деятельности, к формированию разнообразных приспособительных рефлексов и врожденных инстинктов.

        «Интеллигентность» животного в первую очередь определяется способностью его мозга к запоминанию опыта, т. е., говоря языком науки, к образованию стойких условных рефлексов.

        Один ученый выработал у осьминогов условный рефлекс на свет. Осьминога легонько кололи куском проволоки и одновременно включали лампочку. Осьминог «мрачнел»: расширял черные хроматофоры, кожа приобретала темную окраску. Обучение продолжалось шестнадцать дней. На семнадцатый день включили свет, но проволокой осьминога не коснулись. Однако он потемнел, как прежде. Восемьдесят один день мозг осьминога сохранял память об уколе, который должен был следовать за вспышкой света.

        Постепенно, лишь в конце третьего месяца, исчез условный рефлекс на свет, ни разу не подкрепленный за это время раздражителем — уколом.

        В результате своих опытов английские ученые Бойкот и Юнг пришли к выводу, что осьминоги наиболее «одаренные» из всех беспозвоночных и даже некоторых позвоночных животных, например рыб.

        Бойкот и Юнг установили также, что осьминоги поддаются дрессировке. Не хуже слонов и собак различают они геометрические фигуры — маленький квадрат отличают от более крупного, прямоугольник, поставленный вертикально, от поставленного горизонтально, белый круг от черного круга такого же размера, крест от квадрата, ромб от треугольника.

        За правильно сделанный выбор животных награждали пищей, за ошибку они получали слабый удар электрическим током.

        Бойкот и Юнг кормили своих пленников крабами, привязанными за нитку. Когда подопытный осьминог привыкал к такому угощению, в бассейн с крабом опускали металлическую пластинку.

        Осьминог, ничего не подозревая, появляется из своего убежища. Как всегда, смело атакует краба и вдруг отскакивает. Бледнеет, выбрасывает струю воды в предательского краба и спешит назад в свое логово. Через краба с пластинкой экспериментаторы пропустили слабый электрический ток. Его удар напугал осьминога.

        Через два часа краб с пластинкой снова в аквариуме. Осьминог не бросается на него, как обычно, из своего убежища, словно ракета. Он ведет себя теперь совсем иначе. Осторожно появляется из расщелины. Идет по дну с вытянутыми вперед щупальцами. Каждую секунду готов повернуть обратно. Борются два чувства — желание получить лакомый кусочек и страх. Разрешая мучительное противоречие, осьминог то приближается к крабу с вытянутыми вперед щупальцами, то боязливо удаляется в свой угол, чтобы через минуту снова вернуться.

        Наконец чувство голода побеждает. Осьминог хватает краба. Удар! Он бледнеет и удирает в нору.

        Условный рефлекс теперь прочно закреплен в его мозгу. Осьминог берет обычных крабов. Но краб с пластинкой не вызывает у него никакого интереса. Он лишь высовывает голову из своего убежища, чтобы понаблюдать за трюками странных существ. Когда опасный краб приближается к его логову, осьминог багровеет и пускает в него серию залпов из своего водяного пистолета.

        Осьминоги с удаленными кусочками мозга, в которых замыкаются условные рефлексы, действовали так, словно никогда в жизни не получали электрических ударов. Заметив краба с пластинкой, оперированный осьминог торопливо выбирался из своего убежища, хватал краба, получал удар, убегал и тут же возвращался вновь. Память о боли, полученной только что, совершенно отсутствовала — условный рефлекс на краба с пластинкой не образовывался. Один осьминог в течение тридцати пяти дней, пока длился эксперимент, с неистощимой яростью бросался на краба. Даже в конце дня, в течение которого он получил пятнадцать ударов током, осьминог с большой готовностью появлялся из убежища, чтобы напасть на краба, который причинял ему только боль.

        Юлиус Кольман наблюдал за жизнью осьминогов на биологической станции близ Неаполя. Его работы вошли в литературу о поведении этих животных как классический образец, но, к сожалению, давно стали библиографической редкостью. С наблюдениями Кольмана познакомил широкий круг читателей Фрэнк Л е й н в книге «Царство осьминога».

        Осьминоги, которые жили на неаполитанской станции, стали совсем ручными. Они знали в лицо сторожа аквариума и любили его. Если он протягивал к ним руку, животные обвивали ее щупальцами и нежно гладили. Они явно принимали участие в игре, когда сторож поддразнивал их. Он прятал кусок мяса в руке, и осьминоги терпеливо пытались разжать пальцы, боролись, но ни разу не причинили боль человеку.

        В 1875 г. британский натуралист Генри Л и издал книгу «Осьминог—дьявольская рыба, правда и вымысел». Это было первое научно-популярное сочинение об осьминогах. В ней рассказал он о забавном происшествии в Брайтонском аквариуме.

        Однажды по непонятной причине из аквариума стали пропадать редкие рыбы циклоптерусы (пинагоры) г. Ежедневно исчезало по одной рыбе, но никаких следов, которые указывали бы на их похитителя, не оставалось.

        И вот, наконец, вор был пойман с поличным. Им оказался осьминог, который жил в той же комнате, но в другом аквариуме. Обнаружив, что в соседнем аквариуме находятся рыбы, осьминог регулярно совершал на них налеты по ночам. К утру он всякий раз возвращался в свой бассейн. В то утро, когда его поймали, разбойник, видно, решил для разнообразия переночевать неподалеку от места пиршества.

        После разоблачения за осьминогом-похитителем было установлено тщательное наблюдение. Повторит ли он свои ночные странствия? Генри Ли пишет: «...наш подозреваемый пират не отправлялся в свою грабительскую экспедицию до тех пор, пока кто-либо находился в помещении.

        Как будто он знал, что за ним наблюдают, и около недели спокойно оставался дома».

        Затем, когда засада была снята, сразу два осьминога выбрались ночью из аквариума. Один из них был как раз тем самым спрутом, которого уличили в грабеже.

        А вот что пишет Ч. Дарвин о тактической хитрости спрутов.

        Однажды он застал на мелководье небольшого осьминога. Заметив человека, моллюск осторожно и, как показалось Дарвину, осмысленно пытался уйти в безопасное место. Сначала он замер на месте, затем украдкой, очень скрытно, словно кошка за мышью, «короткими перебежками» переползал вперед на несколько сантиметров и вновь замирал в неподвижности. Всякий раз, заняв новую позицию, осьминог в соответствии с окружающим пейзажем изменял свою окраску.

        Так продолжалось, пока осьминог не добрался до более глубокого места. Тогда он внезапно рванулся вперед, оставляя за собой густое облако чернил, чтобы скрыть от преследователя расщелину, в которой спрятался.

        Как спят осьминоги?

        Первым описал спящего осьминога Жан Верани. Он наблюдал в аквариуме за мускусным спрутом. Осьминог спал «сидя», присосавшись ко дну основаниями щупалец и приподняв вверх тело. При малейшем всплеске воды по телу животного пробегали, словно вспышки, темные пятна.

        При более глубоком сне все щупальца, кроме двух нижних, прижаты к телу. Две вытянутые в стороны руки несут сторожевую вахту. Осьминог погружен в глубокий сон. Он ничего не видит и не слышит. Можно подойти к аквариуму вплотную, кричать над ним, шуметь как угодно — осьминог не проснется. Но стоит лишь слегка сотрясти воду или чуть прикоснуться к сторожевым щупальцам — животное сейчас же вскакивает. Тело его раздувается и бледнеет. Бородавки и черные пятна покрывают кожу. Если тревога не была ложной и угроза реальна, осьминог окутывает себя облаком чернил и, не раздумывая, ищет спасения в бегстве.

        Когда спрут спит, глаза он не закрывает, лишь сильно сокращает зрачки, дыхание замедляется, а окраска становится желто- или буро-серой. Иногда сторожевые щупальца вытягиваются вверх и медленно кружатся над спящим осьминогом, словно антенна радара.

        «Спруты обладают необыкновенным любопытством, — говорит Теодор Руссо.— Если вы часто посещаете какой-нибудь отдаленный пляж и осьминоги к вам привыкнут, то, влекомые любознательностью, они иногда приближаются к вам. Сначала неуверенно, потом смелеют, подплывают близко и, случается, усаживаются на вашей ноге или руке».

        Руссо несколько раз вытаскивал одного осьминога из щели в скале. Сначала тот отчаянно сопротивлялся и выбрасывал в гневе чернила. Но постепенно привык к странному человеку и завязал с ним дружбу. Он сам покидал свое убежище, спокойно плавал вокруг. Не шарахался в испуге, когда человек протягивал к нему руку, позволял почесать спину и, казалось, получал от этого удовольствие. «У меня сложилось впечатление, — заключает Руссо, — что, если бы я мог проводить с ним больше времени, он стал бы совсем ручным».

        Страшные рассказы об осьминогах, опубликованные газетами, усугубили недоверие, которое по незнанию испытывали люди к необычным на вид обитателям чуждой стихии. Рожденное невежеством предубеждение питалось баснями недобросовестных сочинителей, и вот осьминог, создание не более опасное, чем крупная треска, но гораздо более доброжелательное и понятливое, превратился в чудовище непомерной силы и свирепости.

        Это, конечно, не так.

        Описано более ста видов осьминогов, но все они — животные мелкие, длиной не более полуметра. Лишь три-четыре вида заслуживают внимания как возможные противники человека: это обыкновенный осьминог, осьминог Дофлейна, осьминог аполлион и близкий к нему гонконгский осьминог. Первый обитает во всех тропических, субтропических и тепловодных морях и океанах. Второй обычен у берегов Японии и изредка встречается у юж ных Курильских островов и в заливе Посьета. Осьминог аполлион живет в скалах у побережья Аляски, Западной Канады и Калифорнии (описанный мною близкий к нему вид Parocpus asper обитает у берегов Камчатки и северных Курил).

        Обыкновенный осьминог и осьминог Дофлейна — массивные, коренастые создания с недлинными и толстыми щупальцами. В длину они достигают 3 м и весят при таких размерах около 25 кг.

        Гигантом среди осьминогов можно было бы назвать аполлиона, но гигант этот весьма субтилен.

        В конце прошлого века у берегов острова Ситха рыбаки поймали осьминога, который пропорциями своими напоминал паука-сенокосца: маленькое туловище на длинных и тонких ногах-щупальцах. Общая длина его была около 5 м (в размахе щупалец около 8, 5 м), но тело вместе с головой не превышало в ширину 15, а в длину — 30 см.

        Позднее еще несколько осьминогов этого вида, но меньшего размера попались в сети у берегов Калифорнии, Канады и Аляски.

        Североамериканские «субтильные» осьминоги аполлионы уступают своим собратьям двух упомянутых выше видов и в силе и в весе. И уступают при одинаковых размерах примерно вдвое.

        Опасны ли двух-, трехметровые осьминоги?

        Попросим ответить на этот вопрос людей, которые с ними встречались.

        Один водолаз недалеко от Мельбурна расчищал устье реки. Он заложил динамит между двумя камнями и взорвал его. Затем спустился вниз, чтобы проверить, какие разрушения причинил взрыв. Большой камень не был сдвинут с места. Водолаз лег на него и подсунул правую руку под камень — хотел заложить еще один заряд.

        «Вдруг я почувствовал, — рассказывает водолаз, — что кто-то держит руку... Когда муть рассеялась, я увидел, к своему ужасу, щупальце большого осьминога, обвившееся вокруг моей руки подобно удаву. Боль была нестерпимой: словно тело мое разрывали на куски, и, чем отчаяннее я пытался освободиться, тем сильнее становилась боль.

        Мне нелегко было удержать свои ноги внизу, так как воздух скапливался под одеждой и раздувал ее. Если бы ноги поплыли вверх, я бы скоро потерял сознание, вися вниз головой.

        Нельзя дать и сигнал тревоги, попросить, чтобы меня подняли наверх. Эта гнусная тварь меня бы не отпустила, и скорее всего я оказался бы со сломанной рукой».

        Позади лежал железный лом, и водолаз стал осторожно подтягивать его ногой.

        Вот схватил лом рукой. И началась борьба. «Чем я больше бил по спруту, тем сильнее он сжимал мою руку. Она совсем онемела, но скоро я почувствовал, что хватка стала ослабевать. Однако животное еще сопротивлялось, пока я не изрубил его на куски, тогда присоски ослабли.

        Могу вас уверить, что за двадцать минут этой борьбы я был совершенно измучен. Мы подняли осьминога, вернее то, что от него осталось, наверх. Распластали его: в поперечнике восемь футов. Я совершенно уверен, что это животное может удержать на дне пять или шесть здоровых мужчин».

        Второй рассказ принадлежит человеку, несравненно более компетентному в биологии, — известному знатоку моллюсков Жану Верани. В книге «Головоногие Средиземного моря» он говорит, что самые крупные осьминоги, которые живут в Средиземном море, бывают длиной до 3 м и весят 25 кг.

        «Старый рыбак, очень ловкий и опытный, встретил такого спрута напротив портового мола Ниццы». Рыбак решил пощекотать осьминога, поиграть с ним, как с котенком. Но спрут был старый и недружелюбный — из породы закоренелых пиратов, которые могут «удержать на дне пять или шесть здоровых мужчин».

        Он, конечно, утащил рыбака на дно?

        И не подумал. Может быть, и хотел бы это сделать, но, увы, сила была не на его стороне. Спрут трагически заламывал руки, отчаянно барахтался, он очень хотел вырваться из цепких лап двурукого страшилища, но не мог. Рыбак со смехом обнимал насмерть перепуганного осьминога, перевернул его вверх брюхом и кончил тем, что «поцеловал в нос» и отпустил восвояси. Спрут удрал, багровый от волнения, а человек тяжело перевел дух: после возни с полуторапудовой «зверюгой» он изрядно устал.

        В. К. Арсеньев, наш славный исследователь дальневосточного края, встретился однажды в Приморье с большим осьминогом.

        «Китайцы далеко разбрелись по берегу, — пишет он.— Я сел на камень и стал смотреть в море. Вдруг слева от меня раздались какие-то крики. Я повернулся в ту сторону и увидел, что в воде происходила борьба. Китайцы палками старались выбросить какое-то животное на берег, наступали на него и в то же время боялись его и не хотели упустить. Я побежал туда. Животное, с которым боролись китайцы, оказалось большим осьминогом».

        Наконец осьминога вытащили на берег. Арсеньев измерил его. Тело у спрута было длиной 0, 8 м, голова — 28 см, а щупальца — 1, 4 м. Весь моллюск, следовательно, был длиной около 3 м, но «пятьшесть здоровых мужчин» без особого труда выкинули его палками на берег.

        Два противоречивых свидетельства, два разных мнения о силе спрутов: водолаз из Мельбурна утверждает, что двух-, трехметровый осьминог может справиться с пятью-шестью мужчинами, а рассказы Верани и Арсеньева убеждают нас, что осьминоги такой величины уступают человеку и в силе и в агрессивности.

        Раз мы должны сделать выбор, то предпочтем, конечно, свидетельство натуралистов — Верани и Арсеньева, чем басни мельбурнского водолаза и других подобного же сорта сочинителей, без меры расписавших атлетические свойства осьминогов.

        Рассуждая о силе осьминогов, мы совершенно упустили из виду другое оружие этих хищников — их укус. Родичи беззубых улиток и ракушек, они приобрели в процессе эволюции очень острые челюсти, роговые и крючковатые, по форме похожие на клюв попугая.

        «Ядовитыми канаваями» называют индийские рыбаки некоторых маленьких осьминогов и очень боятся этих тварей. Если, говорят, осьминога, попавшего в лодку вместе с рыбой, не выбросить немедленно за борт, то он сам может напасть на человека и укусить его в ногу или руку. Боль такая, словно ужалил скорпион. Нога распухает, человек несколько недель чувствует слабость и головокружение.

        Яд выделяет задняя пара слюнных желез, но это не пищеварительный фермент, а особая вирулентная жидкость, близкая по химическому составу к алкалоидам. Яд осьминогов вводили в тело крабов, рыб и лягушек. Он действовал парализующе на центральную нервную систему. У крабов немедленно наступали судороги, и через несколько минут они умирали.

        Яд осьминогов опасен и для человека. Однажды сотрудник Калифорнийского аквариума был укушен в ладонь небольшим аполлионом. В ту же ночь рука так распухла, что не видно стало суставов, прошло четыре недели, прежде чем опухоль спала. Признаки болезни напоминали симптомы змеиного укуса.

        Яд осьминогов, даже мелких, опасен. Правда, эти животные редко и неохотно пускают в ход свое ядовитое оружие. Мак-Гинити, известный океанолог, говорит, что в его руках побывало несколько тысяч осьминогов и ни один из них его не укусил. И все же такие случаи, как мы видели, бывают.

        Достоверных сообщений о встрече под водой с очень крупными осьминогами известно очень мало. Но мелкими осьминогами морское дно местами буквально кишит. Ныряльщик, попавший в их общество, не должен забывать, что имеет дело с существами ядовитыми и отнюдь не кроткими.

        Особую группу настоящих осьминогов составляют представители подсемействa Bathypolypodinae. (Все описанные ранее разновидности принадлежат к подсемейству Octopodinae.) Это миниатюрные осьминожики, длиной не больше детской ладони. У них очень маленькие присоски и совсем нет чернильного мешка (у головоногих это бывает редко).

        Почему у батиполипусов нет чернильного мешка, вполне понятно: это глубоководные животные, обитатели лишенных света океанских глубин. Раз живут они во мраке, то, понятно, дымовое облако как средство защиты никакой пользы им не принесет: ведь его в темноте не видно. За ненадобностью чернильная железа атрофировалась.

        Батиполипусы — одни из немногих головоногих моллюсков, приспособившихся к жизни в холодных водах. Это единственные осьминоги, обитающие в наших северных морях: Карском, Восточно-Сибирском и Чукотском.

        Совершенно необычные повадки и образ жизни у осьминогов семейства Argonautidae — у аргонавтов. Было описано довольно много видов этого своеобразного семейства.

---

        Большинство из них едва ли существует в действительности, а представляет скорее всего разновидности шести бесспорных видов. Из них три имеют циркумтропическое распространение, т. е. обитают в тропических зонах трех океанов (Argonauta argo, A. hians и A. nodosa), два встречаются в Индийско-ЗападноТихоокеанской тропической области (Индо-Вест-Пацифической): на западе Тихого океана и на востоке Индийского (А. согnuta и A. buttgeri), и лишь один вид живет только в Тихом океане (A. nourgi).

        В наших водах, у берегов Южнокурильских островов, изредка встречается, насколько пока известно, один вид этих очень интересных животных — A. hians. Их своеобразие особенно проявляется в пору размножения.

        Во время размножения самцы головоногих моллюсков, как мы уже знаем, одним из щупалец достают из-за «пазухи» (из мантийной полости) сперматофоры и переносят их в мантийную полость самки. Лишь осьминоги аргонавты поступают иначе. У них щупальце самостоятельно, без помощи самца, исполняет эти обязанности. Захватив пару сперматофоров, оно отрывается и уплывает на поиски самки, словно торпеда с дистанционным управлением.

        «Когда аргонавт предлагает «руку» даме своего племени, она принимает ее и сохраняет, унося с собой», и рука кавалера «становится подвижным существом, живущим своей жизнью еще и некоторое время после того, как перешла во владение дамы» — так несколько напыщенно, но вполне благопристойно выражался Генри Ли, первый натуралист, который сумел найти популярные слова для описания самых интимных сторон жизни спрутов.

        Еще Аристотель изучал аргонавта. Но античные натуралисты ошибались, полагая, что этот крошка может плавать, словно под парусами.

        Дело в том, что аргонавты вернулись к традициям предков — вновь стали жить в раковинах. Раковинки тончайшие, будто пергаментные. Животные скользят в них по волнам, как в миниатюрных лодках. На верхней паре рук у маленьких мореплавателей есть расширенные лопасти. В древности думали, что при благоприятной погоде аргонавты поднимают вверх эти лопасти, ветер ударяет в них, и раковинки плывут, словно под парусами.

        Но оказалось, что лопасти на щупальцах не навигационные, а строительные органы: они выделяют жидкое вещество, которое, застывая, образует раковину. А в ней аргонавты вынашивают свое потомство. Значит, раковина у них не только лодка, но и колыбель.

        Когда говорят об аргонавтах, обычно имеют в виду их самок: это существа более импозантные, чем самцы, и только они живут в раковинах. Самцов и заметить-то трудно — такие они карлики. Ведь самка аргонавта раз в двадцать больше самца. Самый крупный известный науке аргонавт-самец уместился бы на ногте большого пальца человека, в то время как длина одной самки, хранящейся в Британском музее, целых 310 мм.

        Когда наступает пора размножения, одно щупальце самца аргонавта начинает вдруг быстро расти. Достигнув допустимого предела, оно отрывается от головы животного и уплывает, предварительно захватив с собой один-два сперматофора. Щупальце, извиваясь, рыщет в морских джунглях—ищет самку своего вида. Найдя ее, заползает к ней в мантийную полость, там сперматофоры «взрываются» и оплодотворяют яйца.

        Своим видом щупальце-путешественник напоминает червя с двумя рядами «ножек»—недоразвитых присосок. Не удивительно, что первые натуралисты считали это странное щупальце паразитом, живущим в мантийной полости самки аргонавта.

        Известный французский анатом и палеонтолог Жорж Кювье принял мнимого паразита за самостоятельное существо и дал ему научное название Hectocotylus— «обладатель ста присосок».

        Аргонавты представляют единственную среди головоногих моллюсков группу с ясно выраженным половым диморфизмом. Самки у них значительно крупнее самцов, наделены наружной раковиной и большими лопастевидными выростами на паре дорзальных (т. е. самых верхних) щупалец.

        У других видов головоногих моллюсков самцов от самок очень трудно отличить по внешности (если не считать гектокотиля, которого самки лишены). Лишь у самцов некоторых осьминогов заметны более крупные присоски, чем у самок того же вида.

Жизнь животных: в 6-ти томах. — М.: Просвещение. Под редакцией профессоров Н.А.Гладкова, А.В.Михеева. 1970.